– И ты так прекрасно пела, – ободряюще продолжила я. – Ты правда, правда так считаешь? – она уставила на меня огромные влажные очи. Кто-то сказал, что лгущие губы порочат Господа, но я уверена, что те, которые выясняют правду, – воистину его радость. Мне пришлось хорошенько подумать, перед тем как продолжить: – Я не думаю, я знаю. – И я легонько сжала ее плечи. Наверное, я вечно буду гореть в аду за эту откровенную ложь, но мне наплевать. Просто тем, кто в раю, придется обойтись без меня. – Эта песня всегда напоминает мне другую – «Кто знает, где судьба ее настигнет», основанную на стихотворении Шелли. Наверняка ты ее знаешь. Я была уверена, что Карла не знает, поскольку я только что ее выдумала. Карла кивнула со знающим видом. Готово! Действие равно противодействию! Где-то на небесах святой Петр пачкает свою большую книгу и сквернословит в наш адрес. – Или, – продолжила я, – «Король песков», – и процитировала: Из глины слеплю я всамделишный дом – И стены, и пол, честно-честно! Поселимся в нем мы с тобою вдвоем, Нам будет с тобою не тесно! – Оливер Инчболд, – сказала я. – Все это знают. Это из «Лошадкиного домика». Я всегда думала, что это стихотворение рассказывает об одиночестве. Лирический герой выражает желание вернуться в утробу матери, создать убежище и разделить его с другом. Ты согласна со мной? Концепция возвращения в материнскую утробу была изложена во всех подробностях одной опытной девочкой в женской академии мисс Бодикот, но сомневаюсь, все ли я поняла. Карла слабо кивнула. Дельце будет не таким легким, как я думала. – Может, тебе стоит положить эти слова на музыку, – предложила я. – С твоим великим талантом… Но не успела я договорить, как Карла запела – сначала ее голос дрожал. Она сочиняла жутковатую мелодию на ходу, и у меня мурашки бежали по коже. Поселимся в нем мы с тобою вдвоем, Нам будет с тобою не тесно! И так далее. На словах «с тобою вдвоем» Карла вскочила на ноги и обняла меня так, что кости затрещали. Я перестаралась. – Бедняжка, – сказала я почти искренне и добавила: – Все читали «Лошадкин домик». Я подождала, пока она перестанет хлюпать носом. – Или им читали. Думаю, тебе тоже. Она просияла. Утерла глаза кружевными рукавами. – На самом деле моя тетя Луиза была знакома с Оливером Инчболдом. Представляешь? Он был по уши в нее влюблен. По крайней мере так она рассказывала. – Оливер Инчболд? Должно быть, они были совсем юными. Насколько я помнила по старым пыльным выпускам «Книгочея» и «Иллюстрированных лондонских новостей», заполонивших буфеты и щели Букшоу, Инчболд всю жизнь был счастливо женат на какой-то светловолосой леди, которая целыми днями вязала мешочки для моряков и митенки для бездомных. – Это было не так давно, – ответила Карла. – Незадолго до его смерти. Тетя Луиза работала в издательстве, где он печатался, и… – В «Ланселот Гэт» на Бедфорд-сквер в Лондоне? – выпалила я. – Верно, – подтвердила Карла. – Откуда ты знаешь? Я с умным видом постучала указательным пальцем по виску. – Держу ушки на макушке, – сказала я. Хотя в моих словах не было ни капли смысла, я видела, что они произвели на нее впечатление. – Расскажи мне о тете Луизе. Должно быть, она была потрясающая. Работать в издательстве, надо же. – О да. Несколько лет назад она погибла в Средиземном море. Поломка акваланга. – Чего? – Акваланг. Это такая штука, которая позволяет дышать под водой. Она ныряла вместе с Жаком Кусто, чтобы увидеть обломки римского корабля. – Кошмар! – воскликнула я совершенно искренне. – Мои соболезнования. – Все в порядке, – сказала Карла. – Она всегда говорила, что предпочтет умереть по пути на луну, а не попасть под автобус. Полагаю, так все и случилось. Тетушка Луиза всегда была искательницей приключений, как говорила мама. От Даффи я знала, что это словосочетание имеет разные смыслы. – Как-нибудь я покажу тебе фотографию, если захочешь. Она курит трубку Эйнштейна, а он в ее тапочках. – Ничего себе! – сказала я. – Она была такая. Сумасбродка, как говорила мама. Учила Черчилля танцевать румбу и обыгрывала автора «Дживса» в крокет. – Вудхауса, – уточнила я. Даффи вечно о нем говорила и хихикала посреди ночи, когда предполагалось, что она спит. – Да. Тетушка Лу – все звали ее Лу, даже мать – знала всех, кто представлял хоть какой-то интерес. Она была невероятно популярна в определенных кругах. – Ясно. – Надо проконсультироваться с Даффи, обладательницей сверхъестественной способности читать между строк. Пусть даже придется заключить с ней мирный договор, оно того стоит. – Знаешь, почему я тебе завидую? – спросила я. Это один из тех хитрых вопросов, на которые еще никто никогда не ответил «Да». Если вам нужен ответ «Нет» для поддержания беседы – вот вам способ. – Нет, – ответила Карла. – Скажи. – Готова поспорить, она читала тебе вслух, твоя тетушка Лу. Оливера Инчболда и другие истории. Разве это не чудесно – думать о том, что она, наверное, собственными ушами слышала эти стихи от него самого? А теперь ты слушаешь ее. Должно быть, какое это удовольствие – знакомиться с его стихами практически из первых рук? Изрядное преувеличение, но Карла значительно приободрилась. – О да! – выдохнула она. – Я умоляла ее снова и снова рассказывать о том, как они катались на лодке, пили чай в Кембридже, о джаз-банде «Диксиленд», выступавшей на Ипподроме. О часах, проведенных в клубе «Кубла Хан» в Сохо. – А о Криспиане Крампете? – спросила я. Карла закрыла глаза, откинула глаза и затянула речитатив: Криспиан дал трехколесному другу Имя, но эти крестины – секрет! «Несравненный, бесценный, один во Вселенной, Мой Вело-и-бело-и-дело-сипед!» – Чепуха, да? – внезапно спросила Карла. Я ничего не стала говорить, но на мой вкус это лучшее стихотворение, принадлежащее перу Оливера Инчболда. Поскольку я самолично провела ритуал крещения над своим велосипедом, эти строчки пробирали меня до глубины души. – Некоторые люди мало нуждаются в обществе себе подобных, – произнесла я, словно в никуда, и Карла стиснула мою ладонь. – Тетушка Лу явно к ним не относилась.