– Он трезвый был. Обычно всегда навеселе, а тут трезвый как стеклышко. Непривычно его таким видеть было. – Непривычно ей, – вспыхнул Карасев. – Много ты понимаешь, да Генка – золотой мужик. – Я не спорю, но пил он по-черному. – От горя. – Сколько лет прошло, а он все не просыхал. – Слушай, уйди отсюда, не зли меня. А убийцу Генки надо искать среди тех, у кого он ишачил за гроши. Вы ж там все зажрались, по десять раз в год за границу мотаетесь, задницы свои на пляже греете, а Генке за грязную работу копейки платили. Что, скажешь нетак? – Геннадий никогда у меня не работал. – У тебя, может, и не работал, а у соседей твоих частенько жилы рвал. – Кат, он пьяный, не обижайся. – Надежде было стыдно за мужа и жутко неудобно перед Копейкиной. – А ты прекрати злость свою на всех изливать. Работал бы, как люди, и жил бы по-человечески. – А я, по-твоему, как работаю? – Через пень-колоду – вот как. Половину пропьешь, другую половину прожрешь. – Вот, Катюха, – скривился Карасев, – вот как она со мной обращается. Жрачкой попрекает. Спасибо тебе, Надька. – Не Катюха, а Ката. Катарина! – Ничего. – Ката тронула Надежду за локоть. – Вячеслав, почему вы считаете, что убийца человек из поселка? – Несколько дней назад мы с Генкой сидели в гараже, и он вел себя странно, – встрял Карасев. – В смысле? – Его треп меня напрягал. Генка говорил, что скоро у него появятся деньги. Причем много денег. Сечешь, нет? Сказал о каком-то деле, но подробности опустил. – А у Геннадия были враги? – Ты себя-то слышишь, нет? Генка – безобидный тип, его даже бродячие собаки любили. Во как! Сама, что ль, не знаешь, ну кто мог его ненавидеть, какие враги? Я так думаю, Генка что-нибудь разнюхал про ваших, коттеджных, и решил на этом деле нагреть руки. – Шантаж? – А почему бы и нет. – Что и про кого он мог разнюхать? – Мне почем знать, у богатых рыльце всегда в пушку. Все вы одного поля ягоды. Тряхнув мужа за плечо, Надежда закусила губу. – Я сейчас очень жалею, что не придала значения словам Зинаиды Андреевны, – сказалаона. – Каким словам? – Катарина подалась вперед. – За день до смерти Зинаида заходила ко мне. Она часто приходила в гости, рассказывала поселковые новости, ну, ты же знаешь ее, делилась последними сплетнями. – Все бабы – дуры и сплетницы, – гундел Карасев. – А тут я ее не узнала, вроде Махова стоит напротив, а вроде и не она. – Как это? – удивился Вячеслав. – Ты что, под мухой была? – Помолчи. Загадочная Зина была, как будто сказать что-то хотела, но никак не решалась. А потом она выдала, мол, скоро бомба разорвется. – Бомба? – Да. Ее слова передаю: «Бомба разорвется сразу, как только я уточню детали». – Она и к нам заходила с таким же заявлением. – Я пыталась выяснить, в чем дело, да только без толку. А на следующий день она внезапно скончалась. Я тут подумала: а вдруг и Генка знал то же самое, что и Махова? – Подождите, вы хотите сказать… – Нет-нет, это все догадки, они ничем не подкреплены. Но если, как считает Слава, Гена хотел нагреть руки на шантаже… – У тебя куриные мозги, – перебил жену Карасев. – При чем тут Махова? Зачем ты ееприплела? Она умерла от приступа, а Генку убили. – Зина что-то знала. – Сплетни. Ты подумай, как смерть семидесятилетней бабки может быть связана с убийством Генки? А-а, трепитесь, о чем хотите, я ухожу. Бесит меня ваша бабья тупость. Выйдя от Карасевых, Катарина вернулась в поселок. Прогремел гром, усилился ветер, деревья тревожно зашелестели листвой. На душе скребли кошки. Катка нутром чувствовала, что в самое ближайшее время должно что-то произойти. А вот что именно, ответить не могла. ГЛАВА 11 Прошла неделя. В четверг утром Катарину начал бить озноб. Ей никак не удавалось собраться с мыслями, все валилось из рук, шло наперекосяк, и вообще мир виделся в черном цвете. Причина была до безобразия банальна – день рождения свекрови. Вечером в доме Копейкиных начнется костюмированное шоу, в котором примет участие большинство жителей поселка. Плюс ко всему из Москвы приедут лучшие подруги Станиславовны: Ирма и Венера – две особы, которых, по мнению Катки, давно пора определить в специализированное учреждение за компанию с Розалией. Катарина сидела перед окном в спальне, время от времени поглядывая на настенные часы, в ожидании безумного вечера. Свекровь ворвалась в комнату, как обычно, без стука. Бросив на кровать объемистыйполиэтиленовый пакет, она довольно потерла руки: – Пора перевоплощаться. Детка, почему ты такая кислая? – Нет настроения. – Сейчас я тебе его подниму. Увидишь костюм, ошалеешь от радости. – Скорее от страха. Вряд ли я обрадуюсь одеянию Кикиморы. Розалия принялась уродовать невестку. Первым делом она занялась наклеиванием аксессуаров. На трюмо появился накладной нос, при виде которого Катка чуть не рухнула состула. Это было нечто! Длинный, тонкий, землистого оттенка горбатый носяра сильно загибался книзу, отчего имел поразительное сходство с орлиным клювом. Розалия выудила из кармана ярко-зеленый тюбик со специальным клеем, как объяснила она сама, клей был безопасным, и выдавила белую, тягучую субстанцию на внутреннюю сторону носа невестки. Когда чудо-нос был приклеен и Ката ощутила себя идиоткой, не сказочной, а самой настоящей, именинница извлекла на свет божий огромных размеров уши.Далее Катарине был приклеен подбородок и три омерзительные резиновые бородавки. Кикимора получилась идеальная. Приснится такая тетенька ночью человеку с расшатанной нервной системой – заикой на всю жизнь останешься. Одежда для Кикиморы была подобрана «со вкусом». Черная, вся в дырках и заплатах юбка, коричневая блузка с громкой надписью «СССР» на спине и стоптанные до неприличия башмаки. Наталье повезло больше: Розалия приклеила ей нос, уши и всего одну бородавку. Подбородок было решено не использовать. Но и без накладного подбородка Натка оченьпоходила на Бабу-ягу. А когда свекровь обрядила ее в мешковатое болотного цвета платье, а на спину прикрепила горб из поролона, страшно сделалось даже Катке. Сама Розалия облачилась в наряд Императрицы, что, согласитесь, несколько не вяжется с тематикой предстоящего праздника. Вроде все гости должны быть сказочными персонажами, а тут вдруг Императрица. Как ни крути, а Ее Императорское Величество сказочным персонажем не назовешь даже с большой натяжкой. Но спорить с Розалией – дело гиблое,посему ни Ката, ни Наташка не стали конфликтовать со взбалмошной именинницей. К семи вечера стали подтягиваться разодетые гости. При виде Катки «сказочные персонажи» прикрывали рот ладонью и гнусно хихикали. Их смех жутко раздражал Копейкину, она держалась из последних сил, ей хотелось на все плюнуть, выскочить из дома, сесть в машину и умчаться в московскую квартиру. Подальше от всех этих «Колобков», «Мальчиков-с-пальчиков» и «Василис Прекрасных». Но, в общем и целом, если не брать в расчет упаднического настроя Кикиморы и Бабы-яги, которые с нетерпением ждали окончания вечера, праздник удался на славу. Гости во главе с Розалией смеялись, шутили, ели-пили, получая от этого процесса ни с чем не сравнимое удовольствие. Без четверти двенадцать Артур Генрихович вышел на крыльцо покурить. Киса Лизавета, улучив момент, выскользнула на улицу и дала деру. Никогда прежде персиянка непредпринимала попыток улизнуть из дома, но сегодня, очевидно, обалдев от непрекращающегося крика, кошка решила на время покинуть шумный коттедж, дабы отсидеться под каким-нибудь кустом. Розалия подняла панику. Заявив, что Лизка не приспособлена к уличной жизни и ееобязательно растерзают на части бездомные собаки, она понеслась в темноту вслед за четвероногой любимицей. Понеслась прямо в шикарном наряде Императрицы с диадемой наголове. В полночь гости стали откланиваться. В четверть первого в гостиной остались лишь Ката и Наталья. – Полчаса прошло, – пролепетала Натали. – Где Розалия-то? Ката, она же Кикимора, пожала плечами. – Сама гадаю. Я, пожалуй, пойду ее поищу. – Подожди, нос и уши хоть сними. – Натка дотронулась до собственного носика и ахнула: – Кат, не снимается. Помоги.