— Ты не знаешь, каково это — потерять ангела. — Иштар судорожно перевёл дух. — И я не знаю. И знать не хочу. Быстро встал на колени, обхватил Малику за плечи: — Ты опасная женщина, но и я не пальцем сделан. — Ты дважды обманул меня, Иштар. Третьего раза не будет. — Третьего раза не будет, — повторил он. — Ты недооцениваешь женщин. Ты считаешь, что женщина слаба физически и потому не может за себя постоять. — Я уверен. — Жаль, что ты не довёл свой урок до конца. — Ракшады — чистоплотный народ. Я не хотел брать тебя в грязном трюме. Мне казалось, ты тоже не хотела терять девственность на загаженных одеялах. Мы закончим урок сейчас. — Жаль, что ты не довёл урок до конца, — повторила Малика. — Когда женщина не боится смерти, её не просто взять. Даже когда она измучена холодом, голодом, жаждой, чёртовой морской болезнью, её так просто не возьмёшь. Она не станет тратить остатки сил и попусту размахивать руками. Она превратится в бесчувственную куклу, хотя внутри всё рвётся от злости. У меня внутри всё рвалось от злости. Но я терпеливо ждала, потому что знала: другого шанса у меня не будет. — Чего ты ждала? — Когда ты снимешь с себя штаны, Иштар. Нет человека беззащитнее, чем мужчина без штанов. К его животу прильнула напряженная ладонь, заскользила вниз, замерла между ног. Иштар не сдержал стон: — Продолжай. — Ты не успеешь ахнуть, как мои ногти вонзятся в твои яйца, и кровь хлынет от твоих ног к голове. Ты выпучишь глаза, затаишь дыхание и превратишься в камень. Ты будешь убеждать себя, что я не осмелюсь сжать кулак и раздавить то, что для мужчины дороже жизни. Назови хоть одну причину, почему я не должна этого делать. — Ты искушаешь меня, и тебе это нравится. Малика криво улыбнулась: — Мне противно. — Не ври. Тебя тянет ко мне. — Сиди тихо, Иштар. Здесь, в замке правителя, в Грасс-Дэморе, в Ракшаде — сиди тихо. Иначе я приду и закончу дело. И никогда не снимай штаны, если женщина тебя не хочет. Малика набрала полные пригоршни шампуня. С таким видом, словно только что стряхнула с руки мерзкого слизняка, старательно намыливала ладони, тщательно тёрла пальцы. Долго держала руки под струёй воды. Иштар наблюдал за ней; внутри клокотала ярость, готовая в любую секунду перетечь в кулак и превратить красивое личико в кровавое месиво. — Уйди! Малика приподнялась. Пошатнувшись, уселась обратно на бортик. Расстегнула верхнюю пуговицу на платье. Её взгляд заметался в поисках точки опоры. — Уйди от греха подальше! — вскричал Иштар, испытывая нестерпимое желание выскочить из ванны и размазать Малику по кафельным плитам. Она встала. Сделала пару неуклюжих шагов. Налетела на стену. О кафель цокнул шандал. Заливая пол воском, покатились свечи. — Тебе нельзя пить, — презрительно сказал Иштар. Пошатываясь и спотыкаясь, Малика пошла к двери, перебирая руками по стене. Взялась за дверную ручку, потянула на себя. Её ноги подогнулись. Цепляясь за дверь, Малика качнулась из стороны в сторону, как тоненькое деревце на ветру, — пальцы соскользнули — и рухнула на пол. — Ты всё-таки отравила вино, женщина. — Иштар вылез из ванны, принялся натягивать штаны. — Говорят, Шедар отравил двух старших братьев. Я не знаю наверняка, но думаю — он мог. Отец утонул в бассейне. Сказали, что он ударился головой. Это как надо прыгнуть с бортика, чтобы врезаться затылком в мрамор на глубине десять метров? Застегнув ширинку, посмотрел на неподвижное тело: — Один брат упал с лестницы, второго нашли в петле, хотя для ракшада самоубийство — несмываемый грех. Но сначала были два старших брата — один должен был стать хазиром после отца, второй — если бы вдруг первому не повезло. В свой последний вечер они ужинали с нами за одним столом, пили то же вино, а наутро их не стало. Придвинув к Малике шандал, Иштар установил на него свечи: — Мой друг, верховный жрец, в то время ещё обычный служитель храма, изобрёл для меня противоядие. Противоядие, которое, по сути, смесь всех ядов. Он травил меня на протяжении нескольких лет. Иногда мне казалось, что я не выживу. Я выжил. Опустившись на корточки, перевернул Малику на спину. Красивое лицо потеряло краски жизни и стало ещё прекраснее. Застывший взор был устремлён в потолок. — И я тебя никогда не забуду. Иштар провёл пальцами по пухлым губам, заглянул в потухшие глаза. Хотел что-то сказать и забыл — что. Адская боль разорвала грудную клетку. Часть 12 *** Малика словно во сне добралась до нужного коридора. Стены, пол, потолок были размытыми. На зыбких подоконниках покачивались свечи, оранжевые огоньки извивались как змеи. В бугристых стенах темнели волнистые проёмы открытых дверей. От тишины закладывало уши. Малика изо всех сил старалась идти ровно. Из любой комнаты могла появиться медсестра, никто не должен заметить насколько ей плохо. Идти надо так, как она прошла мимо защитников и стражей, стоявших в карауле возле комнаты Иштара. Малика заглянула в «палату» Муна. В камине тускло горел огонь, высвечивая рваные края ширм и изогнутые спинки кроватей. Возле окна за столом сидел человек; медсестра или врач — в полумраке не видно. Не двигается. Может, спит? Лучше бы спал… Для посещения больных слишком поздно. Малика приблизилась к кровати Муна, благо она находилась недалеко от двери. Закутавшись в одеяло до подбородка, старик смотрел в потолок. — Мун, — прошептала Малика ему в ухо и не услышала собственного голоса. — Не поворачивайся, а то меня заметят. Я ухожу к морунам. Не волнуйся, меня отвезёт Крикс. А ты отправляйся к Вельме. Я тебя потом заберу. Врач встал, потянулся. Разминая плечи и шею, подошёл к камину и наклонился к огню. Малика посидела на корточках в тени ширмы. С кем с кем, а с Алфусом объясняться не хотелось. Подождала, пока невзлюбивший её ветон вернётся к столу, выскользнула из комнаты и согнулась пополам. Когда же исчезнет жгучая боль в груди? Малика немного отдышалась и направилась в другое крыло замка. До рассвета остались считанные часы. Надо успеть собрать вещи. По лестнице сновали служанки. Сверху доносились голоса и заунывная мелодия — музыканты явно устали. Малика поднялась на второй этаж. Посмотрела в глубь извилистого, освещённого свечами коридора, замешкалась. Увидеть в последний раз. Хотя бы одним глазком. Запомнить его счастливым. По ковровой дорожке прогуливались пары. Малике приходилось то и дело отходить в сторону — ветоны шли, как хозяева жизни. Она для них плебейка. Плебеям никто не уступает дорогу. Немного помедлила на пороге зала. Поднялась по шатким ступеням на балкон. С трудом сделала вдох. Ещё немного, и боль должна уйти. Ещё чуть-чуть потерпеть, и станет легче. Вилар стоял возле окна и вымученно улыбался. Ветонка в горчичном платье держала его за руки и что-то говорила, заглядывая ему в глаза. Глупышка… Надеется провести остаток ночи в его постели. Адэра нет… Малика вновь пробежалась замутнённым взглядом по гостям. Среди черноволосой публики Адэра нет… Через толпу торопливо пробирался Мебо. Точно Мебо? Да, он. Подошёл к Криксу. Тот, расталкивая людей, пошагал к Ярису Ларе. Что-то случилось? Случилось… Мебо, Ярис и Крикс чуть ли не бегом покинули зал. Лишь бы ничего серьёзного. Ей с Криксом скоро уезжать. Тоскливо запиликала скрипка. Альт однозначно не выдержал. Малика слишком поздно заметила, как к ней приблизился музыкант… и прошёл сквозь неё. Она схватилась за решётку и не увидела своих рук. Посмотрела вниз — нет ног. Вжалась спиной в стену и оказалась в соседней тёмной комнате. Всем невидимым телом рванулась вверх и очутилась под замёрзшим небом. В несуществующей груди разрывалось призрачное сердце. От внутреннего жара сворачивалась мнимая кровь, обугливались воображаемые кости. И только боль была настоящей. Малика не смогла сдержать крик. Она не слышала себя, но знала, что кричит во всё горло. От ужаса, от злости, от ненависти к тому, кто превратил её в сгусток адской боли. Найти! Найти его и причинить не меньшую боль, чтобы на том свете ей не было так одиноко и страшно. Сквозь Малику проносились стены, двери, окна, комната за комнатой, зал за залом. Мелькали лица, свет сменялся тьмой. Всё не то. Где же он? Здесь… Она закрутилась, завертелась, глядя сверху на моранду. Зверь стоял в гостиной перед дверями в спальню и, задрав морду, не сводил с Малики кровавого взгляда. Кто ты? Ты не один из нас. Прочь с дороги! На полу валялось кружевное платье. На спинке кресла пиджак и рубашка. Возле кровати брошены брюки. На кровати они: черноволосая красавица со стальными глазами и светловолосый мужчина с мускулистыми руками и крепкой спиной. Шёлковое покрывало размеренно двигалось вверх-вниз. Каждое движение сопровождалось надрывными стонами. Малика зависла сверху. Пронзить насквозь. Нет! Вонзиться в сердце, с кровью растечься по телу и остаться в нём навсегда. Закачалась люстра. По потолку поползли трещины. Раздался жуткий вой моранды. — Парень! — Адэр сел на край кровати, бросил ветонке: — Одевайся и уходи. Быстро! Вой разрывал ушные перепонки, сводил с ума. — Парень! Прекрати! — крикнул Адэр и поднял глаза к потолку. Глядя ему в лицо, Малика стремительно закружила по комнате. Она боролась с ненавистью и любовью, боролась с собой. Трепетало пламя свечей, метался огонь в камине, вздымались занавеси. Раздался звон стекла. Притянув покрывало к груди, девица испуганно заверещала. Малика вылетела в окно. И вдруг её понесло: над морем, над кряжем, над лесом. Малика глубоко вздохнула — нет запахов. Распростёрла невидимые руки — нет ветра. Посмотрела на восходящее солнце… и потащило её, поволокло обратно в замок. Она влетела в комнату ракшада, прижалась к потолку. Ярис Ларе набирал в шприц лекарство. Алфус закатывал рукав платья той, которая совсем недавно пила с Иштаром вино и говорила, что ей хорошо. Сейчас ей на самом деле хорошо. Ничего не болит, ничего не тревожит. Покоится на кровати расслабленно, безмятежно, словно видит дивный сон. Умиротворённое лицо, гладкая без единой морщинки кожа, губы слегка приоткрыты. Она не хочет просыпаться. Зачем её трогать, если сейчас ей лучше всех? Зачем возвращать в неё боль, которая зависла под потолком? Малика метнулась в ванную. Возле закрытой двери, привалясь плечом к стене, стоял Крикс. На полу в луже крови лежал Иштар. Его били трое: Эш, Мебо и Драго. Били ногами. Свернувшись в клубок и обхватывая голову руками, Иштар из-под локтей смотрел на них и не издавал ни звука. Гулкие удары чередовались с ругательствами. А он лишь кривил окровавленные губы. Почему не говоришь, что не виноват? Почему не скажешь им правду? Они забьют тебя до смерти, и ты присоединишься ко мне. Ты мне не нужен! Малика закружилась, завертелась. Сквозь неё пролетели стражи, стены. С бортика ванны в пену упал шандал со свечами. Сами по себе распахнулись двери. А её тянуло, волочило куда-то. Что-то пронзило грудь. Вернулась боль. Вырвался стон. — Малика. Тише… — Родная. Внутри горит… — Ты слышишь меня? Воздуха глоток… Больно… — Ты слышишь меня.