После ее слов папа смотрел на меня другими глазами, словно на равного. Видя, что сын взялся за ум (за исключением редких вызовов к директору из-за жестоких проделок), он даже решил сделать мне подарок: квадроцикл. А потом снова стал предлагать мне провести выходные вместе: с ним, Яной и Алисой. Теперь, казалось, эти предложения звучали искренне. Но я все равно отказывался. Возможно, «оттепели» способствовало то, что примерно тогда же наладился папин бизнес. Подстроившись под новые обстоятельства, он изменил концепт фитнес-клуба ― идею подсказала Алиса. Они переориентировались преимущественно на женскую аудиторию с детьми: в клубе открылась большая детская комната, появилось много направлений для беременных и молодых мам. Таким образом папа просто поделил клиентов с конкурентами. Дела у него снова пошли в гору, и он заметно повеселел. Однажды, приехав за Яной, папа даже зашел в дом поздороваться с мамой. Такого он никогда не делал после ухода из семьи. Он еще и принес подарок ― корзину с экзотическими фруктами. Мама приняла корзину, но мне показалось, что ее вид при этом сообщал о надвигающейся войне. Догадка подтвердилась: скоро папе в лоб прилетело манго. Папа убегал к машине, а в спину ему летели мангостины и маракуйя. Мама грозно пообещала, что в следующий раз снарядами будут тыква и кабачки. Мы с Яной сначала не поняли, почему вдруг папа стал таким внимательным к своей старой семье. Но правда открылась позже и была чертовски неприятной. Летом после окончания восьмого класса целые дни напролет я носился на квадроцикле как угорелый, а по вечерам тусил в компаниях у фонтана. Мы пили, слушали музыку, целовались с девчонками. С Ксюшей я расстался еще в начале лета: с ней стало скучно. И сейчас у меня не было отношений. В один из летних дней я несся на квадроцикле по улицам, и тут в нос ударил взрыв знакомых запахов: чердак, дерево, клубника, ваниль, свежеиспеченный хлеб. Я резко нажал на тормоз, так, что чуть не перелетел через руль. Сердце бешено застучало, руки затряслись. Почему я так разнервничался? Что произошло? Я слез с квадрика и вгляделся в дорогу, тщетно пытаясь разглядеть там кого-то. Глубоко вдохнул, стараясь вспомнить микс знакомых ароматов. Но в воздухе пахло пылью, движком и цветами. Я сконцентрировался на ускользнувших запахах и связанных с ними воспоминаниях. Сердце подпрыгнуло и очутилось в горле, когда я наконец вспомнил. Так пахло от Томы. Это запахи ее дома, а клубника – аромат любимых духов. Губы задрожали от гнева. Как она смеет возвращаться сюда? Я прогнал ее, она не должна больше приезжать! Я запретил ей, но она нарушила мой запрет! Тварь, предательница. Если только она мне попадется, от нее живого места не останется! Настроение упало. Не хотелось ни гонять дальше, ни идти к парням. Я пошел домой и до позднего вечера играл с Янкой в «выберись из плена»: мы по очереди связывали друг друга, и кто быстрее развяжется, тот и победил. Я выиграл. Перед сном я долго разглядывал в окно деревянный дом, выкрашенный голубой краской. Смотрел четко в одно окно, ждал, когда в нем загорится свет. Но окно так и осталось темным. Может, мне показалось? И это была не Тома? Просто разная смесь запахов вызвала фантомные воспоминания. Ночью мне снова приснился кошмар. Я был заперт в горящем доме и никак не мог найти выход. Пламя охватывало тело, колючие языки уже заживо сдирали плоть. Я так и не вскочил, прожил весь кошмар, а утром чувствовал себя ужасно разбитым. 7 За две недели до начала нового учебного года мне позвонила классная руководительница и сообщила новость: на линейке я должен нести флаг. Перед первым сентября было две репетиции. На них я и двое старшеклассников учились маршировать. Я шел слева, мне достался флаг области. По центру ― одиннадцатиклассник с флагом России, справа от него ― десятиклассник с флагом города. Дело оказалось непростым: тяжелый флаг кренился, ходьба в ногу давалась нелегко. Потребовалась даже третья репетиция, вечером 31 августа. Линейка начиналась в восемь тридцать. Я встал в шесть. «Я хуже девчонок, чесслово!» ― всегда думал я за долгими сборами. Я и правда много времени уделял своей внешности. В школе ввели форму, но не одинаковую, которая превращает всех в птенцов из одного инкубатора, а просто деловой стиль. Я обрадовался: считал, что подобные вещи придают мне крутости и прибавляют пару лет. Я мог долго любоваться собой в зеркале, с удовольствием отмечая, как же мне идут рубашки и костюмы. Я погладил свою и Янкину одежду, с тоской думая о том, что ровно год назад на линейку нас с Янкой собирала мама. Сейчас же она спала. Но вообще свои вещи я всегда любил гладить сам. Идеальных стрелок на брюках добиться непросто, но я навострился. Испортить стрелки очень легко ― достаточно провести утюгом не по нужной линии, и случится катастрофа: по брючине будут идти две параллельные линии, и от лишней уже сложно избавиться. Глажка ― важное и ответственное дело, поэтому я занимался ею сам. На удивление, небо было ясным. Обычно по закону подлости небо посылает первого сентября самую мерзкую погоду в году. Как будто Бог ненавидит детей и думает: «О, у этих недомерков сегодня линейка? Созываю черные тучи со всей Земли! Летите к школам! Нечего этим мелким ушлепкам под ласковым солнышком час слушать директорский бубнеж! Пусть намокнут, испортят прически и изговняют свои новые туфли и брюки!» Но сегодня, посмотрев в окно, я удивился. У чувака в небе явно было хорошее настроение. На завтрак я съел яблоко и творог со сметаной и выпил чай. Принял душ, высушил и уложил волосы лаком, чтобы создать из светлых вихров благородный беспорядок. Успел даже глянуть новый выпуск «+100500». Я любил завтракать в неспешном ритме, что-нибудь смотреть за едой. С друзьями я встретился минут за пятнадцать до линейки. Были все, кроме Егора. Мы курили за гаражами рядом за школой, обсуждали сериал «Skins» и сиськи Дыньки ― бывшей моей одноклассницы, хорошенькой длинноногой блондинки. Я ее еще сегодня не видел. Неужели ее дыньки и правда так подросли? Все так о них трещат, что слюнки текут. Хорошо бы подкатить к ней и самому убедиться. Эх, может, зря я с ней расстался в прошлом году? Хотя нет, не зря… Дынька, она же Даша, ― лучшая подруга Томы, и, смотря на Дашу, я невольно думал о Томе, а это могло в любую секунду испортить мне настроение. Курить я начал классе в восьмом, бросать еще не думал. Это к десятому все начинают понимать, что сигареты ― совсем не круто, но я был только в девятом. И хотя к этому времени твой вид опытного курильщика ― ловкий чирк зажигалкой, умелый и естественный хват сигареты двумя пальцами ― больше не вызывает у сверстников благоговейного трепета, как в седьмых и восьмых классах, но, по крайней мере, курение еще не стало чем-то обычным, а порой даже и нелепым, как в одиннадцатых. К десятому точно надо бросить, это уже будет не круто, а я обожал быть крутым. После марша с речью выступил завуч. Ко мне подошел директор. – Ну, мы же с тобой договорились? Все обсудили? ― настороженно спросил он. Я прочитал в подтексте: «Будешь ли ты ходить по струнке, щенок?» Я дерзко усмехнулся, но, слегка пожав плечами, ответил: – Посмотрим, Виталий Петрович. На первом уроке классная руководительница нудно вещала о глупых планах и не менее глупых новостях, а я, сидя за первой партой и чиркая зажигалкой, поджигал уголок столешницы. Во мне взыграл азарт: заметит или нет? Но классная не заметила. После линейки одноклассник предложил двинуть к нему на дачу, идея всем понравилась. «Надо Егора забрать, Дыньке предложить… ― подумал я. ― Еще я Шляпу все лето не видел ― соскучился». – Слышь, а где «алкаши» ныкаются? Никого сегодня не видел, ― спросил я у одноклассников. – Да они в Толькином дворе бухают. – Пойдемте хоть поздороваемся. Остальные, усмехнувшись, идею поддержали. Факт общеизвестный: «бэшки» с «ашками» друг друга не выносили. «Бэшки» хорошо относились только к Даше и Егору. «Ашки» сидели на лавочке в Толькином дворе. Они живо что-то обсуждали, смеялись. Даже Шляпа улыбался. Видимо, все соскучились друг по другу за лето. У меня екнуло сердце. Их класс был добрым и дружным. А ведь я тоже учился там. Казалось, это было так давно… в какой-то другой жизни. Я разозлился. Захотелось стереть эти мерзкие улыбочки. – Эй, «алкашня»! ― крикнул я издалека и радостно помахал рукой. Некоторые, услышав меня, повернули головы. Я с удовлетворением заметил, что улыбочки мигом потухли. Подойдя, я поздоровался с каждым. Я дурацки ухмылялся, будто каждый из «ашек» был моим лучшим другом. Вообще, настоящим другом мне тут был только Егор. Что касается остальных… С той же ухмылкой я мог выхватить у кого-нибудь бутылку и всех избить в кровь. Они это знали. Поэтому больше никто не улыбался. Я в шутку поборолся с Голубевым, правда, игру он не поддержал и сжался в страхе. Я махнул на него рукой: «А, скучный ты!» ― и перешел к Дашке. Потрепал ее по щечкам, ущипнул за дыньки (ух они и поспели за лето!) ― за что получил болезненный шлепок. Потом подошел к Шляпе, ущипнул за упитанную щеку, с наслаждением вдохнул его страх. Чужой страх вкуснее небесной манны. Повернувшись к Егору, я предложил ему поехать на дачу. Егор отказался. Сердце укололо: маленькое, но все же предательство. Тогда я повернулся к Дыньке и предложил поехать ей. Но она, тряхнув волосами, заявила, что поедет со мной разве что на мои похороны. Ну ладно, пусть тоже сидит в этом клоповнике. – Ну, как хотите. ― Я сделал пару шагов назад… обо что-то споткнулся и упал. Раздались смешки. Я разозлился. Я ненавидел, когда надо мной смеются. Я привстал и увидел, что налетел на сидящего на траве человека. Девчонка или парень? Не поймешь. Оно было в капюшоне, низко надвинутом на лоб. Какой-то новенький? – И что у нас тут за грибок? ― весело спросил я. Грибок не реагировал. Я сел перед ним на корточки и почувствовал аромат ванили и клубники. Сердце бешено заколотилось. Внутри все перевернулось. Я был так взбудоражен, будто наткнулся в пещере на золотой самородок. – Опа! Это не грибок. Это человечек. Кто ты, гномик, мальчик или девочка? ― елейным голосом спросил я, тщательно скрывая волнение. Ведь я уже узнал эти темные глаза плюшевого медвежонка, этот крутой лоб, этот виноватый взгляд… Тома, какого черта ты вернулась? Спецшкола. Месяц 8 Может, если бы Стас так не старался удержать лицо Круча в памяти, то и не узнал бы его теперь. Вожак чудовищ изменился, повзрослел ― лишь улыбка, ужимки и темные зубы остались прежними. Но Стас пообещал себе однажды отомстить ему. И потому запомнил каждую черту. Накатила волна животного страха и жгучей ненависти. Стас отвернулся, чтобы Круч не увидел его. Узнает ли он Стаса? Вряд ли. Прошло больше трех лет, за это время Стас сильно изменился внешне. Но ему все равно не хотелось поворачиваться, пока новички не пройдут. Сердце норовило пробить грудную клетку. Стас до боли сжал кулаки и до скрипа стиснул зубы. Почему он здесь? За что это Стасу? Очередная проверка, а действительно ли он изменился? Сначала Резак и кража иконки, теперь вот ― злейший враг рядом… Судьба будто насмехалась. «Я знаю, какой ты на самом деле, Стас Шутов. Такие, как ты, не меняются. Вот, лови еще парочку новых испытаний. Слабо с ними справиться?» С этим ― слабо. Появление Круча ― худшее, что могло бы случиться. По сравнению с этим кража иконки была детской шалостью. Ведь теперь все, чего Стасу захочется, ― это убить чудовище. Оно слишком близко. – Стас, чего застрял? Пойдем, а то нашу картошку сожрут! ― поторопил Коля. Убедившись, что новенькие скрылись за дверью корпуса, Стас пошел за парнями. В столовой он вгляделся в лица людей, но новеньких не нашел. Наверное, принимают душ и стригутся, а обедать будут отдельно от остальных. После обеда на трудочасах Стас с Колей, Мироном и Васяем нагребли кучу снега возле сарая, а потом забирались на его крышу и прыгали оттуда, даже сальто делали. У Стаса выходило неплохо. Он прыгал с двойным энтузиазмом, рискуя сломать шею. Но ему нужно было отвлечься от мрачных мыслей. Васяй прыгнул в очередной раз и воткнулся в снег головой. Его ноги торчали антенной, и, видя это, все прыснули со смеху. Но смех Стаса был фальшивым. Они с Мироном вытащили Васяя из снега. – Такс-с-с, парни, тут у вас четвертая группа? ― раздалось за спиной. Стас вздрогнул. Этот голос он узнал бы из тысячи: уверенный, насмешливый, растягивающий свистящие и шипящие. Стас обернулся и увидел Круча с лопатой в руках. – Ага, ― сказал Коля. ― Ты к нам? – Угу. С-с-сказали, зона у вас самая дерьмовая, и что вам помощ-щ-щники нужны. Васяй с Колей переглянулись с заговорщицкой улыбкой. – По бумажкам-то да. Но на деле ― халтура, ― признался Коля. – Правда? ― удивился Круч. – Смотри! ― Коля подошел к люку и носком счистил снег, обнажив крышку. ― Он бездонный просто. Мы туда все сваливаем.