– Ну да, на один день этого хватит, но мне, может быть, потребуется чуть больше времени, понимаешь? Вот я и решила, что я буду «слишком сильно больна», чтобы звонить самой – ну, знаешь, высокая температура и все такое, и мне пришлось попросить тебя… Я хочу сказать, мне, возможно, придется отпроситься до конца недели. Послушай, я знаю, как это тебя раздражает, но я буду перед тобой в неоплатном долгу. Какое-то очень длинное мгновение Виолетте неудержимо хотелось взять у Мари телефон. Позвонить ей на работу и сказать, чем именно занимается ее подруга. Дать Мари прочувствовать в полной мере последствия своих бессмысленных прогулов. Но вместо этого она просто закрыла дверь. Ей потребовалась вся ее выдержка, но она не хлопнула дверью и не высказала вслух мысли, непрошено нахлынувшие в ее сознание. Мари поняла, что лучше не настаивать, и сон быстро одолел Виолетту. * * * Когда она проснулась в следующий раз, в квартире уже никого не было. Судя по всему, Мари уже отправилась заниматься тем делом, которое считала важнее работы, однако Виолетта все равно осторожно постучала в ее дверь. Она не собиралась просить прощения за свой поступок, поскольку считала себя абсолютно правой, но, учитывая ситуацию с жильем, она боялась испортить отношения с подругой. А сегодня крошечная квартира, где Виолетта проснулась в полной тишине, показалась ей бесконечно одиноким и пустынным местом. Однако ответа не последовало, поэтому Виолетта прошла на кухню. Взревевший в тишине чайник полоснул ее по нервам, а насыпая в чашку растворимый кофе, она заметила, что ее правая рука, держащая ложку, слегка дрожит. С ней все в порядке. Нет никаких причин думать иначе, посему с ней все в порядке. Именно в такие моменты Виолетта обрадовалась бы, услышав обнадеживающий шорох обитающего в стенах убийцы. По крайней мере, у нее появилось бы хоть какое-нибудь общество. Но ей так и не удалось заставить себя посмеяться над собственной шуткой. Выпив кофе, Виолетта заверила себя в том, что ей стало лучше. Когда лифт наконец приехал, в кабине уже были люди. Виолетта так долго простояла в прокуренном коридоре, что готова была опять признать его сломавшимся, но когда она уже направилась к лестнице, двери медленно раздвинулись. В кабине стояли двое, прильнув друг к другу и отвернувшись в дальний угол, словно погруженные в интимный разговор, хотя слов Виолетта не разобрала. Она постаралась разглядеть их лица, узнать, встречала ли она этих людей здесь раньше, но у одного из парней на голове был капюшон, а другой стоял к ней спиной. Одежда на них была безликая, джинса и хаки, и на Виолетту они не обращали никакого внимания. Почему-то мысль о том, что она зайдет в эту кабину и будет медленно спускаться восемь этажей вместе с этой парочкой, наполнила ее ужасом. Неужели это все из-за того вчерашнего козла? Неужели из-за одного-единственного «бу» она будет так себя чувствовать до конца жизни? Нет, тут дело в чем-то другом. Иначе быть не может. Быть может, она испугалась, что лифт сломается, они застрянут в кабине на четыре дня, и в конце концов эта парочка вынуждена будет ее съесть. Но сейчас воспоминания о страшилках матери не вызвали улыбки, как это бывало всегда. В конце концов Виолетта решилась воспользоваться проклятым лифтом, однако к этому моменту двери уже начали закрываться. Ей пришлось спускаться по лестнице. * * * Работа тянулась медленно, как это бывало так часто. Виолетта чувствовала себя уставшей, и кофе из автомата нисколько не помогал. Она перебирала по циклу непонятное, синтетическое меню, стараясь найти то, что позволит ей наконец вырваться из тумана. Растворимый кофе, «свежесваренный» кофе, капучино – все это имело один и тот же химический вкус, к которому за долгие годы приспособился ее язык, но ни один из этих напитков не мог развеять тревогу. Виолетта поймала себя на том, что измеряет рабочий день по перекурам курильщиков, по подъему и угасанию раздражения, таким же регулярным, как ход часов. Когда она наконец отправилась на прогулку и проходила мимо них, сгрудившихся в кучку на холоде у входной двери, она непроизвольно пробормотала что-то насчет лени, но курильщики стояли к ней спиной и, похоже, ничего не расслышали. Избегая Огюстин-роуд, Виолетта два-три раза сворачивала, чтобы не пересечься с другим запоздалым прохожим. Она ругала себя за это последними словами, но успокаивала себя тем, что лучше спокойно прогуляться, чем доказывать себе что-то. Но даже так расслабление сегодня ночью ускользало от нее, и дело кончилось тем, что она провела на улице на десять минут дольше, чем ей полагалось на перерыв. Похоже, никто этого не заметил, однако ей самой стало стыдно. Когда Виолетта вернулась домой, Мари угрюмо собиралась уходить на работу. – Вчера я сослалась на головную боль, так что сегодня приходится идти. – Извини, – сказала Виолетта. На самом деле она не чувствовала ни капли раскаяния. – Да, и еще звонила твоя мать, что-то насчет шестидесятилетия твоего дяди. – Спасибо. Я ей перезвоню, – сказала Виолетта. Звонить домой она не собиралась. В холодной, опрятной темноте своей комнаты Виолетта легла на кровать, пытаясь разобраться в том, что же случилось. Все было в полном порядке. Так почему же у нее ныли челюсти от того, что она с силой стискивала зубы? Почему она так устала? Забравшись под одеяло, Виолетта отдалась сну. * * * Следующая ночь выдалась странной. Виолетта проснулась. Наверное, проснулась. Однако оставалась какая-то обособленность, словно ее оторвали от окружающего мира. Все было размытым, приглушенным, а когда она пыталась на чем-либо сосредоточиться, у нее сразу же начинала болеть голова. У Мари, судя по всему, выдался тяжелый день, и она не склонна была болтать за ужином, предоставив Виолетте завтракать в одиночестве: тосты никак не желали жариться, кофе остыл, не успела она налить его в кружку. И все же Виолетта выпила его, отчаянно пытаясь проснуться еще хоть на капельку. Вышла из дома она на полчаса позже обыкновенного, однако если бы у нее спросили, на что она потратила лишнее время, она не смогла бы объяснить. Шагнув в облако табачного дыма, Виолетта остановилась и закашляла, столкнувшись с незнакомым ощущением, ввергнутая вновь в действительность этим мгновением физического дискомфорта. Виолетта огляделась по сторонам, и, разумеется, перед дверью 116-й квартиры стоял молодой парень в поношенном сером костюме. Сорочка когда-то была белой, однако время придало ей тот же самый тусклый цвет, каким обладал пиджак, и она, расстегнутая, открывала темную от загара грудь. Вьющиеся черные волосы обладали как раз той длиной, чтобы быть взъерошенными. Похоже, парень не заметил вышедшую из квартиры Виолетту и ее реакцию на сизый дым от его сигареты, клубящийся вокруг облупившейся таблички «Не курить». Все его внимание было сосредоточено на окне в конце коридора, за лифтом, из которого открывался вид на укутанный покрывалом ночи город внизу. Лампа дневного света над окном перегорела еще несколько недель назад, отчего эта часть коридора оставалась в темноте, однако Виолетта, проследив за взглядом незнакомца, различила там смутный силуэт. Она прищурилась. Там кто-то стоял, и было неясно, то ли он отвернулся и уставился в окно, то ли смотрит в глубь коридора. Виолетте хотелось не обращать внимания на этих людей, просто пройти к лифту и отправиться на работу (ей нужно было идти на работу). Нервы ее все еще звенели после той встречи два дня назад. Однако было что-то в фигуре у окна, что Виолетта почувствовала: этот человек смотрит на нее. Не на парня с сигаретой, а на нее. Она посчитала своим долгом окликнуть неизвестного, поздороваться с ним, заверить его в том, что она идет на работу – правда идет на работу, но тут кто-то крепко схватил ее за руку. Порывисто обернувшись, Виолетта увидела своего странного соседа, настойчиво качающего головой. – Вы его видите? – спросил он, и в его голосе прозвучала тревога, смешанная с сильным акцентом, определить который Виолетта не смогла. Она молча кивнула, лихорадочно соображая, какой же из рассказов матери сбывается сейчас? Парень не скрывал своего облегчения. Его пальцы расслабились, и Виолетта, высвободив руку, непроизвольно отступила назад. Его лицо на мгновение смягчилось, и он, запинаясь, извинился. Словно почувствовав следующий вопрос, парень указал на дверь за собой и, предположила Виолетта, на живущую за ней старуху. – Старая знакомая, – сказал он, словно ожидая, что это ответит на все ее вопросы, однако в голове у нее снова все поплыло, а в висках застучала кровь, заглушая удушливую тишину коридора. Виолетта собралась уже уходить, не желая задавать незнакомцу никаких вопросов, но тут ее взгляд непроизвольно метнулся к окну, и она застыла. Теперь там стояли уже двое. Второй был таким же неясным силуэтом, как и первый, и стоял так же неподвижно. Они склонили друг к другу головы, словно поглощенные приглушенным разговором, и Виолетте показалось, что если она напряжет слух, то услышит их едва различимый шепот… Сосед тоже обернулся, и ему потребовалось какое-то мгновение, чтобы разглядеть вторую фигуру. И тотчас же его лицо исказили подозрительность и тревога. Он медленно повернулся к Виолетте, и у него по лицу скатилась крупная градина пота. – Я… э… – Парень запнулся, подбирая слова. – Берегите себя. Повернув направо, Виолетта торопливо побежала вниз по лестнице. Спустившись на два этажа, она все еще слышала перешептывающиеся фигуры. * * * В ту ночь Виолетта опоздала на работу. Она изо всех сил старалась взять себя в руки, сесть за компьютер и сосредоточиться на насущных задачах, однако смысл слов оставался где-то очень далеко, а тишина кабинета вселяла тревогу, не давая собраться с мыслями. Пальцы ее заныли еще до того, как она поднесла их к клавиатуре, а центральное отопление, казалось, готово было ее испепелить. Каждые несколько минут Виолетта ловила себя на том, что внимательно прислушивается, словно стараясь разобрать какой-то негромкий разговор, а приготовленный только что кофе неизменно оказывался холодным. Она пила его непрерывно, стремясь побороть нарастающую усталость, со страхом думая о том, что если закроет глаза, то немедленно заснет. Сколько чашек кофе выпил в рассказе матери тот перегруженный клерк, у которого случился инфаркт? Или это был тот же самый, который в конце концов спалил все здание? Рассказы начинали перемешиваться между собой. Виолетта с ужасом думала о том, что ее усталость скоро станет всем заметна, что окружающие поймут, что она ничего не делает. Поймут абсолютно все. Каждый щелчок клавиши был подобен удару пальцем по черепу. И, тем не менее, несмотря ни на что, Виолетта попробовала прогуляться. Боб, обернувшись, спросил, собирается ли она на перерыв, и это было подобно перерезанной веревке. Виолетта буквально вскочила с места. Походка ее была нетвердой, безмолвные улицы не приносили успокоения, но при мысли задержаться в офисе еще на секунду ее едва не хватил обморок. По крайней мере ночной воздух не изменился. Он по-прежнему бодрил, напоминая о том, что мир еще жив, и все же Виолетта прогуливалась не так далеко, как обычно, и не так быстро. Огюстин-роуд была пустынна. Никаких фигур, стоящих в противоположном конце, никаких шепчущихся незнакомцев, ждущих ее приближения. Там не было ничего. Но почему же ей так не хотелось идти дальше? Почему у нее уже возникло желание возвращаться на работу? Виолетта двинулась вперед, стараясь не обращать на это внимания, прогоняя прочь страшные мысли, однако вскоре после этого она завершила прогулку. И в эту ночь она не смогла найти на улицах города покоя. Подходя к работе, Виолетта увидела у входных дверей небольшую толпу. Шестеро курильщиков сгрудились кучкой и о чем-то говорили вполголоса. Виолетта знала, что они посылают друг другу сообщения по электронной почте, согласовывая свои перекуры, и вот теперь они маячили у входа, перешептываясь между собой, словно поджидая ее. Увиливая от работы. Курильщики даже не обернулись, когда Виолетта проходила мимо, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рявкнуть на них, обвинив в безделье. Она протерла слипающиеся глаза пальцами, испачканными кофе и грязью, и заставила себя пройти в контору. * * * Домой в Баньян-Корт Виолетта возвращалась настолько придавленная усталостью, что даже не заметила включенные мигалки стоящей перед входом кареты «Скорой помощи». И только когда круглолицая женщина в полицейской форме мягко положила руку ей на плечо, не давая ей бездумно, вслепую шагнуть за бело-синюю ленту, Виолетта поняла, что случилось что-то неладное. Место было огорожено барьерами, но на краю тротуара можно было разглядеть что-то темное. Возможно, это была кровь. Конечно, это могло быть все что угодно, однако сознание Виолетты отказывалось принимать другие объяснения, неумолимо возвращаясь к крови. – Я здесь живу, – сказала она, сознавая, что у нее в голове не зарегистрировался смысл слов женщины-полицейской. – Разумеется. Сюда, пожалуйста. Ответ прозвучал вежливо и четко, и женщина повела Виолетту к залитому светом главному входу. – Нет, за углом. Женщина-полицейский недоуменно застыла, и Виолетте пришлось слабым жестом указать на переулок, ведущий к ее дому. – Хорошо. Подождите здесь. Полицейская ушла, судя по всему, чтобы посоветоваться с начальством, и Виолетта готова была поклясться, что она пробурчала себе под нос: «Возвращалась бы ты на свою работу!» В ожидании Виолетта стояла, глядя на то, как санитары загружают в фургон длинный черный пластиковый мешок. Один из них задел барьер, сдвинув его в сторону, и на какое-то мгновение Виолетта отчетливо увидела на сырой земле ярко-синюю бейсболку. Ее нисколько не удивило, не потрясло то, что этот парень лежал теперь мертвый в противоположном конце Лондона, в пяти милях от места их предыдущей встречи. Впрочем, возможно, она просто слишком устала. Виолетта рассеянно подумала, какая именно городская легенда в конце концов доконала его. Быть может, все дело было в ней? Быть может, именно в этом и заключался главный поворот сюжета: чудовищем оказалась она. Вернувшаяся женщина-полицейский повела Виолетту вдоль здания к дальнему входу, и та почувствовала, как ее губы сложились в одном-единственном слоге: – Бу. * * * Четыре фигуры стояли на лестнице, чуть выше площадки первого этажа, там, где ступени обвивались вокруг старой железной шахты лифта. В толстых куртках поверх блеклой, непримечательной одежды, они стояли, повернувшись друг к другу так, что лиц их не было видно. Виолетта услышала их шепот еще до того, как дверь жилого корпуса «Б» захлопнулась за ней, отрезав ее от огней мигалок, казалось, преследовавших ее даже позади здания. Времени было шесть часов утра, что делали здесь эти люди? Виолетта почти целую минуту ждала лифт. Кабина никак не приезжала. Она снова нажала на кнопку, потирая кончики пальцев. Они показались ей огрубевшими, и какое-то мгновение она готова была поклясться, что пальцы стали другими, покрылись мозолями и затянувшимися шрамами. Виолетта подняла взгляд на высветившиеся цифры – они не менялись. Чувствуя себя совершенно беззащитной, она в конце концов направилась к лестнице, переполненная чувством безысходности, которое приходит с полным физическим истощением. Поднимаясь вверх, Виолетта слышала, как неизвестные перешептываются, но когда она подошла ближе, они затихли. Неизвестные просто стояли молча, они не обернулись, и Виолетте по-прежнему не были видны их лица. Где-то вдалеке завыла сирена. Виолетта продолжала подниматься вверх, притихшая группа терпеливо застыла на месте. Ноги у нее подгибались, они двигались чисто механически, но Виолетта не останавливалась. Оглядываясь назад, Виолетта пришла к выводу, что четыре стоящих человека могли полностью перегородить лестницу. Однако она не помнила, что проходила мимо них. Виолетта поднималась вверх, вот неизвестные просто оказались позади, и прежде чем смогла задуматься над этим, она уже поднялась на следующий этаж. Виолетта обернулась, но неизвестные не шелохнулись. Ее рассудок непроизвольно потянулся к рассказам матери, стремясь найти чувству беспокойства знакомый контекст, но у нее ничего не получилось. Виолетта продолжала подниматься по лестнице, а шепот плыл в воздухе вслед за ней.