Витек обогнал ее не намного, но в квартиру вошел первый – вальяжно, по-хозяйски. И тут же позвал сдавленным каким-то голосом: – Мий… тут… Преодолев последние ступеньки, она заглянула через братнино плечо. Отчим завалился на спинку кухонного диванчика наискось, голова свесилась, на щеке блестела тягучая густая слюна, из-под полуприкрытых век желтели белки глаз. На груди его, прижавшись к клетчатой рубахе, лежал распластанный, как шкурка, соседский Мурзик – сейчас он выглядел черной амебообразной кляксой с растопыренными, тоже черными ложноножками – лапами. Одна справа от отчимова горла, вторая, которую было не видно, уходила влево… – Мурзик! – возмущенно воскликнула из-за Мииного плеча неведомо откуда возникшая тетя Лиза. – Что ж ты, мерзавец, творишь?! Как ты сюда прокрался? Ох, божечки ж мои! Николай Генадич! Как же это? Прям одно за одним, беда за бедой! – Она тараторила подряд – и про незнамо как очутившегося в квартире кота, и про безжизненное тело Мииного отчима. Мия же застыла столбом в дверях. – Ах ты ж… – вырвалось у нее. Она бы и покрепче выразилась, но присутствие тети Лизы сдерживало. При соседях Мия старалась держаться пай-девочкой. Хотя ей сейчас было что сказать. Вот ведь сволочь какая! Что б ему неделю назад сдохнуть! И мама была бы жива! Даже смертью и то нагадить сумел! Скотина… Мертвая отчимова шея вдруг дрогнула, перекатывая торчащий кадык, словно покойник сглотнул. Правый глаз закрылся совсем, потом вдруг открылся. Мурзик, не то заметив хозяйку, не то обеспокоившись шевелением под собственным брюхом, моментально превратился из кляксы в вертикальную каплю: выгнул спину, растопырил хвост, оскалился, зашипел даже. Или показалось, что зашипел? – Витька, в «Скорую» звони! – скомандовала Мия, не очень еще понимая, что, собственно, говорит. В голове почему-то крутилась только баба Сима с ее кутьей. И предстоящие поминки. Что теперь с ними-то делать? Бог весть, что Витек наговорил диспетчерше (а может, и не Витек, а тетя Лиза или кто-то из соседских мужиков), но «Скорая» приехала практически моментально. – Инсульт второй? – деловито поинтересовался моложавый круглолицый врач. Соседи и прочие «провожавшие» оперативно, даже не присаживаясь, выпили по стопке – «чтоб Матвеевне земля пухом была!» – и уже разошлись. В прихожей маялся санитар: – Ну чего, носилки разворачивать? Мия взглянула на парня повнимательнее. Надо же, какой красавчик, такому в модельный бизнес прямая дорога, а он, вишь, на «Скорой» катается, носилки таскает. Хотя для модели у парня рост маловат. Как и у нее самой, кстати. Она ведь, когда зеркало вместо гадкого утенка вдруг начало показывать очаровательную принцессу, немножко размечталась: такое лицо – это ведь пропуск в сказочно-прекрасный мир… Нет, Мия понимала, что карьера модели – отнюдь не синекура, там пахать и пахать, это ясно. Но ведь есть за что пахать-то! Да-да, наверх пробивается одна из тысяч… Но – Мия взглядывала в зеркало – такое лицо тоже не у каждой, и даже не у каждой сотой. Феноменально удачно сложились отцовские румынские и мамины поморские гены. Редкое лицо, практически «стартовый капитал». Только бы пробиться (она готова была и локтями пихаться, и зубами себе дорогу выгрызать)… И Мия пыталась. Даже на кастинги какие-то ходила. Недолго. Оказалось, что кроме волшебного лица и точеной фигуры требуется еще и рост. Рост у Мии был самый что ни на есть средний, сто шестьдесят пять сантиметров, практически Венера Милосская (только фигура лучше). – Ну хотя бы сто семьдесят пять было… – вздыхали дамочки из модельных агентств. Однако телефон Миин записывали, обещали позвонить, когда ей восемнадцать исполнится. Зачем им, спрашивается, нужно, чтоб ей было восемнадцать, недоумевала Мия. Разъяснилось все быстро: некоторые звонили, не дожидаясь срока, старались заручиться Мииным согласием на работу заранее. Никаким модельным бизнесом тут, разумеется, и не пахло. Нет, в «массажные» салоны ее, бог миловал, не звали. У цеплявшихся к Мие дамочек бизнес был чуть поприличнее. Но от одной мысли, что придется окунуться в эскорт-услуги, Мию начинало тошнить. Не из каких-то там моральных соображений, она не против была бы заработать на собственной внешности – даже и таким, не слишком чистым способом. Да и что, спрашивается, дурного в том, что тебя кто-то будет содержать? Мужья же жен содержат? Но если уж подыскивать «попечителя», то солидного и постоянного. А к девочкам из эскорта ясно какое отношение. И ведь эти дурочки (их, как ни странно, большинство – Мия на кастингах насмотрелась и, главное, наслушалась) свято верят в историю из фильма «Красотка». И Наталью Водянову еще вспоминают, с охами-ахами и закатыванием глаз: с волгоградского рынка в баронессы британские! Вот только Водянова в эскорте не работала, ну а что до фильма «Красотка»… Ну да, еще Шарля Перро с его Золушкой вспомните! Нет, теоретически можно, конечно, допустить, что кое-кто из бизнесменов (не высшего, скорее всего, пошиба) берет эскорт-девочек в постоянные любовницы. Ну как – в постоянные? До первого прокола или до «надоела». Год, много два – и вали, в чем пришла. Быть может, какого-нибудь идиота девочка поумнее за такой срок и сумеет на себе женить. Но этот… кандидат должен оказаться реальным идиотом! Делить жизнь с идиотом Мие не хотелось. Нет, эскорт-службы в качестве плацдарма для охоты на подходящего мужчину не годились совершенно. И раз с модельной карьерой не задалось, искать себе приличного покровителя можно (нужно!) только самостоятельно. Как привязать мужчину к себе, превратив ни к чему не обязывающее приключение в долгосрочные отношения, а дальше и в брак, уж она как-нибудь по ситуации сообразит, не дура. Тут главное – пока не подвернется кто-то подходящий, держать себя в строгости, на мелочи не размениваться. «Подходящий» представлялся ей кем-то вроде Янкиного папаши. Богат, умен, красив, черт побери! И – не монах. Даже близко не монах. Мия готова была чем угодно поклясться – погуливает. Взгляд, знаете ли, очень уж… характерный. Охотничий. Оценивающий. Да что толку! Увести такого от его распрекрасной женушки вряд ли возможно. Не потому, что она такая распрекрасная (хотя что есть, то есть), а потому, что раз до сих пор его никто не увел, значит – безнадежно. Почти наверняка. Хотя хорошо бы… В него и влюбиться ведь можно – реально хорош. Даже нереально. Ладно, поживем – увидим. С малолеткой он точно вязаться не станет. Хотя шанс тут, возможно, все-таки есть. Мия бывала у Янки дома (изумительный, кстати, дом – у Янкиной мамочки, кроме красоты и обаяния, еще и со вкусом все в порядке!), иногда там появлялся и ее отец. И глядел он на Мию… характерно. Не так, как смотрят на одноклассницу собственной дочери. Примерно так, как сейчас на нее глядит этот красавчик-санитар. Только что не облизывается. Мия краем губ улыбнулась парню, кивнув в сторону кухни, где врач с толстой медсестрицей что-то делали с отчимовым телом: – Стаж для института зарабатываешь? Или от армии косишь? – Она что-то такое слышала про некую «альтернативную службу». Парень ухмыльнулся: – Я вообще-то на третьем курсе меда. Тут подрабатываю просто. Телефончик дашь? Ну или еще какие контакты? Инстаграм, телега или где тебя искать? Фамилию я срисовал, но она уж больно обыкновенная. Правда, имя у тебя редкое… – У меня другая фамилия, – довольно сухо пояснила Мия. – Это отчим. – Его, что ли, папаша? – парень кивнул в сторону маявшегося в дверном проеме Витька. – Так он вроде старше тебя… Мия покачала головой: – Обоим отчим. И мне, и ему. – И вам теперь с этим телом тетехаться? Или в больничку повезем? Так чего, носилки-то разворачивать? – опять крикнул он в сторону кухни. – Мий! – позвал оттуда Витек. – Тут насчет госпитализации разговор… Она представила, как после школы, вместо того чтобы сидеть над учебниками, несется в больницу – не бросишь же там этого паразита, мама из могилы проклянет. Придется таскаться туда, подменять санитарок (которых наверняка не хватает), совать им в карманы денежку, чтоб «присматривали»… Денежку… Легко сказать… – Что такого есть в больнице, чего нет дома? Там будут процедуры, благодаря которым он восстановится? Врач улыбнулся слегка – устало и довольно равнодушно: – Ну… думаю, исключать улучшение нельзя. Хотя, конечно, второй инсульт… Говорите, он уже давно в таком состоянии? – Пятый год, – коротко сообщила Мия. – Все делали, что полагается: уколы, массаж. Мама медсестра… была. – Она сглотнула непрошеный комок. – То есть как за ним ухаживать, я знаю. Разве что… Вить, – обратилась она к брату, – ты, может, пока домой вернешься? Он тяжелый, мне в одиночку ни помыть его, ни белье поменять… – Чего, целый день тут торчать? Я работаю вообще-то. Да ладно, ладно, – Витек замахал рукой, заметив гневный блеск в Мииных глазах. – Поживу, конечно. Не к соседям же тебе за помощью таскаться… Ну или по вечерам после работы буду забегать, – уточнил он после небольшой паузы, видимо, сообразив, что жить постоянно в квартире с отчимом – совсем не подарок. – Вот видите, – она улыбнулась врачу устало, как только что улыбался он сам, но куда дружелюбнее. – Вы сами-то верите в вероятность улучшения? Он повторил все так же безразлично, без всякого выражения: – Такую возможность исключать нельзя. – Да брось ты, Пал Саныч, – встряла толстая медсестрица. – Чего он, в самом-то деле, койку занимать будет? Ой, да не надо мне про протокол! Я знаю, вы все сейчас трясетесь, что родственники, если что, на вас в суд подадут, дескать, бросили без помощи. Но эти-то точно в суд не пойдут. Правда? – она бросила на Мию (не на Витька, вот забавно!) понимающий взгляд, Мия ответила таким же. – Подпишут отказ от госпитализации, твоя задница будет вполне прикрыта. Чего ему, в самом-то деле, в больнице такого расчудесного сделают? Отказ от госпитализации подпишете? – деловито спросила она. Опять у Мии – не у Витька. – Подпишем, конечно, – кивнула она. – А чего это – отказ? – возмутился вдруг Витек. – Пусть лечат. Мия дернула его за рукав рубашки: – Вить, остынь. Они не боги, они просто врачи. Про второй инсульт и перспективы «пусть лечат» я тебе после все объясню. А хочешь, сам погугли. И кстати, я уже второй день как совершеннолетняя, имею право и сама подписать. Или вам нужно, чтобы оба? Медсестрица пожала плечами. – Да ладно, ладно, все понял. Только я целый день тут с ним сидеть не стану, ясно? Дверь, едва закрывшись за экипажем «Скорой», тут же распахнулась – соседи решили, что поминки вышли какие-то скомканные, и раз «Николай Генадич» вовсе не помер, и даже «Скорая» не задержалась, надо бы продолжить. Витек, остановив Мию на пороге кухни, буркнул, глядя куда-то в угол: – Ты… это… Прости, что я тебя с днюхой-то не поздравил. Она и сама вчера за целый день не вспомнила про это, только проваливаясь в сон, сообразила – и отмахнулась от неуместной мысли. – Да я и сама забыла, Вить. Какой уж тут день рождения. Видишь, какие подарочки жизнь преподносит… Лучше бы этот паразит вместо мамы… Умер отчим через неделю. 2. Прыжок – Такая красивая девушка не должна скучать одна! Мия поморщилась, не оборачиваясь. Даже если бы она не видела отражения в темном стекле вагонного окна – долговязый парень с брезгливо вздернутой верхней губой и, кажется, тоннелями в ушах, – хватило бы и голоса: тягучего, густого, самоуверенного. Именно с такими интонациями разговаривал Борька. В общем, за ее спиной остановился тип, не вызывающий ни малейшего желания познакомиться. Да и окажись он, совсем наоборот, милым, симпатичным и сверхобаятельным – сейчас это было совсем некстати. Проклятье, ну уж в дорогущем спальном вагоне Стокгольм – Санкт-Петербург можно бы и без подобных типов! Но «тип» – явно из «золотых» мальчиков, – разумеется, катался исключительно в СВ, обычные вагоны не для таких. Ну и летел бы самолетом! Разговаривать с «такими» – самодовольно уверенными, что все вокруг существует исключительно для их личного удовольствия, – нельзя ни в коем случае. Чревато. Слова «нет» они не понимают. Ладно, если лишь процедит сквозь зубы гадость какую-нибудь, но может ведь и раздухариться (ты чего, мол, кобенишься, шалашовка дешевая!), заводясь от собственного хамства и поднимая голос почти до визга. А это сейчас никак нельзя. Должно быть, Белинская наглого придурка одним взглядом остановила бы… Впрочем, к таким, как она, такие, как этот, не пристают. Интересно, ее до сих пор Неистовой Висой называют? Или она еще на работу не вышла? Говорили, что Белинская родила осенью, как раз после их выпуска. Значит, около двух лет назад. А декрет – сколько? Впрочем, какая разница! Вот к чему она вспомнилась? Сейчас «этот» разозлится, что Мия не отвечает, и пошло-поехало. И взглядом, как тогда Веру Сергеевну, его не остановишь. Да и в прошлый раз Миин «колдовской» взгляд оказался, разумеется, ни при чем. Если Виса родила осенью, значит, в апреле уже была беременна – вот вам и головокружения, и проблемы с координацией, вот вам и вовремя споткнулась. Это только Петька, придурок, мог всякую чушь насочинять… Петька-Петенька-Петюнчик, как снисходительно, хоть и ласково, именовали его девчонки-однокурсницы. И это на их филфаке, где мальчиков раз, два и обчелся! Но Петенька – разве он «мальчик»? Так, что-то невнятное, кому придет в голову «такое» принимать всерьез? Разве что тем, кто в общаге живет. Для них мальчик с питерской пропиской, да еще и вполне богатенький, весьма подходящий объект для охоты, будь он хоть хромым и кривым. Может, кто из них и пытался к Петеньке клинья подбить. Одна точно пыталась – Ника. Вот уж кому угадали родители с имечком! Крылатая богиня победы, ага, ага и еще три раза ага! Маленькая кубышка с гладким черным каре, похожим на плохой парик, вдобавок еще и в толстенных круглых очках. Мия ее, собственно, не замечала – было бы на что там смотреть! Разве что иногда.