Потрясённый шёпот за спиной смутил, и Анни сморгнула с ресниц воду, прежде чем оглянуться. Элай и не пытался догнать её, как можно было ожидать. Зайдя в озеро по грудь, он остановился и замер, наблюдая за ней. Она всем телом чувствовала его интерес — к открытым его взгляду собственным лопаткам, к поблёскивающей коже. На миг показалось, что обсидиановая тьма его глаз стала чуть светлей. — Что? — Анни поёжилась от пронёсшихся по позвоночнику мурашек и ушла под воду чуть глубже, оставляя только голову на поверхности. Правда, практически прозрачная вода всё равно не скрывала тела, облепленного лишь тонким бельём. А его — вовсе голого. — Ты охренительно красивая, Аннабель, — чуть сипло прошептал Элай и медленно подплыл ближе, уверенными гребками создав лёгкие волны. — Не верю, что этого никто не замечал до меня. — Не положено замечать. И тебе, в общем-то, тоже странно видеть это во мне, — она глубоко вдохнула, прежде чем решилась на вопрос, мучивший не первый день: — Почему я? Десятки знатных, красивейших женщин мечтают побороться за звание твоей фаворитки и когда-нибудь занять место правительницы дома. Госпожа Алеста прекрасный тому пример. Ты будто жаждешь проблем, когда говоришь, что хочешь именно меня. Это прихоть? Я не лучший вариант для мезальянса, я никто, просто никто… Его тёплые ладони обхватили её лицо так стремительно, что Анни задохнулась, потеряв мысль. — Я это не контролирую. Не могу приказать себе не смотреть на тебя. Не хотеть тебя. Не думать о тебе больше, чем часов в сутках, потому что ты теперь со мной даже во сне. Я не выбираю, от чьего поцелуя будет печь вены. В доказательство безумных слов, утонувших в солнечных лучах и дуновении ветра, он наклонился и накрыл губами её в шоке приоткрывшийся рот. Анни тут же потянулась навстречу, с готовностью отвечая на поцелуй. Сама обвила руками его шею, вжимаясь в твёрдый торс. Сильно не хватало роста, и Элай опустил руки к её бёдрам. Приподнял, закидывая на себя под тихий плеск воды. Согретое тело закололо от источаемого им жара, и она осторожно подчинилась, смыкая ноги у него на пояснице. Заклубился вокруг знакомый пар, смуглая кожа под пальцами становилась всё горячей. Его язык скользнул по её нижней губе, а затем ворвался глубже, жадно съедая вкус. Этот напор неизбежно ускорил ток крови, встал звоном в ушах. Анни трепетала от уверенности каждого движения, как та самая бабочка, только пойманная за крыло. Рецепторы окутала сладость шоколада, сильные пальцы впивались в ягодицы — абсолютно недопустимо, абсолютно нагло. По позвоночнику прошла волна дрожи, горячая и тугая, и когда она закончила путь где-то в ногах, Анни едва не задохнулась от щекотки на лопатках. Будто вылететь хотело не только сердце из клетки ноющих от жара рёбер. — Если бы ты не была такой хрупкой, я бы уже имел тебя прямо на этом блядском берегу, — выдохнул Элай ей в шею, покрывая влажную кожу медленными, распаляющими поцелуями. — Звучит… больно, — не открывая глаз, признала она тихо, нежась в значительно потеплевшей воде и его руках. Послушно запрокинула голову, позволяя его губам скользнуть по самому горлу, по едва заметному бледному следу зажившей царапины. — Ты не человек. Даже в первый раз не должно быть больно. А я постараюсь сделать так, чтобы было ещё и охрененно хорошо. Как вчера, и даже намного лучше, — его пальцы на бёдрах стали ещё горячей, на самой грани с тем, чтобы начать обжигать. — Намного лучше будет, если я тоже смогу касаться тебя, где захочу. Анни не могла сдержать своего любопытства. Вчера было слишком неожиданно и слишком стыдно, чтобы показывать интерес к его телу, но сейчас сдерживаться не имело смысла. Она прошлась пальцами по груди Элая вниз, к мягкому рельефу пресса. Он вздрогнул, вжал её в себя сильней, а поцелуи в шею сменились мягким предупреждающим укусом. — Осторожно, — бархатный голос прозвучал неожиданно низко, и Анни чётко ощутила нарастающую между ног пульсацию. Жажду большего. Его ли, её собственную? Какая разница… Мёд. Шоколад. В горле першило от сладости, которую тело начало поглощать без всякой меры, как нищий, оказавшийся на шикарном застолье. — Ещё, — выпалила она бездумно, впервые сама потянувшись к его горячим губам. Шафраново-терпким, уверенно вовлекающим в игру. Совсем не невинную, развращающе-жаркую. Элай будто пытался узнать вкус каждого уголка её рта, вытрахать его языком и заклеймить. Она не помнила, когда он начал шагать к берегу, держа её на весу — слишком увлеклась, слишком мутнело в голове от прилива общих эмоций и всё настойчивей пульсировало внизу живота. Ей безумно хотелось узнать его, целиком. Руки не могли оторваться от изучения этого потрясающего, сильного тела. Позади осталась вода, лёгкий ветерок прошёлся по влажной коже, и остудить её не получилось. Только ещё больше мурашек вдоль позвоночника и этой странной щекотки на лопатках. Под ногами Элая зашелестела трава. Когда он попытался опустить Анни на мягкое покрывало из луговых цветов, она разорвала поцелуй и нашла его взгляд. В обсидиановой тьме чётко виднелись искры огня, который он так старательно сдерживал. — Я хочу… Можно мне… Она закусила губу, сама не понимая, чего просила. Узнать тебя. Трогать. Чувствовать. Видеть всего, целиком. Элаю ничего не пришлось объяснять вслух, он лишь хрипло выдохнул: — Всё, что хочешь. Только… — Не обожжёшь. Я тебе верю, — ласково шепнула она и наконец-то позволила себе ответный поцелуй в его шею. Втянула в себя терпкий запах его кожи и попробовала ещё, путешествуя вдоль выступающей пульсирующей вены. Опасно горячей, невозможно вкусной. Элай опустился на траву сам, позволяя ей остаться сверху. Анни не могла скрыть радости своей крохотной победы и улыбалась, медленно и осторожно выцеловывая его тело. Видела, как струилась по его венам слабо святящаяся лава, и изо всех сил тянула из Элая его возбуждение, сладкое и пряное. Только это помогало мало, и когда Анни добралась до линии пресса, он шумно втянул в себя воздух, спешно отдёргивая ладони с её талии. — Малышка… — Ещё, — мурлыкнула она, как капризный ребёнок. Нет уж, когда наконец-то дорвалась до самого интересного, её уже не остановят никакие опасности игры с огнём. С кожи Элая от жара испарялась вода, и Анни казалось, что она тоже горела, только изнутри. Какой он на вкус? Она осторожно лизнула у ямки пупка, заставив его дёрнуться и тихо зашипеть сквозь сжатые зубы. Чуть солёный, чуть горький. Абсолютно потрясающий, когда эти нотки сплелись с шоколадным возбуждением. Анни знала, что сейчас её глаза кошачьи, нечеловеческие, когда невинно посмотрела вверх и поймала его горящий взгляд. — А можно ещё? — она скользнула кончиками пальцев по его сведённым от прилагаемых усилий бёдрам, и Элай с глухим стоном откинул голову и прикрыл веки. — Да. Блять, да. Его рука опустилась к её вымокшим лавандовым косам, и он осторожно потянул, намотав кончик одной из них на кулак. Анни не противилась, прекрасно понимая, как трудно ему сохранять контроль — это чтобы успеть предупредить её, когда станет слишком обжигающе. Она вдохнула поглубже. Интереса и желания было куда больше, чем страха. Опустила взгляд, отчаянно краснея от неприличности происходящего. Она видела его — напряжённый, так и просящий о касаниях член с проступившей на алеющей головке каплей смазки. Слишком любопытно. Анни лёгким, невесомым жестом прошлась во всей длине кончиками пальцев, а затем осторожно слизала эту каплю. — Смелей, — охрипший голос Элая показался на грани с умоляющим. Его торс, шея, лицо были покрыты сеткой лавы, но ниже она не опускалась — наверняка лишь чудовищным усилием воли. Остановиться уже не мог никто, и Анни начала изучать эту часть мужского тела дальше. Отчаянно робея, сдвинула крайнюю плоть до конца. У неё так ухало где-то в ушах, что не слышно было больше ни ветра, ни шелеста трав, только рваное, сиплое дыхание Элая и собственный бешеный пульс. Взяв головку члена в рот, она прикрыла глаза, знакомясь со своими ощущениями. Именно этим он собирался её иметь? От такой мысли между ног тянуло всё сильней новой потребностью. Непроизвольно сжала бёдра, и давление усилилось, добавляя температуры и без того раскалённому воздуху. Твёрдый. Горячий. Вкусный. Анни не могла остановиться, то скользя языком по напряжённой плоти, то осторожно посасывая. Попробовала взять больше, и наградой ей стал глухой стон, а натяжение косы чуть усилилось. Это лишь подбодрило продолжить. — Анни… Хватит. Она чувствовала по его эмоциям — ему не хватит. И ей тоже. Эта ласка увлекала не меньше, чем поцелуй, а реакция Элая была приятна до странного желания заскулить от их общего удовольствия. Ещё смелей, обхватив член своей маленькой ладонью, на каком-то древнем инстинкте двинуть вверх-вниз, размазывая слюну. Протяжный стон сквозь сжатые зубы, и во рту разлилась терпкая, солёная влага — в соединении с ярким сладко-шоколадным безумием это был взрыв новых вкусов, и Анни жадно выпила их все, едва не простонав в ответ. Тяжело дыша, оторвалась от Элая, правда, не сама: он подтянул её за косу повыше, и Анни упала на его грудь. — Безумная девчонка, — выдохнул он, и на его шее она увидела испарину. — Я мог тебя спалить к хренам… — Не спалил же. А это было… интересно, — кое-как нашла она слабо подходящее слово, прежде чем Элай жарко поцеловал её, соединяя два бешеных пульса в один ритм. Понемногу успокаивая, когда его рука снова обвила талию, будто пытаясь сказать, что опасности больше нет. Ещё несколько долгих и бесконечно приятных минут Анни лежала на его твёрдой груди, медленно привыкая ощущать себя такой защищённой. Принадлежащей не в том смысле, что ей требовалось подчиняться, свободной совершать любые дикости вроде сегодняшней. Нет, всё же природа делала её другой. Уверенной. Пальцы Элая рассеянно развязали шнурки на косах, и по плечам рассыпались длинные влажные волосы, в которые он явно не без удовольствия запустил руку. — Мне определённо нравится твоя смелость сегодня, — первым нарушил он эту умиротворяющую тишину. — Надо почаще выбираться на свежий воздух. Ты тут и правда выглядишь счастливей. — Нет, это из-за тебя у меня теряется всё благоразумие. В академии меня бы четвертовали уже за то, что я тебя касаюсь. — Ты всерьёз? — неожиданно заинтересовался Элай. — В академии всё-таки есть казни? — Мм, не совсем, — Анни замялась, поймав его вопрошающий взгляд. Ей не очень приятно было вспоминать о методах наказания, особенно сейчас. Пытаясь скрыть замешательство, она принялась вычерчивать на его груди узоры кончиками пальцев. — Анни, это не праздное любопытство. Я обещал, что проведу там проверку, и кажется, откладывать уже некуда. Расскажи, что ты помнишь, помимо того, что я видел в твоей голове. Она с сомнением покусала губу. Не в её характере было жаловаться. Да и от вопросов вполне можно было бы уклониться. Помня о его откровенности утром, подумалось, что наводить лишние стены недоговорок — плохая плата. — Мы рождаемся не беспомощными младенцами, как люди, а сразу маленькими девочками, — туго сглотнув, начала она несмело. — В оранжерее. Оттуда нас переселяют в общий сад, и начинается обучение. Слушаться нужно беспрекословно. Наказывают… сразу. Даже младших, которые ещё ничего не понимают и осваивают речь. Самое простое — розги, карцер без еды и солнца, запрет на сон. Упрямых ставят коленями на крупу и подвязывают руки к потолочной балке. Приучают к ожогам, заставляют бегать по раскалённым плитам, чтобы следы были только на пятках. Нельзя портить товарный вид. Наверное, самое дрянное, что доводилось мне — та рубашка из огонь-травы и ошейник, — затихла она и передёрнулась. — Ошейник? — подтолкнул её продолжить глухой голос Элая. — Железная штука с шипами вовнутрь. Походишь в такой день и напрочь теряешь желание перечить. На лугу стало ужасно тихо. Анни всё не поднимала глаз, не желая, чтобы в них он увидел отголоски той боли. Она выросла среди неё. Это нормально. Это просто надо было пережить, чтобы научиться быть покорной системе. И тем страшней переступать через вбитые под кожу порядки. Будто прямо сейчас из-за ивы выглянет дубовая трость мадам Вальтц, и ошейник снова окажется на теле. — Что ж, посмотрим, как эта штука будет смотреться на шее старой потаскухи, — нарочито холодным тоном заключил Элай, но Анни ощутила, насколько он на самом деле зол. — Давай-ка поторопимся. Кажется, у нас сегодня есть неотложные дела. *** После быстрого завтрака и слегка преувеличенно пустых разговоров — об отношениях между самими эйфири, их садах и первых днях жизни, о вкусах эмоций у разных людей — Элай, казалось, удовлетворил своё любопытство и перенёс их обратно к особняку, на мощёную дорожку к воротам. Ощущение, что пытался продлить что-то хорошее, не спеша снова оказаться в самом доме. Анни тоже было грустно возвращаться, и на её потухший взгляд он поспешил заверить: — Это не в последний раз. Мы можем там бывать постоянно, — Элай мягко приподнял её голову, коснувшись подбородка, а затем заправил за ухо прядь ещё не до конца просохших после купания волос, вызвав приятные мурашки. — Было бы здорово. Добавить что-то ещё не получилось. Громко скрипнула резная дверь в дом, и на мраморное крыльцо практически вытолкнули незнакомого Анни невысокого мужчину в алой военной гимнастёрке. — А я повторяю вам: господин не распоряжался о гостях! — грозно пыхтел Уолт, пытаясь закрыть дверь перед носом незнакомца. — Калеб? — удивлённо окликнул его Элай, и тот победно взмахнул железной рукой: — Вот! Я же говорил, что он меня знает, старый ты плешивый баран, — раздражённо мотнув головой, он поспешил сбежать с крыльца и встать в стойку со сложенными на спине руками: — Приветствую, куратор. Ну, все дела, сам в курсе, гип-гип-ура… — Брось, — фыркнул Элай на эту попытку соблюсти официоз. — Какими судьбами здесь? Винд всё же хочет твою шкуру? — Перехочет. Нет, я к тебе… по личному вопросу, — он вопросительно взглянул на Анни, и та опомнилась, приседая в неловком реверансе перед незнакомым магом. — О, ещё одна дохера услужливая. — Это Аннабель, мой фамильяр, — Элай вдруг уверенно взял её за руку, будто пытаясь показать, что её отличало не только человеческое имя. Среди его эмоций она ощутила новую — пряную, резкую и похожую на сушёные травы. Неужели ревность? — Анни, это Калеб Делавер, солдат корпуса тета-пять. — Делавер? — ахнула она, тут же вспомнив поучительную историю о том, почему нельзя смешивать разные стихии. С уважением посмотрела на его протез. — Ты смотри, какая сообразительная мелюзга. Привет, козявка, — подмигнул он ей, а затем переключил внимание на Элая. — Слушай, я придумал, как подкопаться к Торну. Ты же не хочешь скандальных обысков в его доме, верно? А для прямых обвинений такой высоко сидящей жопы нет никаких доказательств. Нужен предлог, чтобы появиться в его халупе и поболтать по душам. Так вот, у мудака есть дочка на выданье — такая же жаба, как её мамаша, и если кто-то вроде тебя сделает заинтересованный вид… — С чего ты взял, что я вообще собирался тебе помогать? — усмехнулся Элай на такое неприкрытое воодушевление, и Калеб мрачно замолк на полуслове. — Да, я сказал, что у меня есть вопросы к Торну, но это не значит, что я буду дурить ему голову, лишь бы он чего сболтнул о пропаже Рами. Анни в происходящем понимала мало, как и в самом разговоре. Однако ни капли враждебности в воздухе и вкусах не улавливала, скорее всё тот же азарт и откровенное веселье. Будто прозвучала шутка, не предназначенная для неё. — Да просто… Мне показалось, ты мог бы слегка сдвинуть это дело с дохлой точки, — вздохнул Калеб и поморщился. — Ладно, я не так понял. Звиняюсь за беспокойство, — не успел он сделать и двух шагов к воротам, как Элай его остановил, едва сдерживая улыбку: — Слишком быстро сдаёшься, боец. Мне нравится твоя идея найти подход к Торну через дочурку, но хочу услугу за услугу. — Да что угодно, — с готовностью развёл руками Калеб. — Если Рами ещё жива, и мы впрямь можем её отыскать, то я хоть твоим вторым фамильяром стану. — Мне понадобятся лишние руки, когда я буду собирать улики против одной старой потаскухи. Железная рука пригодится точно.