– Что же нам с ним делать? – спросил Мартин, обращаясь к Даймонду. – На ваше усмотрение. Если вы действительно хотите устроить побег, то уже завтра вас будет охранять такое количество человек, что даже при численном превосходстве у вас не останется никаких шансов. – Я ничего не расскажу! – Мориц поднял руки к лицу и заплакал, как маленькое дитя. – Только оставьте меня в живых. Я и сам не прочь сбежать отсюда, чтобы вернуться к семье. Я уйду с вами... – Нет у тебя никакой семьи, – прервал Даймонд. – Если я правильно помню, ты донес на родителей собственной жены и она, вместе с ними, отправилась на плаху. Как видишь, я наслышан про тебя, Мориц. В ордене многие судачили о тебе, как о самом бесчестном и трусливом шпионе, хотя такие, как ты, здесь ценятся, видит Бог! Мориц прекратил канючить и поднял на Даймонда глаза полные ненависти. – Нам придется убить его, – тихо произнес Мартин, сам не веря тому, что эти слова исходили от него. – Вперед, – улыбнулся Даймонд. – А я погляжу на драматичный конец великого шпиона инквизиции. Мартин взглянул на товарищей с немым вопросом, застывшим в глазах. Все дровосеки тут же потупили взоры. – Кто это сделает? – спросил адвокат, но ответом ему было неловкое молчание. – Никто? Хорошо... Значит, придется мне, – он взволнованно выдохнул и посмотрел на старого Морица. Только недавно он считал его своим хорошим приятелем, а теперь на лице старика проявилась его истинная сущность хитрого и беспощадного предателя, готового сдать своих товарищей при первой возможности. Мориц ударил первым. Он бросился на Мартина, волоча за собой цепи оков, сковывающих лодыжки. Адвокат не выдержал натиска и упал под весом худого, но жилистого тела дровосека. Его костлявые и удивительно цепкие пальцы впились в шею Мартина. Даймонд наблюдал за всем этим со стороны с презрительной улыбкой, играющей на губах. Все остальные, казалось, оцепенели, даже не пытаясь прийти Мартину на помощь. Это была драка не на жизнь, а на смерть. И тот, кто выйдет из нее победителем, тот и определит дальнейшую судьбу этих несчастных узников. Прогнувшиеся и сломанные от лишений, эти узники смотрели, как Мартин дергался, задыхаясь и пытаясь дотянуться до шеи противника, но не спешили спасать его от верной смерти, готовые лучше смириться со своим положением и забыть о безумной идее побега, чем пойти против инквизиции. Когда Мартин почти перестал сопротивляться, Даймонд неторопливо поднялся с места, стараясь не шуметь цепями. Он лениво подошел к дерущейся на полу парочке и, схватив старого доносчика за подбородок и затылок, свернул ему шею. Тело старика тут же обмякло, повалившись на адвоката. Мартин тяжело закашлялся, вылезая из-под убитого Морица и судорожно ловя ртом воздух. Даймонд вернулся на свой лежак и вытянул ноги, укрываясь одеялом. – Спасибо... – кое-как просипел Мартин, смотря выпученными глазами на труп дровосека. – Спасибо... ___ Обитая железом дверь, как и всегда по утрам, открылась с протяжным, заунывным скрежетом. Каждый раз этот скрежет отдавался неприятным ощущением в груди молодой девушки, сидящей у небольшого окна на вершине самой высокой башни огромного замка графа Стефана фон Шеленберга. Длинные волосы девушки рассыпались по плечам, ее пустой, невыразительный взгляд смотрел в никуда. Она не видела раскинутой за окном снежной долины, не видела и линии леса, чернеющего на горизонте, а только-только восходящее солнце не смогло осветить черты ее бледного, усталого лица. Единственным, что по-настоящему привлекало ее внимание, была высота, от которой захватывало дух. Высота манила ее, как ничто другое в этом тусклом, бессмысленном существовании. Больше всего на свете она желала просто отдаться этой высоте, ощутить свободный полет и разбиться о землю, словно раненая птица. Но толстые прутья решетки на застекленном окне были непреодолимым препятствием для ее слабых рук. Юркая служанка средних лет с подносом в руках быстро проскользнула за отворившуюся дверь и тут же захлопнула ее ногой прямо перед носами двоих стражников, с любопытством заглядывающих внутрь, чтобы хоть краем глаза увидеть девушку, которую они охраняли денно и нощно то ли от самой себя, то ли от какой-то неведомой угрозы извне. – Доброе утро, миледи. Неужто вы просидели так всю ночь? Вы не замерзли? Мария не обратила на женщину никакого внимания, продолжая безучастно смотреть сквозь стекло. Служанка поставила поднос с горячими блюдами на небольшой стол в центре комнаты и суетливо принялась заниматься затухающим очагом. Мария же не выказала ни малейшей заинтересованности к еде, невзирая на дразнящие ароматы специй, в миг разнесшиеся по ее скромным покоям. – Мне велено накормить и причесать вас, миледи. Граф прибудет к вам после полудня. Он сказал, чтобы вы хорошо выглядели к его приходу. Служанка подошла к девушке с гребешком и стала осторожно водить по ее поблекшим волосам. Женщина не могла не заметить тех разительных перемен, произошедших с ее госпожой за короткий период времени после злополучного дня аутодафе. Некогда крепкая, гордая, с высоко поднятой головой и расправленными плечами девушка превратилась в худую, осунувшуюся даму с преждевременными морщинами на лбу и серыми кругами под глазами. – Сегодня вы выглядите еще хуже, чем вчера. Не думаю, что лорд Стефан будет этому рад. Вам стоит больше есть и спать, иначе вы рискуете потерять его доброе расположение. Только тут Мария как будто бы оживилась и медленно повернула голову, переведя взгляд на женщину. – Ты думаешь, что я стремлюсь ему понравиться? Он удерживает меня здесь, как в тюрьме, под постоянным присмотром стражи уже с осени. Когда мне выпадает возможность прогуляться по саду, за мной повсюду следуют его люди. А еще... Мария вдруг запнулась на полуслове и из ее больших глаз потекли слезы. Ее безжизненное до того лицо теперь искривилось в гримасе горя и сильнейшей душевной боли. – Разве это та забота, о которой говорил мой отец в своем письме? Разве так заботятся о дочери лучшего друга? – Тихо-тихо, перестаньте, миледи! – служанка смахнула с ресниц навернувшуюся слезу и прижала голову Марии к своей необъятной груди. – Не печальтесь. Все не так уж плохо. Здесь уютно и тепло, я забочусь о вас, как могу. Графа вы видите редко... Быть может, вам просто нужно согласиться на его предложение и стать его законной супругой? Мария понуро опустила голову и, шмыгнув носом, утерла слезы, понемногу успокаиваясь. Она была все ближе к тому, чтобы сдаться. В память о Мартине, пусть и убитого в борделе в компании двух девушек легкого поведения, Мария держалась так долго, как могла. Может, он и предал ее, но заплатил за это сполна, а Мария не могла так просто стать женой другого человека, которого, к тому же, совсем не любила. – Нет, – наконец сказала она. – Я не готова стать его женой. В моем сердце еще остались чувства к моему жениху Мартину, Царствие ему небесное! Почему Бог забрал всех близких мне людей? – она опять расплакалась, не в силах больше сдерживаться. – Он наслал на вас огромные испытания, миледи. Но вы должны бороться. Должны продолжать жить. В то утро служанке все же удалось уговорить Марию немного поесть, а потом привести себя в порядок и сменить платье. Граф явился, когда солнце уже встало в зените и залило маленькую комнатку башни своим согревающим светом. Стефан фон Шеленберг был не в духе. Мария заметила это по его хмурому лицу, на котором обычно всегда играла улыбка и учтивое выражение. – Здравствуй, Мария, – сказал он сдержанно, присаживаясь на кровать рядом с девушкой. – Я пришел, чтобы в последний раз просить твоей руки и сердца. – Вы ведь уже знаете, граф, что сердце мое занято, а рука, хоть и свободна, вам принадлежать не станет. На полной физиономии графа с двумя подбородками появилась несвойственная ему злобная мина. Он свирепо замычал, раздвинув ноздри и часто задышав. Его свирепый взгляд будто пытался испепелить Марию на месте. – Кем занято твое сердце?! Ты хочешь сказать, что до сих пор питаешь чувства к предавшему тебя, да к тому же еще и усопшему человеку? Мария недоуменно изогнула бровь и ответила вопросом на вопрос: – К чему эта напускная злоба, граф фон Шеленберг? Неужто вы пытаетесь меня запугать? – Мария поднялась с кровати и встала напротив мужчины. – Я прекрасно знаю, что вы не сможете сделать ничего, кроме как отстегать меня по голой спине своей никчемной плеткой. Вы пришли сюда, чтобы в очередной раз поиграть со мной? Ведь так вы называете свое гнусное развлечение, проклятый извращенец?! Мария ошиблась. На этот раз злоба графа оказалась вовсе не напускной. Теперь он и вправду злился. Он приходил к ней раз в неделю. Сначала он был вежлив и учтив, старался разыгрывать из себя благородного рыцаря, готового добиваться ее любыми способами. Через месяц тщетных уговоров он стал груб. Его просьбы поиграть превратились в угрозы, а потом он и вовсе перешел к рукоприкладству. Мария долго сопротивлялась, но потом, поняв, что дальше этого дело не зайдет, перестала обращать внимание на странности графа. Он стал приходить чаще, иногда посреди ночи, когда она сидела у окна, вглядываясь в кромешную темноту и не видя ничего, кроме обожженных лиц своих матери и брата. В такие моменты ей настолько было безразлично все происходящее за пределами ее мира грез, что она даже не противилась, когда граф, пыхтя и сопя, рвал на ней платье и начинал с безумным, нездоровым удовольствием оставлять на ее белой коже красные линии от десятка тонких ремней своей плетки. Она лежала, сглатывая нарастающий в горле ком, зажмуривая глаза и вспоминая родной дом, лица близких людей, любимые сердцу поля, луга, озера и реки во владениях ее семьи, нечестно отнятых врагами. Ремни плетки били совсем не больно, но само унизительное положение, в которое ставил ее граф, было для нее хуже любой физической боли. Он проводил своими толстыми, потными от натуги пальцами по ее нежному телу и в тот самый момент, когда Мария думала, что сейчас он перейдет к более низкому поведению, граф уходил, внезапно успокоившись. Тогда в уме девушки появилось подозрение, что фон Шеленберг вовсе не сдерживает свое нарастающее желание овладеть ею. Он просто не может этого сделать. Истинной причины Мария не знала, но это не казалось ей столь важным. Граф поднялся и угрожающе надвинулся на нее. Мария не отступила. Он был ниже ее на несколько голов, а грузное тело не позволяло ему быстро двигаться. Как только он протянул руки, девушка с легкостью увернулась, сделав шаг в сторону и толстяк едва не упал, успев облокотиться о стол. – Хотите опять поиграть в догонялки? – к Марии вновь возвращались упрямые черты ее непростого характера. Она вздернула подбородок и наградила графа взглядом полным неприязни. – Вы же знаете, что даже в этой маленькой каморке вам меня не обыграть! – Прекрати, я не для этого сюда пришел, – граф выпрямил спину. Он сделал несколько вдохов и успокоился. – У меня есть к тебе предложение. Я хочу заключить с тобой сделку. Мария подошла к окну и прислонилась к подоконнику, скрестив руки на груди и сосредоточенно глядя на старика. – Я слушаю. Стефан фон Шеленберг замялся. Или, как показалось Марии, даже смутился. На его заплывшем лице вновь появилось какое-то жалобное, а, скорее, даже жалкое выражение. Теперь это была не наигранная жалость к Марии и ее сложной судьбе, это была жалость к самому себе. И на этот раз она была настоящей. – Я должен рассказать тебе что-то. Хотя ты и сама уже все поняла. Ты права насчет того, что я не могу сделать ничего большего, кроме как отхлестать твое прекрасное тело этой треклятой плеткой... – Продолжайте. – Много лет назад, когда я был молод и виден собой, у меня была красивая жена, самая прекрасная во всем герцогстве. Все мне очень завидовали, мои друзья и неприятели, другие графы и бароны, даже герцоги... Все в тайне восхищались ею и грызли локти оттого, что она принадлежала мне, а не им. – Это плохая, черная зависть, – заметила девушка. – И я бы на вашем месте не стала радоваться такому. – А я был рад, – мечтательно улыбнулся граф, уносясь в воспоминания своей молодости. – Позже я понял, что был слишком самоуверен. Родив мне сына, она сбежала с каким-то рыцарем даже не из этих краев. Мария почувствовала, что и сама невольно начинает жалеть графа. Что-что, а истории о несчастной любви задевали молодую леди до глубины души. – Прошло много лет, я растил сына один и был посмешищем для всех тех людей, которые когда-то испытывали ко мне зависть. Они шептались за моей спиной, но их слова неизбежно доходили и до меня вместе со слухами. Не было ни одного города или даже деревушки, где не судачили бы о графе фон Шеленберге, взявшего в жены шлюху, которая обманула его и сбежала с другим. Меня считали слабым и никчемным за то, что я не нашел того рыцаря и не расправился с ним и с предательницей-женой. Говорят, эту историю обсуждали даже при дворе императора, выставляя меня далеко не в лучшем свете. – Может и так, – пожала плечами Мария. – Но я точно знаю, что был один человек, который не обращал никакого внимания на ваш позор. Мой отец любил вас и был вашим другом несмотря ни на что. – Альберто жалел меня, – граф опустил глаза в пол. – Но никогда не говорил мне этого. Он имел счастливую, полноценную семью и был счастлив. На лицо девушки надвинулась мрачная тень. – Был... Что сталось с вами дальше? Граф помялся, раздумывая над тем, стоит ли ему говорить девушке всю правду. Он сомневался, но потребность выговориться хоть кому-то постепенно брала верх. – Через несколько лет я нашел этого рыцаря. Вместе со своими воинами я отправился войной на его земли. Они прятались в маленьком, невзрачном замке, в глуши. Первая атака оказалась неудачной, я недооценил врага. Позже я вернулся с большим войском, мы взяли крепость в продолжительную осаду, а потом разрушили ее с помощью осадных орудий. Тот рыцарь трусливо бежал, оставив своего родного брата прикрывать его отступление. Уже внутри я скрестил мечи в драке с его братом и проиграл. Кем был я? Молодым графом, державшим оружие только на охоте, а он привык к таким битвам. Он ведь был рыцарем и ходил в походы. Он поступил нечестно, не по-рыцарски, ударив меня мечом между ног. Я был окончательно разбит таким поворотом событий. По моему приказу мои воины убили его. – С тех пор вам не приходилось иметь близость с женщиной, так? А теперь вы рассказали это мне. Но для чего? – Я рассказал тебе это, чтобы ты поняла меня, и чтобы тебе было легче принять решение. Мое предложение заключается в следующем... Ты ведь хочешь вернуться домой? Мария подняла на графа взгляд, в котором проскользнули одновременно надежда и недоверие. – Я выкуплю земли твоего отца и верну их тебе, если ты вступишь со мной в брак. Ты сможешь жить в своих землях, но будешь сопровождать меня во всех важных поездках и встречах. Когда я увидел тебя, Мария, я был поражен твоей красотой! Ты превосходишь своим великолепием даже мою жену! Я правда восхищаюсь тобой. Только представь, как они будут восхищаться! И завидовать... Девушка скромно потупила взор от таких неожиданно приятных слов. – Вы хотите, чтобы люди перестали говорить пакости у вас за спиной? Граф робко кивнул.