– А что он может? – Ну, например, может так разумно и толково составить для кого-нибудь завещание, что комар носу не подточит. – Поду-умаешь… – Ну хорошо, а известно тебе, что он лучший игрок в шашки во всем нашем городе? Ого, на «Пристани», когда мы были еще совсем детьми, он мог обыграть кого угодно и на том берегу и на этом. – Да что вы, мисс Моди, мы с Джимом всегда его обыгрываем! – Потому что он вам поддается, пора бы понимать. А известно тебе, что он умеет играть на губной гармошке? Есть чем хвастать! Мне стало только еще больше стыдно за Аттикуса. – Ладно же… – Что ладно, мисс Моди? – Ничего. Ты, видно, не умеешь гордиться отцом. Не всякий может играть на губной гармошке. А теперь не вертись-ка у плотников под ногами. Беги домой, я сейчас займусь азалиями, и мне некогда будет за тобой смотреть. Еще доской зашибет. Я пошла к нам на задворки, там Джим палил в консервную банку – самое глупое занятие, когда кругом полно соек. Я вернулась в сад и два часа сооружала крепость, на строительство пошли автопокрышка, ящик из-под апельсинов, бельевая корзина, стулья с веранды и маленький национальный флаг с коробки от жареной кукурузы – мне его дал Джим. Когда Аттикус пришел обедать, я сидела в крепости и целилась. – Ты куда метишь? – В попку мисс Моди. Аттикус обернулся и увидел мою обширную мишень – мисс Моди склонилась над кустами у себя в саду. Аттикус сдвинул шляпу на затылок и зашагал через улицу. – Моди, – окликнул он, – хочу тебя предупредить. Тебе грозит серьезная опасность. Мисс Моди выпрямилась и поглядела на меня. И сказала: – Аттикус, ты просто дьявол. Потом Аттикус вернулся и велел мне переменить позиции. – И чтоб я больше не видел, что ты в кого бы то ни было целишься из этого оружия, – сказал он. А хорошо, если б мой отец был просто дьявол! Я стала расспрашивать Кэлпурнию. – Мистер Финч? Да он все на свете умеет. – Ну что, что? Кэлпурния почесала в затылке. – Не знаю я толком, – сказала она. А тут еще Джим спросил Аттикуса, будет ли он играть за методистов, и Аттикус ответил – нет, он для этого слишком стар и может сломать себе шею. Методисты хотели выкупить заложенный участок при своей церкви и вызвали баптистов сразиться в футбол. В матче должны были участвовать отцы всех мейкомбских ребят, кроме, кажется, одного Аттикуса. Джим сказал – он и смотреть-то не хочет, но где ему было утерпеть, раз играют в футбол, хотя бы и любители! Конечно, он пошел, и стоял рядом со мной и Аттикусом, и мрачно смотрел, как отец Сесила Джейкобса забивает голы методистам. Один раз в субботу мы с Джимом захватили свои ружья и пошли на разведку – может, подкараулим белку или кролика. Миновали дом Рэдли, отошли еще ярдов на пятьсот, и вдруг я вижу, Джим украдкой поглядывает куда-то в сторону. Повернул голову вбок и скосил глаза. – Ты что там увидал? – А вон пес бежит. – Это Тим Джонсон, да? – Угу. Хозяин Тима, мистер Гарри Джонсон, шофер мобилского автобуса, жил на южной окраине города. Тим, пойнтер с рыжими подпалинами, был любимцем всего Мейкомба. – Что это он? – Не знаю, Глазастик. Давай вернемся. – Ну-у, Джим, сейчас февраль. – Все равно, надо сказать Кэлпурнии. Мы побежали домой и ворвались в кухню. – Кэл, – сказал Джим, – выйди на минутку на улицу, пожалуйста. – А зачем? Некогда мне каждый раз выходить. – Там собака, и с ней что-то неладно. Кэлпурния вздохнула. – Некогда мне сейчас собачьи лапы перевязывать. В ванной есть марля, возьми сам и перевяжи. Джим покачал головой: – Этот пес болен, Кэл. Что-то с ним неладно. – А что, он ловит себя за хвост? – Нет, он делает вот так. – Джим весь сгорбился, изогнулся и стал разевать рот, как золотая рыбка. – Он, видно, и сам не рад, а по-другому идти не может. – Ты меня не разыгрываешь, Джим Финч? – Голос у Кэлпурнии стал сердитый. – Нет, Кэл, честное слово! – Этот пес бежит бегом? – Нет, он как-то трусит рысцой, только очень медленно. Он идет сюда. Кэлпурния сполоснула руки и вышла за Джимом во двор. – Никакого пса не видать, – сказала она. Мы повели ее мимо дома Рэдли, и она поглядела в ту сторону, куда показал Джим. Тим Джонсон был еще очень далеко, но он шел к нам. Он двигался как-то вкривь, будто правые лапы у него короче левых. Я подумала – он как автомобиль, который забуксовал на песке. – Он стал какой-то кривобокий, – сказал Джим. Кэлпурния вытаращила глаза, потом сгребла нас за плечи и скорей потащила домой. Захлопнула дверь, бросилась к телефону и закричала: – Дайте контору мистера Финча! Мистер Финч, это Кэл! Как перед Богом, на нашей улице бешеная собака… Да, сэр, к нам бежит… да… Мистер Финч, вот вам мое честное слово… Тим Джонсон, да, сэр… хорошо, сэр… хорошо… Она повесила трубку, мы стали спрашивать, что говорит Аттикус, а она только головой мотнула. Постучала по рычагу и сказала в трубку: – Мисс Юла Мэй… нет, мэм, с мистером Финчем я уже поговорила, пожалуйста, больше не соединяйте… Послушайте, мисс Юла Мэй, может, вы позвоните мисс Рейчел, и мисс Стивени Кроуфорд, и у кого там еще есть телефоны на нашей улице? Скажите им – идет бешеная собака! Пожалуйста, мэм! – Она послушала немного. – Знаю, что февраль, мисс Юла Мэй, только я уж знаю, который пес здоровый, а который бешеный, не ошибусь. Пожалуйста, мэм, поторопитесь! Потом Кэлпурния спросила Джима – а у Рэдли телефон есть? Джим посмотрел в телефонной книге и сказал – нету. – Да ведь они из дому не выходят, Кэл. – Все равно, надо им сказать. Она выбежала на веранду, мы с Джимом кинулись было за ней. – Сидите дома! – прикрикнула она. Мисс Юла уже передала предупреждение Кэлпурнии всем нашим соседям. Сколько хватал глаз, по всей улице двери были закрыты наглухо. Тима Джонсона нигде не было видно. Кэлпурния подобрала юбки и фартук и бегом кинулась к дому Рэдли. Взбежала на веранду и забарабанила в дверь. Никто не выглянул, и она закричала: – Мистер Натан! Мистер Артур! Берегитесь, бешеный пес! Бешеный пес! – Ей полагается стучать с заднего крыльца, – сказала я. Джим покачал головой. – Сейчас это не важно, – сказал он. Напрасно Кэлпурния ломилась в дверь. Никто не откликнулся, казалось, никто ее и не слышит.