– Со всеми, кто придет сегодня ночью. – Кто они? – Твои кошмары. Твои слабости. Твои недостатки. Твои чудовища. Той же ночью они и явились – в полном составе. Себастиан заметил их на самом горизонте шара. Они чуть помедлили там, чтобы дать ему испугаться. Им нравится, когда он боится. А потом явились. Все безымянные страхи, всё, чего Себастиан когда-либо пугался. Все чудовища из-под всех кроватей, все существа из самых темных чуланов в его голове. Они надвигались на Себастиана и тролля: все ужасы, какие только могут уместиться внутри ребенка. Ведь внутри у ребенка места гораздо больше, чем помнится взрослым. Себастиан отвернулся и бросился было прочь, но оказалось, что он стоит на краю пропасти глубиной в сотню тысяч метров. Земля дрожала, еще секунда – и все они, его внутренние чудища, будут здесь. Вот уже их тени упали на него, холодя кожу, и Себастиан тут же продрог, точно утром, когда с одного бока сползет одеяло, – ноябрьским утром, когда зима уже одолела осень, а отопление еще не включили. Себастиан провел ладонями над пропастью, ища тепло, – и вдруг уловил его. Оно шло снизу. Если прыгнуть туда, окажешься в постели, мягкой, уютной и полной одеял как раз такого размера, чтобы натянуть на голову средних размеров мальчика. Все это он видел с того места, где стоял. Чудовища оглушительно шипели и ревели на самом краю обрыва, так что троллю пришлось кричать, чтобы Себастиан его расслышал: – Они только этого и хотят! – Чего этого? – прокричал Себастиан, уже наклонившись над краем пропасти. Неужели там, внизу, может оказаться хуже, чем тут? – Они хотят, чтобы ты туда прыгнул, Себастиан! – крикнул тролль. Это Себастиан и собирался сделать. Потому что уже знал, как приятно лететь вниз. А вдруг там, внизу, больше не будет больно? Может, там, в самом конце, вообще никакой боли нет? Но тролль схватил Себастиана за руку. Лапа у него тоже оказалась мягкая. Такого Себастиану ни за что не выдумать, ведь что он, в сущности, знает о лапах, подумал Себастиан. И остался на краю. А все, что делало ему больно, ринулось сквозь него в пропасть, хохоча и завывая. – Они не в силах причинить тебе вреда, – шепнул тролль. – Потому и хотят, чтобы ты сделал это сам. Себастиан, тяжело дыша, стоял у пропасти. – Ты уверен? – усомнился он. – А ты уверен, что завтрака так и не будет? – в свою очередь усомнился тролль. – Это ты к чему? – К тому, что даже если в чем-то уверен, это еще не означает, что все так и есть на самом деле. Ты видишь, скажем, воздушный шарик и уверен, что его упустили. Ведь так? А может, на самом деле он сам улетел. У Себастиана защипало за глазами. – В смысле, ты уверен… или ты не уверен? Тролль поскреб свой мех в нескольких местах. – Только в том, что было бы совсем не плохо позавтракать. Себастиан извинился, и тролль огорченно кивнул. Стало тихо. Затем ноги Себастиана пришли в движение – безо всякого его участия. Шар стал раскачиваться, сперва едва уловимо, потом заходил ходуном. Себастиан зажмурился и уперся руками в коленки, потому что больше держаться было не за что. Его затошнило, но тролль положил лапу ему на затылок, и Себастиану тотчас показалось, что он взлетает и парит в воздухе. «Берегись!» – шепнул тролль, но Себастиан не слышал его, пока тролль не крикнул: «БЕРЕГИСЬ!» Тут Себастиан вдруг почувствовал воду в носу. Потом в глазах. Он отчаянно замахал руками, чувствуя, как намокает одежда, а в ботинки вонзаются острые когти и что-то тащит его вниз, в глубину, словно он тонет. ОН ТОНЕТ! – Ты что, столкнул меня? Ты дурак, что ли? Ты столкнул меня… в море? – в панике крикнул он троллю, едва удерживая нос над водой. – Нет, это не… не море, это… дождь, – еле слышно выдохнул тролль. Оба ловили воздух ртом. Небо скрыли огромные волны, которые налетали на Себастиана и тролля и били их изо всех сил, норовя стукнуть побольнее. Мех тролля потемнел, отяжелел и тянул его вниз. Себастиан схватил тролля за лапу, а буря все трепала их, не зная устали. – Откуда тут дождь? – крикнул Себастиан троллю в ухо, вернее, туда, где у тролля по идее должны быть уши. – Это слезы! – крикнул тролль в ухо Себастиану, вернее, туда, где по идее были уши у Себастиана. – Чьи? – Твои! Все, что ты держал в себе! Я же говорил, ГОВОРИЛ! – ЧТО? – ЧТО ЧТО-ТО РАЗРУШИТСЯ – ЛИБО ШАР, ЛИБО ТЫ. Себастиан скрылся под водой на несколько мгновений, а может, на целую жизнь. Затем вынырнул. Над ним кружила стая огромных серых птиц. Птицы то и дело пикировали вниз и хватали Себастиана за ворот футболки. Он отбивался, и острые клювы оставляли на его руках длинные и глубокие кровавые борозды. – Они что, хотят… утащить меня? – проорал Себастиан сквозь шум ветра с дождем, хлещущего по лицу. – Нет, они хотят… напугать тебя! – проорал тролль в ответ, и тут одна из птиц взмыла в небо с полным клювом меха. – Зачем? – Чтобы ты перестал барахтаться. Себастиан вцепился в мех тролля, зажмурившись еще сильнее и уже не зная, кто из них кого удерживает на плаву. Сквозь толщу воды их несло в темноту и наконец ударило о какую-то стену. И наступила тишина, в которую страшно было поверить. Наконец Себастиан открыл глаза и увидел, что оба они лежат на песке, откашливаясь и отфыркиваясь. Солнце потихоньку подсушивало его кожу и шерстку тролля. – Где мы? – спросил Себастиан. – На дне, – шепнул тролль. – На дне чего? – Тебя. Себастиан сел. В одежду набился песок, во все места, где человеку этого меньше всего хочется, и даже в такие, где, на взгляд Себастиана, самому песку хотелось бы оказаться еще меньше. Песок был теплый, он бежал из ладоней, найдя дырочку между пальцами. Себастиан посмотрел на костяшки: все в трещинах, но не болят, и дождь уже перестал. Видимо, дождей на дне не бывает, видимо, тут всегда светит солнце – слишком сильно либо слишком слабо. Вокруг пляжа высились неприступные отвесные скалы. А тут в расселине был рай. С одной из каменных стен свисала веревка, а прямо под ней горел костер. Себастиан осторожно раскрыл ладони над перебегающими язычками пламени, ловя тепло. Ветер защекотал ухо. – Давай! – просвистел он. – Действуй! Себастиан почесал ухо, удивленно глядя на тролля. Тот печально указал на костер: – Все ждут, что ты это сделаешь, Себастиан. – Что? – Решишь, что проще остаться тут внизу. И подожжешь веревку. Себастиан медленно моргнул – ресницы будто вязли в сердце и каждую приходилось оттуда вытаскивать. – Я не смогу жить снаружи, – сказал он наконец. – Тут тоже не сможешь, – ответил тролль. – Больше не хочу, чтобы было больно. – Слова дребезжа упали с губ Себастиана, плач швырнул его на колени. – Неужели всем остальным тоже так? – Не знаю, – честно признал тролль. – Почему мне больно просто так? И я никогда не смеюсь! Вот нормальные смеются! Тролль потер кончиками лап в том месте, где у троллей, видимо, находятся виски. – Возможно, у тебя что-то не то со смехом. Это он сломался, а не ты. Может, кто-то его разбил. Однажды кто-то разбил мою любимую тарелку для завтрака. Между прочим, я до сих пор переживаю. – А как починить смех? – прошептал Себастиан. – Не знаю, – снова ответил тролль. – Слушай, а может, это что-то не то со мной? Похоже, тролль отнесся к вопросу со всей серьезностью. – А может, это не то с не тем? – предположил он.