– Я не маленькая! – Значит, ты достигла брачного возраста? – осведомился джинн. – Поговори мне тут. – Выходит, маленькая. – Она и тебя спасла, неблагодарная ты сардина, – заметил Том. – А тебе встречались благодарные сардины? – ехидно поинтересовался Мермер. Я так и не придумала, что сказать Томми. Почему-то было легче задирать Мермера, чем поблагодарить приютского мальчишку. Он отдал мне на хранение перстень и пряжку, будто в знак доверия. Но почему бросил жестянку мне? Даже если Томми хотел меня спасти – очень смело с его стороны, – он мог сделать это как новый хозяин джинна. Я знала: больше всего на свете Томми мечтал завладеть силой, что была подвластна мне. Это его шанс освободиться, ведь ему остался лишь один день рождения до пожизненного заключения на ткацкой фабрике. Мермер нужен Томми куда больше. И все же он вернул банку сардин. Я не понимала почему, и это задевало меня за живое. Томми считал, мы заключили перемирие. Я на него никогда не соглашалась, но Том думал иначе, а я не разубеждала. Не всякий мальчишка вспомнит о дружеском соглашении, которым связан, когда сосуд с джинном сам падает в протянутую руку. Похоже, Томас – один из тех ребят, что всерьез относятся к спортивной чести. Британцы взращивают их стадами, как овец. Теперь я ему должна. – Ты так и не ответил, Мермер, – заявила я. – Хочешь, чтобы я ответил? Таково твое желание? – вкрадчиво уточнил тот. Я едва не попалась. Почти кивнула. Какой подлый трюк! Грязный приемчик, чтобы испортить мое последнее желание. Потрать я его, гнусный джинн, наверное, бросил бы нас прямо здесь, над французскими Альпами. Яркий снег внизу, на озаренных солнцем вершинах гор, выглядел мягким и пушистым, однако сомневаюсь, что приземлиться на него с такой высоты было бы приятно. От холодного воздуха Алиса вся дрожала. Я прильнула к ней ближе, чтобы согреть подругу. Ее лицо горело – кожа, опаленная солнцем, стала ярко-розовой. А в Лондоне декабрь, так что потребуются объяснения. – Бедняжка Алиса, – сказала я подруге. – Дома мы намажем твое обожженное лицо целебным бальзамом. Из-за плеча Мермера Томми смотрел, как мы несемся к Ла-Маншу. – Так те двое, которых мы встретили, и правда твои братья? Мермер кивнул. – И что бы они с тобой сделали? Уже стемнело. Наши лица орошали брызги Ла-Манша. Джинн сбавил скорость, и мы устремились вслед за серебристыми изгибами Темзы к Лондону. – Братья считают, что, прокляв меня и превратив в джинна, отец поступил слишком милосердно, – наконец сказал Мермер. – Они думают, меня следовало пытать до смерти. – Могу их понять, – пробормотала я. – Мэйв! – вскричала Алиса, а Томми ухмыльнулся. – Отвечая на твой вопрос, жалкая девчонка, – поскольку мне безразлично, обладаешь ли ты этим знанием, – мне позволено спастись от опасности, только если я заберу хозяина с собой. На слове «хозяина» он фыркнул. – Тогда почему ты захватил нас с Томми? – спросила Алиса. Я знала: подруга нравится Мермеру куда больше меня, хоть это еще ни о чем не говорило. – Ты весишь не больше кошки. – Он просто не захотел связываться с разъяренной Мэйв, – засмеялся Томми. Джинн лениво описывал круги, спускаясь во двор заброшенного особняка за школой мисс Саламанки. Он не подтвердил слова Томми, но и опровергать не стал. Что ж, ладно. Надеюсь, отныне этот тухлый сом будет опасаться моего недовольства. Джинн опустил нас на брусчатку. – Предупреждаю, птенцы… – он уменьшился в размерах, обратился в клубы дыма и стал лениво всасываться в банку сардин, – у вас в запасе последнее желание. Используйте его с умом! Джинн посмотрел мне в глаза и ухмыльнулся. Слова Мермера эхом отзывались у меня в голове: «Желания станут твоей погибелью… Жадность одержит верх. Тебя поглотит страсть к золоту. Раковой опухолью проникнет в тело и душу, доведет до безумия и смерти». Но пока-то этого не случилось, верно? Неужели мечты о путешествиях по всему миру и о лиге крикета для девочек – это жадность? Мермер уже почти исчез, но тут взгляд джинна упал на резной браслет его отца, который все еще болтался у меня на запястье, и мой карман, где я прятала кольцо и царскую пряжку с гербом. – Ты играешь с огнем, птенчик, – бросил Мермер. – Ведь даже не понимаешь, каких демонов выпустила на волю. Что ты украла и у кого. – Гадко улыбнувшись, он скрылся из вида. – Сладких снов! Я провела Алису по черной лестнице для слуг, чтобы подруга успела нырнуть в постель до рассвета, иначе горничные или мисс Саламанка обнаружили бы пропажу. Кто бы ни запирал дверь пансиона прошлой ночью, с задачей он не справился. Когда Алиса, с лицом, умащенным толстым слоем целебной мази, наконец очутилась в своей комнате, мы с Томми опять спустились по водосточной трубе, а потом он показал мне потайной вход в подвал. Сквозь затянутое дымом небо Лондона начал пробиваться свет зари. Я поспешила добраться до своей койки, пока Старуха Салли не обнаружила, что та пуста. Лучше не вспоминать, как на той самой койке крысы развязали кровавую драку за крохи еды. Узнав Томми, Моррис тихо заухал и приковылял посмотреть, какие угощения ему принесли. Пришлось совенку довольствоваться лакрицей. Но его, похоже, это вполне устроило. Мы поспели к сроку секунда в секунду. Я едва успела добежать до койки и усесться на нее, как дверь со скрежетом отворилась и по шаткой лестнице в подвал спустилась мисс Саламанка, держа у лица фонарь. Тот с омерзительной ясностью освещал длинный нос и запавшие щеки директрисы. У Томми не было ни единого шанса скрыться. Он затаился в темноте, распластавшись у стены. Я приготовилась к выволочке Старухи Салли. Жаль, что Томми здесь и все услышит. Мэйв Меррит ничего не боится, твердила я себе, однако при мысли, что новый друг увидит, как стервятница-директриса разрывает меня на кусочки, страдала моя гордость. И мне было не совестно в этом признаться. Но выволочки не последовало. Ни капли того, что я ожидала. – Итак, мисс Меррит, – начала она, – полагаю, нынче ночью вы усвоили урок? Я склонила голову, чтобы мисс Саламанка не видела моего лица. – Очень хорошо усвоила, мадам. – Как я и предсказывала. – Она помахала перед лицом, разгоняя промозглый воздух. – А теперь поспешите наверх, вы должны побыстрее помыться и поесть. Я получила письмо от мистера Альфреда Трезелтона, он изъявил желание побеседовать с вами наедине. – Со мной? – Да, как ни странно, именно с вами. Не сомневаюсь, он хочет обсудить ваше возмутительное поведение в день посещений. – Директриса гневно втянула воздух сквозь зубы. – Надеюсь, ночь в подвале послужит вам предостережением? Дерзните ответить мистеру Трезелтону, торговому магнату и нашему щедрому попечителю, в прежнем духе – и ваши дни в пансионе сочтены. Наверное, я все-таки улыбнулась. Или неумело скрыла радость. Покинуть кошмарную школу? Да, умоляю, да! Хотя по Алисе я буду скучать. Мисс Саламанка нахмурилась. – Должна предостеречь: последние дни вам покажутся бесконечными. И все ночи до единой вы проведете здесь! Ну и ладно. Зато каждую ночь смогу бродить по городу как заблагорассудится. Пока не загадаю последнее желание, которое поможет навсегда выбраться из этой дыры. Старуха Салли определенно не удовлетворилась ответом. Она склонилась ко мне ближе. – Знаю, вы что-то задумали, Мэйв Меррит, – прошипела мисс Саламанка. – Считаете себя такой бесстрашной… А на самом деле вы лишь неуправляемая, распущенная безобразница. Подобные не раз мне встречались. Таких девчонок нужно ставить на место, а уж это я умею на славу. На славу? Ха! И все же меня невольно пробрало холодом. Надеюсь, Томми ничего не заметил. – Я буду присутствовать на вашей встрече с мистером Трезелтоном. Хочу удостовериться, что вы ведете себя должным образом, – объявила она. – А теперь пошевеливайтесь. Если вздумаете повторить мои слова родителям, я заявлю, что вы лгунья. Как считаете, кому они поверят? Я поднялась и прошагала к двери, спеша позавтракать и принять ванну. А в голове бурлили планы мести. Однако директриса ошиблась. Кое-кто все же слышал наш разговор. У меня был свидетель ее злобной выходки. Хотя слово Томми – пройдохи из приюта – стоило еще меньше моего. * * * – Мадам, – прогрохотал мистер Трезелтон, обращаясь к мисс Саламанке, когда та часом позже сопроводила меня в ее личную гостиную, – не извольте тревожиться. Мы с юной мисс Меррит прекрасно поладим, уверяю вас. – Он похлопал меня по плечу. – У девчушки бойцовский дух, и мне это нравится. Ее следует лишь немного направить в нужную сторону. Я просто дам ей отцовское наставление. – Он поиграл кустистыми бровями, пристально глядя на мисс Саламанку, отчего та покраснела. Какая мерзость! – Обещаю, кусаться не стану. Кажется, директриса пришла в замешательство. Уступить мистеру Трезелтону означало признать поражение, что было несправедливо, ведь она обещала тщательно за мной приглядывать. Однако возразить ему Старуха Салли была совершенно не способна. Она помедлила, лихорадочно соображая, и наконец ее взгляд застыл на дверных створках гостиной и широкой щели между ними. Я знаю, о чем думала мисс Саламанка! Она предоставит нам свою гостиную, а сама примется шпионить из-за двери. Очевидно, отец Терезы тоже прочел мысли директрисы. – Впрочем, сегодня такое чудесное утро, – спохватился он. – Прогулка на свежем воздухе пойдет всем только на пользу. Почему бы нам с мисс Меррит не пройтись? Недалеко, в сторону парка. Мисс Саламанка открыла было свой зубастый рот, чтобы запротестовать, но мистер Трезелтон, подняв руку, заставил директрису умолкнуть. – Ничего страшного, поверьте. Не волнуйтесь за безопасность мисс Меррит. Я лично за нее отвечаю. – Но родители мисс Меррит… – запинаясь, выдавила директриса. – Мы добрые друзья – то есть ее отец работает в банке, где я имею финансовые интересы и заседаю в совете директоров. Так что я далеко не чужой. Мы знакомы, – провозгласил Великий Финансист. Услышав, как мистер Трезелтон во всеуслышание заявляет о знакомстве с моим семейством, мама хлопнулась бы в обморок. А придя в себя, до конца жизни в каждом разговоре хвасталась бы этими связями.