– Если они причинят ей вред, я все сделаю, я их найду и… – Лариса с отчаянием вцепилась в руку подруги. – Ну, конечно, дорогая, мы их обязательно найдем, только ты не волнуйся. Тебе надо поправиться, а то как мы с тобой будем искать Аню? Через час пришел лечащий врач, долго качал головой, выслушивая горячие просьбы Ларисы отпустить ее домой, тыкал дорогой ручкой в распечатку электрокардиограммы, пытаясь объяснить этим двум русским, что с таким состоянием она может просто не долететь до Москвы… Потом согласился созвониться со страховой компанией и выяснить, можно ли будет организовать ее эвакуацию в сопровождении медицинского работника. На этом и расстались. И тут же в палату вошел пожилой, очень смуглый офицер полиции с погонами, обильно украшенными золотым шитьем, – видимо, большая шишка, подумала Маша, – тихо откашлялся в кулак и на малопонятном русском рассказал все то, что она узнала от консула и передала Ларисе. – Ми направиль сапрос Интерпол, заявление ханым будет закрыт расследование, и результат сообщим последствии, дробний отчет письменном форме предостаит письменный запрос российский сторона, – тихо бубнил темнокожий офицер, время от времени передыхая от сложных слов русского языка. – Вы понималь? – Да-да, спасибо! – Лариса нетерпеливо перебила его. – А могу я попросить копию тех материалов, что вы получили из Стамбула? – Материалиф? – переспросил офицер, вытирая лоб белейшим платком. Маша не выдержала, повторила вопрос по-английски. Офицер обрадовался и, беспрестанно кивая, быстро и внятно рассказал, что официально материалы они могут переслать в Россию по запросу МВД очень быстро, но частным лицам это невозможно, поэтому госпожа должна как можно быстрее обратиться в российское МВД, и тогда… – Конечно, конечно, я так и сделаю, – тоже быстро по-английски ответила Лариса, поняв, что ничего больше не добьется. – Благодарю вас, офицер, я нахожусь под большим впечатлением от эффективной работы турецкой полиции. – Это наш долг, уважаемая госпожа! – Офицер встал, четко наклонил лысеющую голову. – Мы весьма сочувствуем вам, дети – это всегда так болезненно… Всего вам наилучшего! – И он с явным облегчением вышел. – Маша, я хочу домой! – Лариса прижала руки к груди. – Полетели, а? Мне кажется, я приеду домой, а Аня там! – Хорошо бы! – Маша поднялась. – Давай я схожу в администрацию клиники, попрошу ускорить наше дело, а? 23 августа 2008 года, суббота, утро Корявая, изрезанная или растрескавшаяся серая стена падала медленно и без звука. Из трещин в ней лезла какая-то пакля, сочилась грязная жижа. Стена падала, разбивалась и снова вырастала до самого неба. Его Аня не видела, но точно знала, что стена уходит туда, за облака, и снова будет падать на нее, придавливая к земле, вбивая в пыль… На краткий миг она приходила в себя, вспоминала про стену, которая всегда падала, когда у нее поднималась высокая температура. Пыталась разглядеть темные тени вокруг, но ничего не увидела. Только слева стоял кто-то высокий и толстый в белом и молча смотрел на нее. Из-под длинной хламиды торчали босые ноги… Нет, львиные лапы с когтями, с ужасом поняла Аня. В противоположном углу была огромная черная дыра, из нее несло запахом пожара. Глаза болели от малейшего движения, поэтому она и не пыталась разглядеть дыру, только боялась ее… Потом приходила мама, клала прохладную ладонь на лоб, лила на Аню что-то приятное, холодное. Она снова падала в темноту, но тут же на нее начинала падать серая гадкая стена, и все повторялось вновь и вновь. Кто-то переворачивал ее, обтирал чем-то мягким, укрывал. Она не противилась теплым рукам, только просила пить, но тот, добрый, долго не понимал, но потом понял, дал ей пить что-то горькое. Аня глотнула, зашлась в кашле и замотала головой: не надо… …Она проснулась, вокруг было светло. В голове тихо звенело. Попыталась осмотреться, но глаза все еще поворачивались с болью. Она лежала посередине большой комнаты на старом мягком диване, укрытая легким одеялом. Два окна сбоку были зашторены темными портьерами, потолок к ним спускался как-то косо. На себе Аня обнаружила батистовую рубашку с кружевами и голубыми ленточками – такое платье было у ее немецкой куклы Агнессы, которую подарила бабушка давным-давно. Слева от дивана действительно высилась белая колонна – круговая занавеска над старинной фаянсовой ванной, стоявшей на четырех львиных лапах. Вон оно что, подумала Аня, никакой это не великан, а просто ванна. Почему она оказалась в комнате, понять было невозможно, но Аня и не пыталась. Она просто смотрела. Черная дыра в углу оказалась камином, полка над ним была завалена книжками, какими-то расхристанными бумагами. Над камином висел деревянный футляр скрипки, рядом – темный смычок. С другой стороны висел фотопортрет юноши – с длинными кудрявыми волосами, мечтательным взглядом, пухлыми губами. Сбоку раскорячился старый мольберт, на котором стоял незаконченный натюрморт – какой-то кувшин, пара гранатов, желтая груша… Перед диваном стоял низкий столик, тоже заваленный. В большом кресле рядом спала девушка – толстенькая, веснушчатая, с очень короткими рыжими волосами. На полу рядом стоял фарфоровый тазик с водой, в нем плавала губка. Аня страшно хотела в туалет, но где он здесь, было непонятно. Она попыталась встать, ее качнуло. Она задела столик, с него что-то упало с легким шорохом, но девушка в кресле тут же встрепенулась. – О-о, ты уже проснулась! – весело сказала она по-английски. – Привет! Я – Ханна! Как тебя зовут? – Аня, – от неожиданности по-русски сказала она. Сообразив, повторила по-английски: – Меня зовут Анна. – О-о, мы с тобой тезки? – еще больше развеселилась девушка. – Можно мне в туалет? – спросила Аня. Голос звучал как чужой – хриплый и низкий. – Конечно! – деловито сказала девушка. – Я тебя провожу? – Н-нет, я сама, только покажите, пожалуйста, куда идти. – Иди за мной, о’кей? – Ханна пошла по комнате, оглядываясь. Аня, пошатываясь и хватаясь за встречные предметы, следовала за ней. В углу Ханна пропала, оказалось, там маленький квадратный коридорчик-аппендикс, в который выходили три узкие двери. Одна из них и оказалась дверью в туалет. Он был узкий и очень высокий, смывной бачок висел высоко вверху, с него свисала длинная цепь, на конце которой болталась фарфоровая еловая шишка. Ханна зажгла свет, открыла дверь и повела рукой: «Вуаля!» Аня протиснулась в узкое пространство… Когда она вернулась в комнату, Ханна, переодевшись в джинсы и зеленую майку, пыталась привести в порядок ее диван. Аня молча остановилась рядом. – О’кей, ты ложись, Диди сказал, тебе еще рано вставать. – Ханна откинула одеяло. – Ложись-ложись, ты болеешь, надо лежать. Аня робко легла, натянула одеяло до подбородка. Горло болело, словно его надрали металлической теркой. – А где я? – тихо спросила она. – О-о, ты не помнишь, как Диди и Кристина привезли тебя сюда позавчера? – Ханна весело рассмеялась. – Ты была как Пьеро, знаешь? – Она показала, как смешно висели руки Ани и вся она вихлялась, как тряпичная кукла. – Вот сейчас придет Кристина, она расскажет, где они тебя нашли. – Можно мне попить? – Аня со страхом подумала: «Позавчера, значит, я тут уже третий день? А что было за эти три дня?» – О-о, момент! – Ханна постучала костяшками пальцев по своему лбу. – Диди сказал, чтобы я дала тебе какао, а я забыла, пустая голова! – Она пошла в другой конец комнаты, снова пропала и через несколько минут принесла большую керамическую кружку. – Вот, пей! Аня взяла горячую кружку, отпила – какао было жидкое, но очень вкусное, она разом выпила почти полкружки. Ханна с любопытством наблюдала за ней. – Ты ведь русская, да? – неожиданно спросила она. – Кристина сказала, что русская. В это время раздался громкий стук захлопнувшейся двери, и с той стороны, откуда Ханна принесла какао, появилась другая девушка – хрупкая блондинка с острым носиком. В ее лице было что-то птичье, и смотрела она по-птичьи, одним глазом, Аня точно знала. Но откуда, не помнила. Ханна произнесла длинную фразу на каком-то странном языке, показалось, по-фински или шведски. Кристина бросила на кресло бумажные пакеты. – Ну, как ты себя чувствуешь? – обратилась она к Ане. – Спасибо, лучше, – хрипло прошептала Аня. – Только я ничего не помню… – Так, сейчас расскажу. – Кристина уселась в кресло, закурила тонкую коричневую сигарету. – Мы с моим другом Дидье музицировали на Монмартре. Ты сначала сидела, слушала музыку. А потом просто упала нам под ноги. Борис, который играет на аккордеоне, сказал, что надо вызвать полицию, но мы с Дидье решили, что это будет неправильно. И привезли тебя сюда, к нам. Мы с Ханной снимаем эти апартаменты у мадам Кюле, старой зловредной буржуа. Мы учимся в Сорбонне, в университете Париж-один, я изучаю политологию, Ханна – медиевистику. А Дидье, он учится в университете Париж-пять, будет врачом. Он тебя лечил, и, кажется, довольно успешно? Кристина говорила по-английски бегло и понятно, только некоторые звуки у нее получались мягкими, словно приглушенными. – А ты ведь русская, да? – спросила она, наклонив хорошенькую головку и посмотрев одним глазом. – Ты говорила русские слова… – Да, я из Москвы, – прохрипела Аня. – Только у меня нет документов. – Опля! – Кристина докурила свою сигарету и наклонилась в Ане. – А ты что, сбежала? Тебя, наверное, ищут? – Нет, я не сбежала. – Аня почувствовала, как слезы горячей волной подступили к горлу. – Меня, наверное, украли… Мы с мамой были в Турции, и в аэропорту мне сказали, что маме плохо, ее на скорой увезли в больницу… Меня посадили в машину, и дальше я не помню ничего. Мне тоже стало плохо, а потом я очнулась тут, в больнице… Я знаю, где этот дом, недалеко от Эйфелевой башни, я могу показать… Я оттуда убежала, я думала, это плохие люди, которые меня увезли… А паспорт остался у них. Я спала в парке, а потом ходила много, не знаю где… И я не знаю, где моя мама. Она говорила сбивчиво, но Кристина и Ханна слушали ее внимательно. Кристина даже пересела к ней на диван, взяла за руку. Аня в конце концов расплакалась, но ей было уже все равно. Только сейчас она поняла, что все ужасно, что она совсем одна и никогда не попадет домой, не увидится с мамой. – А я была в России, – неожиданно сказала Кристина. – В Петербурге. У нас была встреча финской и российской молодежи. Я знаю русские слова. – Она наморщила лоб и старательно выговорила: – Да-вай накатим, пое-хали, привьет, ста-руха! А твоя мать разве тебя не ищет? – неожиданно сменила она тему. – Или другие родственники в России? – Я не знаю, – прошептала Аня. – У меня забрали сим-карту из телефона, и зарядник остался в чемодане, я не могла позвонить никому. – О-о! – Кристина порылась в большой сумке, достала телефон. – Звони немедленно своей матери! Или другим людям! Они узнают, что ты здесь, и приедут за тобой. Дрожащими пальцами Аня набрала номер. Прижала телефон к уху. Он молчал. Набрала еще раз и бессильно посмотрела на Кристину: – Нет сигнала… Наверное, у мамы тоже телефон отобрали… – Ну, хорошо! Звони еще кому-нибудь! Аня подумала секунду – Алена! Подружка, которая где-то здесь, на Лазурном Берегу, это же рядом, близко! Она набрала номер Алены. После знакомой мелодии в трубке раздался такой родной голос: – Слушаю! – Алена, привет! Ален, это я, Аня! Ты здесь, во Франции? – хрипло, преодолевая боль в горле, проговорила Аня. – Ты на Лазурном Берегу? – Кто это? – недоверчиво проговорила подруга, которая явно что-то жевала. – Вы кто? – Я Аня, Ален, Аня! У меня беда, меня украли, Ален, понимаешь? – Девушка, вы что-то путаете! Вы куда звоните? – Да ты что, Ален, это же я, Аня Северцева, твоя подруга! – От отчаяния горло у Ани совсем перехватило. – Девушка, придумайте что-нибудь получше! – съехидничала Алена. – Аня Северцева сейчас с мамой в Турции и сегодня вечером должна быть уже дома. А вам, если охота поразвлекаться, советую придумать что-нибудь пооригинальней! – Ален, не отключайся, послушай меня, мне нужна помощь! – хрипела Аня. – Вот лохушка! Ты еще денег попроси, коза. Отвали, поняла! – И в трубке раздались короткие сигналы. Аня опустила голову. Слезы текли сами собой по щекам, и у нее не было сил даже вытирать их.