– Можно мы с Глазастиком одолжим у вас снега? – О господи, да берите весь! Там под крыльцом есть старая корзинка из-под персиков, наберите в нее и тащите. – Тут мисс Моди прищурилась. – Джим Финч, а что ты собираешься делать с моим снегом? – Вот увидите, – сказал Джим, и мы перетащили со двора мисс Моди столько снегу, сколько могли. Это была очень мокрая и слякотная работа. – А дальше что, Джим? – спросила я. – Вот увидишь, – сказал он. – Бери корзинку и тащи с заднего двора в палисадник весь снег, сколько соберешь. Да смотри зря не топчи, ступай по своим следам. – У нас будет маленький снеговичонок? – Нет, настоящий большой снеговик. Ну, давай принимайся, дела много. Джим побежал на задворки, достал мотыгу и начал быстро-быстро рыть землю за поленницей, а всех червей откидывал в сторону. Потом сбегал в дом, принес бельевую корзину, насыпал в нее доверху земли и поволок в палисадник. Когда мы натащили туда пять корзин земли и две корзины снегу, Джим сказал – можно начинать. – Что-то грязь получается, – сказала я. – Это сейчас грязь, а после будет хорошо, – ответил Джим. Он стал лепить из земли ком, а на нем второй, все больше и больше, и получилось туловище. – Джим, разве бывают снеговики-негры? – спросила я. – Потом он не будет черный, – буркнул Джим. Он принес из-за дома персиковых прутьев, сплел их по нескольку штук и согнул, получились кости, их надо было облепить глиной. – Это мисс Стивени Кроуфорд, – сказала я. – Сама толстая, а ручки тоненькие. – Сейчас сделаю потолще. – Джим облил грязевика водой и прибавил еще земли. Поглядел, подумал и слепил толстый живот, выпирающий ниже пояса. Потом поглядел на меня, глаза у него блестели. – Мистер Эйвери ведь похож на снеговика, верно? Потом он набрал в горсть снега и налепил сверху. Мне он позволил лепить снег только на спину, а все, что будет на виду, делал сам. Понемногу мистер Эйвери побелел. Джим воткнул ему сучки на место глаз, носа, рта и пуговиц, и мистер Эйвери стал сердитый. Для полноты картины в руки ему дали полено. Джим отступил на шаг и оглядел свое творение. – Прямо как живой! – сказала я. – До чего здорово, Джим! – Правда неплохо? – смущенно сказал Джим. Мы не могли дождаться Аттикуса к обеду, а позвонили в суд, что у нас для него сюрприз. Он пришел и, видно, удивился, что мы всю землю из-за дома перетащили в палисадник, но сказал – мы отлично поработали! – Я не совсем понимал, из чего ты его вылепишь, – сказал он, – но впредь я могу за тебя не волноваться, сын, ты всегда что-нибудь да придумаешь. У Джима даже уши покраснели от такой похвалы, но Аттикус отступил на шаг, и он насторожился. Аттикус разглядывал снеговика. Весело улыбнулся, потом засмеялся. – Не знаю, что из тебя выйдет, сын, – инженер, адвокат или художник-портретист. Но сейчас тебя, пожалуй, можно судить за публичное оскорбление. Придется этого малого замаскировать. И Аттикус предложил Джиму поубавить брюшко снеговика, дать в руки вместо полена метлу и повязать фартук. Джим объяснил, что тогда опять будет не снеговик, а грязевик. – Ну, сделай по-другому, но что-то сделать надо, – сказал Аттикус. – Ты не имеешь права лепить карикатуры на соседей. – Это не критикатура, – сказал Джим. – Он на самом деле такой. – Мистер Эйвери может с тобой не согласиться. – Придумал! – сказал Джим. Он побежал через улицу, скрылся за домом мисс Моди и вернулся гордый и довольный. Нахлобучил на снеговика ее широкополую соломенную шляпу, а в согнутую руку сунул садовые ножницы. Аттикус сказал – вот и прекрасно. Из дому вышла мисс Моди и остановилась на крыльце. Поглядела через улицу. И вдруг усмехнулась. – Джим Финч, ах ты, чертенок! – крикнула она. – Подайте сюда мою шляпу, сэр! Джим поглядел на Аттикуса, Аттикус покачал головой. – Она это не серьезно, – сказал он. – Просто она поражена твоими… талантами. Аттикус перешел улицу, и они с мисс Моди оживленно заговорили о чем-то, размахивая руками; до меня донеслось только: – …выставить во дворе самого настоящего Мофродита! Хорошо же ты их воспитываешь, Аттикус! Днем снег перестал, похолодало, и к ночи сбылись худшие предсказания мистера Эйвери: Кэлпурния не переставая, топила все печи, а мы все равно мерзли. Вечером Аттикус сказал: плохо наше дело – и спросил Кэлпурнию, может, ей лучше остаться у нас ночевать. Кэлпурния обвела взглядом большие окна и высокие потолки и сказала – у нее дома, наверно, теплее. И Аттикус отвез ее в автомобиле. Перед сном Аттикус подбросил угля в печку у меня в комнате. Он сказал – сейчас шестнадцать градусов, он не упомнит такого холода, а наш снеговик совсем заледенел. Мне показалось, прошло совсем мало времени, и вдруг кто-то трясет меня за плечо. Я проснулась и увидела поверх одеяла пальто Аттикуса. – Разве уже утро? – Вставай, малышка. Аттикус протянул мне мой купальный халат и пальто. – Сперва надень халат, – сказал он. Рядом с Аттикусом стоял Джим, весь встрепанный, его качало. Одной рукой он придерживал ворот, другую сунул в карман. Он был весь какой-то толстый. – Быстрее, дружок, – сказал Аттикус. – Вот твои носки и башмаки. Я ничего не поняла, но обулась. – Уже утро? – Нет еще, второй час. Ну-ка, побыстрее. Наконец до меня дошло: что-то не так. – А что случилось? Но теперь ему уже незачем было объяснять. Как птицы знают, что пора укрыться от дождя, так я знала, когда на нашу улицу приходила беда. Я услышала какое-то шелковистое шуршанье, шорохи, приглушенную суету, и мне стало страшно. – У кого это? – У мисс Моди, дружок, – мягко сказал Аттикус. С веранды мы увидели, что у мисс Моди из окон столовой рвется пламя. И словно затем, чтоб мы скорей поверили своим глазам, взвыла над городом пожарная сирена – все тоньше, визгливее – и никак не умолкала. – Все сгорит? – жалобно спросил Джим. – Наверно, – сказал Аттикус. – Теперь вот что. Подите оба к дому Рэдли и стойте там. И не вертитесь под ногами, слышите? Видите, с какой стороны ветер? – О-о! – сказал Джим. – Аттикус, может, надо уже вытаскивать мебель? – Пока еще рано. Делай, что я велю. Ну, бегите! Смотри за сестрой, Джим, слышишь? Не отпускай ее ни на шаг. И Аттикус подтолкнул нас к воротам Рэдли. Мы стояли и смотрели, нашу улицу все тесней заполняли люди и автомобили, а тем временем огонь молча пожирал дом мисс Моди. – Ну что они так долго, что они так долго… – бормотал Джим. Но мы понимали, в чем дело. Старая машина не заводилась на морозе, и целая толпа катила ее по улице, просто подталкивая руками. А когда шланг прикрутили к водоразборной колонке, он лопнул, струя брызнула вверх и окатила мостовую. – Ой, Джим!.. Джим обнял меня за плечи: – Тише, Глазастик. Подожди волноваться. Я тебе тогда скажу. Жители Мейкомба, более или менее одетые, через двор выносили мебель мисс Моди на улицу. Аттикус тащил тяжелую дубовую качалку, и я подумала, какой он умный, спас ту самую вещь, которую мисс Моди любит больше всего. По временам слышались крики. Потом в окне мансарды появился мистер Эйвери. Он выкинул под окно тюфяк и бросал на него разные вещи, пока все не закричали: – Спускайтесь, Дик! Лестница горит! Уходите оттуда, мистер Эйвери! Мистер Эйвери стал вылезать в окно.