Ответ: абсолютно реальным. В том-то и проблема. Это нарциссический абьюз. Его жертва как бы подключается к весьма причудливым перепадам, к циклам чужой психики и живёт в них вынужденно, не вполне понимая, что именно с ней происходит и почему. Не контролируя эти процессы, но участвуя в них всецело. Это игра, в которой у тебя нет права на выход. Утешения в духе «да всё это сто раз уже было» для меня не работали. Я каждый раз падала на дно колодца. В более здоровых отношениях ты переживаешь разрыв один раз, это болезненно, но жить дальше можно. Ты вылечиваешься от травмы постепенно. В созависимых ты становишься покорным роботом Долорес Абернати из сериала «Westworld», с которой снова и снова жестоко расправляются, а потом стирают память. И она опять улыбается новому дню. Я была Долорес Абернати. Первый признак моего личного срыва начинался с конкретно той секунды, когда я понимала, что всё, оно меня скосило и яд насилия снова попал в организм. Допустим, это реальная ссора, или очень плохой разговор, который не приводит к пониманию и примирению, или токсичные слова даже в переписке. И после этих слов ты — словно раненая, с пулей под ребром. Кровь струится сквозь пальцы, зажимающие рану. Розовая пена струится вниз по Самотёчной. Обычно начало депрессии ощущалось как сжатие желудка, превращение его в очаг дикого напряжения. Я уже знала, что меня ждёт вслед за такой ссорой. Собственно, депрессия характеризуется для меня возможностью или невозможностью расслабить этот очаг. Эту мышцу. Из дикого напряжения в желудке и ниже до самых пяток моментально рождалась и могла продолжаться месяцами целая симфония состояний. Если переводить на доступный язык эзотерики, то у меня при депрессии отключались, немели три, а иногда и четыре нижние чакры. Первая — связь с землёй и ощущение уверенности в себе, стабильности, буквально — стояния на ногах. При депрессии кажется, что ты валишься с ног, еле прикасаешься к асфальту. Выключается или, наоборот, дико заводится, выводится из состояния покоя сексуальная чакра у основания позвоночника. Сжатие, перенапряжение, утомление — как от спорта — и невозможность при этом отдохнуть. Быстро входишь в состояние работы на износ. Отсюда через день-два депрессии наступает огромная усталость. Тогда обычно спрашивают: «Слушай, чего такая грустная? Приезжай к нам в бар выпить?» «Сорри, у меня нет сил», — отвечаешь ты. Откуда им взяться? Хочется полежать под одеялом. Как после активного спорта. Только вот перевести дух всё равно не получится. Третья область, которая отключится, — для меня самое слабое место при депрессии. В области, собственно, живота. Это чакра пищеварения и восприятия физического мира. У меня сильнее всего отключалось тут. С первой же секунды, когда я ощущала, что захожу на новый круг насилия в отношениях, я не могла больше есть. Тебе когда-нибудь приходилось волноваться перед выходом на сцену? А хотелось в этот миг заточить отбивную с салатом? Едва ли. А после выступления хотелось? Да, вполне, очень классно после пережитого акта напряжения психики как следует поесть. А теперь представь себе, что вот эта штука, когда не хочется отбивную, длится неделями. И не отпускает. Несмотря на то что объективно уже должен быть голод, ты обязана хотеть есть, но ты не хочешь. Ты в лучшем случае заставляешь себя есть супы и котлеты, а они — бумажные на вкус. Первый эффект от антидепрессантов так и описывается: «Твоё любимое мороженое снова станет вкусным». Я и сейчас тестирую спокойствие своего внутреннего мира по мороженому. Любишь мороженое — значит, всё нормально. Мороженое не приносит ни капли радости — значит, беда. Минус два килограмма, минус три, пять. А семь не хочешь? А десять? В периоды острых депрессий я худела до костей за пару недель и выглядела, как мне казалось, интересно и трагично. Делала селфи с загадочными хештегами и выкладывала их в инстаграм. Теперь, когда я вижу такие таинственные одинокие селфи, я понимаю: человеку плохо. Моя подружка А. видела меня в этих состояниях ещё до своего отъезда в Нью-Йорк, она меня тогда называла «акулка», потому что у меня очень торчали скулы. Ты ещё тут? Слушай. Если всё будет совсем плохо, то забарахлит ещё и выше желудка, там, где сердце. Если не сломается, то будет всё время бешено колотиться, ему будет тяжело тащить на тросе эту колонну заглохших автомобилей. Те области твоего психосоматического здоровья, у которых слетели «настройки». Я почему-то всегда жалела себя в этом месте. «Как бьётся сердце, надо же». «Сердце сейчас выскочит из груди». «А сердце-то как колотится, значит, я живу». Когда ощущения достигали области сердца, я начинала за себя переживать. А способность переживать за себя — признак здоровья. То есть в области чувств разрушительная сила моей депрессии и останавливалась. Взрывная волна достигала этой зоны. В первый раз, когда меня захлестнула такая депрессия, у меня ещё не было постоянного психотерапевта. И я буквально приползла тогда к незнакомому психотерапевту, которого мне порекомендовала коллега. Это был очень уважаемый и известный в профессиональных кругах человек с массой дипломов на стенах. Ему нравилось сообщать мне, какие звёзды российского театра и кино прошли через его кабинет. Мне было всё равно, что он говорит. Я хотела, чтобы он помог мне. Я поняла тогда, что у меня не получается больше привести себя в порядок самостоятельно. Я плакала, плакала и плакала. Я не ела, не ела и не ела. При этом каким-то образом я всё ещё умудрялась оставаться мамой и работать журналисткой. Наверное, весь остаток моего ресурса уходил на эти две роли. Тот терапевт и правда спас меня. Довольно грубым, но действенным способом. Он прописал мне какое-то сильное успокоительное с четвертинкой таблетки антидепрессанта. Через две недели после начала приёма я наконец-то смогла сделать вдох и расслабиться. Помню, я сидела после работы в японском кафе и впервые за долгие месяцы испытывала наслаждение. Я себе нравилась. Я крутая, я в деловом костюме, я стала боссом на работе, у меня даже есть подчинённые. После долгого делового дня я ем свои самые любимые суши, я оплачиваю их деньгами, которые сама заработала. Это был очень примитивный кайф. Но как мне было хорошо, когда я его ощутила. Тогда антидепрессанты помогли мне выбраться из ледяного колодца месяца за два с половиной. Во второй раз меня снова очень сильно закрутило уже после официального развода. Который ничего не значил в тех отношениях, он ни к чему не привёл. Это была одна из версий псевдорасставания. Я была бы благодарна за обыкновенный развод, глухой и грубый финал. Но я, к своему ужасу, понимала, что это не развод, а очередной кружок спирали, после которого мне будет предложено всё простить. Тогда к описанной выше картине депрессии добавилась ещё и бессонница. Да какая бессонница! Я испугалась её раз и навсегда. С тех пор я осознала, что с нарушением сна шутки очень плохи и опасны. К тому времени у меня уже была постоянная психотерапевтка, она знала мою историю, мою динамику, а я знала, что даже в самой тяжёлой ситуации я смогу на неё опереться. Это она поняла, что дела мои были плохи. Когда на третью ночь без сна мне стало страшно. Когда вся вот эта романтика — «отстаньте, у меня бессонница, я потеряла сон» — ушла напрочь. Я клала голову на подушку, понимая, что безумно устала, я не спала к тому моменту около семидесяти часов. Вроде как выключалась, но через несколько секунд меня вышвыривало из дрёмы — я просыпалась на резком вдохе. Подсознание натыкалось на образ с таким тревожным зарядом, что я вскакивала в постели, как от кошмара. Так повторялось раз пятнадцать, и ночь прошла, так и не подарив мне сон. Помню, после той страшной третьей ночи бессонницы я довезла своё тело до кабинета и терапевтка спросила меня: «По шкале, где 1 — хорошее самочувствие, а 10 — это совсем невмоготу, вы сейчас где?» Я говорю: «9». Мне помогло тогда снотворное, которое действует как общий наркоз. Говорят, оно вредное, я использовала его дня три, но тогда я наконец-то отдохнула. Это было животное удовольствие. Сон. Утро после снотворного я до сих пор вспоминаю с облегчением. Одновременно я начала курс антидепрессанта, который тоже регулировал сон, но более деликатно и через накопительный эффект. Это лечение депрессии было гораздо более мягким, чем в первый раз. Через три недели я утопала в ощущении благодарности за то, что выбралась из персонального ада. Кому я была благодарна? Себе. Я научилась выходить из состояний, которые прежде отнимали у меня по полгода. На меня работал мой же опыт. Депрессия больше не была для меня пугающей неизвестностью. Я умела её предвидеть и устранять. Я знала заранее, что у меня начнётся депрессия после развода, после очередного расставания и ссоры. Боролась с ней сразу тяжёлой артиллерией. Антидепрессанты, работа, строгий режим питания, строгий режим спортивных занятий для выброса эндорфинов и практика перехода в другую социальную среду. Я постепенно переставала общаться с людьми, которые поддерживали абьюз в моей семье или закрывали на него глаза. Я рвала связи с общими друзьями. Ни разу не прикасалась к антидепрессантам с тех пор. Были моменты очень большой тревоги. У меня случались кошмарные сны, бессонницы, беспокойства. Психика не вылечивается моментально. Но так сильно — когда системы жизнеобеспечения одна за другой отключаются — меня больше ни разу не скручивало. Мне очень помогла психотерапия. Опыт контроля за своим состоянием. Каждый раз, когда во время или после сессий у меня повышалась тревожность, моя терапевтка помогала мне двигаться вперёд, не бояться. Она говорила мне, что я справлюсь на этот раз сама, что это не депрессия у меня, а интенсивная работа психики. Через печаль, через моменты очень горестных озарений и проживаний наиболее тяжёлых и важных моментов из прошлого. Финал, катарсис моей психотерапии совпал с началом 2016 года, когда умер Дэвид Боуи, потом я потеряла кольцо в уборной на работе, а потом — улетела в Нью-Йорк навестить мою подружку А. и встретила Д. Со временем я действительно вырвалась из созависимых отношений и абьюза. Резким рывком, очень мощным волевым движением, на который накопился к тому времени ресурс. Какой ресурс? Гнев. Благодаря психотерапии во мне накопился гнев и умение относиться с эмпатией к себе. Вначале решительное действие, и только потом — постепенно — моя психика перестраивалась. Я ушла очень далеко от своих привычных моделей поведения, от заводских, так сказать, настроек. Проснулась. Училась правильно обращаться с собой. Как будто читала сама к себе инструкцию. Узнавала, как устроена именно моя психосоматика. Издалека чуяла состояния, когда кто-то вгонял меня в ложную тревогу, пытался искажать моё восприятие, указывал мне, что я должна ощущать, дурил мне голову своими проекциями. Я избегала теперь любых состояний, связанных с «пережатым» желудком. Кроме разве что публичных выступлений и выходов в прямой эфир. Но это работа, это совсем другое. Я всегда занимаюсь хотя бы каким-нибудь спортом, но больше всего мне нравится динамичная, мощная йога. Это — чтобы копить собственные силы, ресурс, мне нельзя быть слабой. Я не курю, я осторожна с алкоголем, я слежу за питанием. Я и по-прежнему боюсь двух штук: когда от нервов худеешь до костей и когда не спишь. Если эти состояния только начинают подкрадываться ко мне, я моментально бью тревогу. Надо что-то менять в образе жизни. Поэтому я называю Нью-Йорк рехабом. Но это мог быть любой другой город. Если бы именно в нём я познала свободу быть собой. Эльфийка Сегодня, когда я ехала в метро от океана домой, на одной из маленьких бруклинских станций в вагон зашла девушка, которая сразу привлекла к себе моё внимание. Думаю, я тоже ей понравилась. По крайней мере, стоило нашим взглядам на долю секунды пересечься, как она одарила меня изумительной улыбкой. Не дежурной игрой лицевых мышц. А именно от сердца, когда обозначаются морщины на углах глаз и будто бы какой-то заговор. А может, она всем так улыбается? Эта девушка была такой грациозной. Длинные руки, прямой позвоночник, вытянутая шея, эталонный овал лица без единого лишнего изгиба. Вытянутые и чуть азиатские глаза, чёрные ресницы и тёмный равномерный загар, придающий всему её телу медовое сияние. Ни тени косметики, почти невидимая золотая цепочка, легчайший летний комбинезон из какой-то предельно натуральной ткани вроде конопли, холщовая сумка. И книга, зажатая пальцем на нужной странице. Она ещё постоянно приподнималась на мысочки, словно с удовольствием разминая ноги после удачного занятия балетом. Вьющиеся волосы, убранные в «ракушку». Я в Нью-Йорке так часто любуюсь теперь незнакомыми людьми, что приучила разум сочинять им сценарии. Кем бы она могла быть? Она, несомненно, веганка, знает пару языков, кроме английского, обожает современный танец. Самым удивительным в ней было даже не обаяние, передающееся на уровне физического присутствия в скучном вагоне метро. Удивительными были её волосы, соль с перцем в соотношении примерно 80 к 20. Она была почти полностью седой. И это её молодое, полное жизни и любви лицо и одновременно пронизанная опытом улыбка. Невозможно было предположить даже примерно, сколько ей лет. 25? 1000? Эффект эльфийки Галадриэль из «Властелина колец». Эффект Тильды Суинтон. Только место действия — Бруклин вечером жаркого буднего дня.