— Ни на что я не намекаю. Существует история, закончившаяся смертью, история кровавая, с душераздирающими криками и ужасом. Погибли люди, понимаешь? Это было задолго до нашего рождения. — Хочешь сказать, что ты веришь во все эти глупости? Призраки, привидения, разоренные дома и тому подобное? — Дэда сопроводила свои слова жестами. На ее губах появилась легкая усмешка. — Не понимаешь? — ответила Джованна надтреснувшим от разочарования голосом. — Я эти вещи чувствую. И хотела бы, чтобы это было не так! — Успокойся! А что ты чувствуешь? Что ты знаешь об этом? Полумрак, пыль, тишина. Дэде стало неприятно находиться здесь, захотелось побыстрее спуститься с этого чердака, с Джованной или без нее. — Очень много лет назад в день своей свадьбы умерла одна девушка. Ей было шестнадцать или семнадцать лет. Примерно столько, сколько и нам, когда мы впервые появились на этой вилле. Эту историю мне рассказала одна преподавательница, по-моему Дзорци. И я ее всегда помнила. Накануне свадьбы, вечером, сказав, чтобы ее не беспокоили, невеста ушла в свою комнату. Утром ее все ждали: священник, приглашенные, родители, жених — все. Невеста не появлялась. Пошли в ее комнату, но ее там не было. Начали искать по всему дому и нашли ее… — Ее нашли?.. — Дэда чувствовала каждый волосок, вставший дыбом, на своей руке. — Ее нашли где-то в подвалах, там, где они заканчиваются, точного места я не знаю. Девушка была в своем свадебном платье. Ее расчленили, а потом собрали, надев сверху платье. Жених обнял ее, и из одежды посыпались разные части ее тела, как у разбитой куклы. Он потерял рассудок. — Какая ужасная история, — прошептала Дэда, — и какое дерьмо эта язвительная старая дева, Дзорци, что рассказала тебе этот ужас. В глубине чердака послышался какой-то звук. Подруги напряженно всматривались в темноту. — Думаю, что ты делаешь все, чтобы у меня прошло желание продолжать расследование и разгуливать здесь. — То есть то, чем мы сейчас занимаемся, расследование? — Ну да. — А убийца? Его нашли позже? (Почему ты надеялась услышать положительный ответ? Это была такая давняя история). — Так никто и не понял, что произошло. Никто и никогда. В глубине чердака темнота сгустилась. Дэда была уверена в этом. — Послушай, пойдем отсюда. Не знаю, как ты, но я начинаю нервничать. Они направились вниз по лестнице, опираясь на стены. Дойдя до двери, обнаружили, что она плотно закрыта; Джованна распахнула ее, ударив ногой. Подруги побежали, хватаясь за стены, подталкивая друг друга. Когда добрались до первого этажа, обе тяжело дышали, у Дэды даже началась икота, но она чувствовала возбуждение, и это ей нравилось. — Что это было? — спросила она, икая, и наклонилась, надавливая с силой на селезенку. — Знаешь, — ответила Джованна, — я немного приукрасила эту историю. Но я действительно что-то слышу, правда, только ночью. Джованна посмотрела ей в глаза, на этот раз взгляд был серьезный, и Дэда поняла, что сейчас она доверит ей тайну или в чем-то признается. Дэда растерянно улыбнулась. — В общем, это любопытная, но несуразная и противоестественная история. — А тебе не нравятся леденящие душу истории, правда? — Джованна улыбнулась и подняла руку. Дэда подумала, что она собирается погладить ее по щеке, и, запинаясь, сказала первое, что пришло ей в голову. — Ты, значит, думаешь, что и между нами, в наших отношениях, было что-то противоестественное? — она не уточнила когда, но подумала, что Джованна поняла. — Да нет, я так не думаю. С твоей стороны точно не было странного поведения, да и со стороны других девочек. Мы были нормальными, может, со своими причудами, но нормальными. Хотя… — Она стала серьезнее. — Хотя была та, как же ее звали, Рита, вот она, да, была странная и совсем ни на кого не похожа. Для нее секс вообще не существовал. Ты помнишь? — Я ничего не хочу помнить, — ответила решительно Дэда. — Вот та девочка, ее звали Ритой, была странной. И кто знает, как сложилась ее жизнь, — прошептала Джованна. — Меня это не интересует, и я ничего не хочу об этом знать, — ответила Дэда и побежала вверх по лестнице. Ты любила их всех — кого больше, кого меньше, но ты любила всех, ты наблюдала за ними и преследовала их в течение всех этих лет, наполненных взлетами и падениями. Ты была как бы их садовником и тайно присматривала и наблюдала за ними трепетно и внимательно. Потом решила, что настал момент собрать их. Сейчас, именно сейчас, пока не поздно. Наконец Мария-Луиза вернулась к себе в комнату. Она повернула к Дэде свое припухшее лицо, посмотрела покрасневшими глазами и попыталась улыбнуться. Дэда почувствовала себя стервой. — Мария-Луиза! Я очень сожалею, но не обижайся, извини меня, — Дэда присела на краешек кровати поближе к ней и взяла подругу за руку. Мария-Луиза собрала в кулачок ворох носовых бумажных платочков и состроила жалкую гримасу. — Мне тоже жаль. Я не могу пользоваться никакой косметической продукцией. Эта проклятая аллергия! Дэда пристально посмотрела на подругу, не выпуская ее ладонь из своих рук. Лучше было бы утопить ее в бассейне… — Ты успокоилась? — Мария-Луиза посмотрела на Дэду снизу вверх изучающим взглядом, но рука продолжала теребить жемчужные бусы. — Если бы я тебя не любила, я давно послала бы тебя ко всем чертям. — Да, Мария-Луиза, я успокоилась, — вздохнула Дэда. Ну, а что еще можно было здесь сказать? Мария-Луиза никогда этого не поймет. — Конечно, ты была права, — продолжила беспечно болтать Мария-Луиза, посматривая на ногти. — Эта обстановка меня нервирует. Я поболтала с Тутти и Лючией, мы встретились в лесочке (ты там уже побывала?), и они забили мне голову всякими глупостями по поводу жуткого убийства, которое вроде бы произошло здесь в восемнадцатом веке или раньше. Представляешь, невеста… — Ее расчленили, я знаю, — сказала Дэда со скучающим видом. — Нет, ее разделали как тушку! Но не только это. Я чувствую себя не в своей тарелке. Ты не в счет, но другие какие-то чужие, и это меня тяготит. — Ну что ты, мы здесь лишь со вчерашнего вечера. — Для меня это уже слишком долго, — сказала решительно Мария-Луиза, — я остаюсь здесь только из-за тебя. — Ну тогда я благодарю тебя за твою жертвенность. — Не за что. Я хотела, чтобы ты это знала. Но не хотела бы, чтобы ты чувствовала свою вину. «Да, как же», — подумала Дэда, но вслух сказала: — Конечно же, нет, к тому же если я здесь, то в этом только твоя заслуга, если помнишь. Мария-Луиза расчесывала волосы и сделала вид, что не слышала слов Дэды. — Ты когда-нибудь вспоминаешь тот приезд сюда? Тот бардак, который мы здесь устроили… ты помнишь? Дэда оказалась в невыгодном положении. Они об этом никогда не вспоминали. Только однажды, сразу же после того, как это произошло. Но тогда они сказали сами себе: что сделано, то сделано. Больше разговоры на эту тему не возникали… Они ведь были совсем девчонки. Мария-Луиза словно прочитала ее мысли. — Мы были всего лишь глупыми девчушками. Никто не смог бы нас обвинить в том, что произошло. Тебе тоже так кажется? О боже, я думаю, что не такая уж хорошая идея была возвращаться сюда. Именно сюда, когда в мире есть столько замечательных мест. И как эта мысль могла прийти в голову глупой Пьере? Но Дэда ее больше не слушала. Она была уже за дверью комнаты, спустилась по лестнице и вышла из дома. Она обернулась и посмотрела на виллу. Всего несколько часов назад она точно так же смотрела на виллу, радовалась солнцу, чувствовала себя счастливой и спокойной. А потом заметила тень в окне своей комнаты, и все пошло иначе, все изменилось. Неужели это правда? В тот момент все изменилось? Или много-много раньше? Да, она, конечно же, могла уехать. Могла повернуться, пойти вдоль аллеи, усыпанной гравием, уйти и не возвращаться. Чемоданы привезла бы Мария-Луиза, а если нет, то и черт с ними. Да, Дэда могла уйти, но знала, что она этого не сделала бы. Будто под невидимой тяжестью, Дэда сгорбилась и пошла в лом. Выбеленные стены, неоштукатуренные потолки, огромные разных размеров балки из древесины, пропитанные олифой, так же как и почерневшие огромные и тяжелые двери. Чуть потертый, но блестящий паркетный пол, старинные персидские ковры. Хрустальные люстры, мастерски украшенные выдувными разноцветными фруктами: кисти винограда, яблоки, груши свешиваются из самого центра люстры. Есть еще разноцветные люстры, их грани играют многоцветными призмами: зеленые, красные, желтые и голубые. Флорентийские обои, лилии, сотканные из разных цветов на тяжелых тканях золотого или темно-золотого цвета, узорчатые скатерти в столовой, сковородки и медные котелки разных размеров, развешанные на стене, грелки для постели. Клетки из резного дерева, развешанные по стенам. Для чего? Что за несчастные птицы ждали в них своей смерти?