— Кажуть — это свету конец уже будет. — А-а-а!.. — протянул Разумовский, задрав голову кверху. — Это дело серьезное! Надо готовиться. — И пошел к своей койке. Мать удивленно смотрела ему вслед — всерьез он или шутит? Грицко копался в своем кованом сундуке, прекратил занятие, повернул медленно голову и тоже стал смотреть на Разумовского. Валентин приглушил мандолину — накрыл струны ладонью. — Да все это ерунда! Поповские сказки! «Свету конец… Свету конец»… Никогда этого не будет. — Отряхнув руки над тазиком, Аркадий потянулся к полотенцу. — И на какой день он назначен? — спросил Разумовский, не оборачиваясь. — Вы шутите? — спросила мать. — Нет, — сказал он. Грицко принялся складывать вытащенные вещи обратно в сундук. — Да шутит он! — улыбнулся Аркадий. — Разумовский, не пугай людей. — А ты смелый? Не боишься? — спросил у него Разумовский. — Не веришь в конец света? — Не верю, — твердо сказал Аркадий. — Какой же ты диалектик? Ведь было начало, значит, должен быть и конец? Так ведь? Мать подошла поближе, слушала Разумовского — разговор, похоже, был серьезный. Заинтересовался и Васька, облокотился на спинку Валентиновой койки, смотрел на рыжего. — Нет, не так, — не согласился Аркадий. — А как же? — Не было никакого начала и конца не будет. Мир бесконечен, жизнь вечна, — отрапортовал Аркадий и уверенно посмотрел на окружающих. — Догматик! Это противно природе! Все имеет свое начало и свой конец, — поднял палец Разумовский. — Вот истина! Так во всем: в большом и в малом, в атоме и в космосе. — Идеалистическая философия! — отмахнулся Аркадий. — Нет, дорогой мой, самая настоящая материалистическая! Разве ты не наблюдаешь это каждый день, каждый час, каждый миг вокруг себя? — Да, наблюдаю. Одно умирает, другое нарождается, — не сдавался Аркадий. — И жизнь, таким образом, не прекращается, ее цепочка тянется бесконечно. — Ах, вот в каком смысле! — Именно, — победно произнес Аркадий. — Но ты же веришь, что когда-то на Земле не было жизни? — Да… — Значит, когда-то было ее начало? — На Земле — да… — А на других планетах, значит, все по-другому? Но ладно. Поговорим о Земле, а не о космосе. Будет существовать материя, будут существовать и различные формы ее бытия: камень, железо, живые организмы… Исчезнет жизнь на Земле, возродится где-то на другой планете. Но в какой форме — мы этого не знаем. Так или не так? — Да… — осторожно согласился Аркадий. — Значит, все-таки будет конец света? — уточнила мать. — Будет! — твердо сказал Разумовский. — Ну вот, опять ты за свое! — развел руками Аркадий. — Будет! Только не такой, каким он рисуется в церковных писаниях. И ты, Грицю, не собирай чемодан — все равно не успеешь удрать домой. Да и зачем? — Разумовский пожал плечами. — Если это случится, все равно не спасешься. — Какой же будет конец света? — не вытерпел Васька. — Он будет, юный мой друг, — обратился Разумовский к Ваське, — только как катастрофа. Взрыв Земли, например… — Взрыв! — покачал головой Аркадий. — Что она — пороховая бочка? — Думаю, еще похлеще, — ответил ему Разумовский. — Ты видел вулканы? Нет. А я видел. Откуда такая сила? Она выбрасывает камни величиной с дом, а кратер — в диаметре несколько километров! И может внутри Земли скопиться такая сила, что разлетится наша матушка на кусочки. Это один вариант, — Разумовский загнул мизинец. — Второй — космическая катастрофа. Земля может столкнуться с каким-нибудь блуждающим телом. — Вроде Тунгусского метеорита? — подсказал Аркадий. — Правильно, Аркаша! Ты начинаешь мне помогать, значит, моя мысль дошла и до тебя. Будь этот метеорит в тысячу раз крупнее, наверное, уже была бы катастрофа. Третий вариант — может погаснуть Солнце. Оно ведь тоже не вечно. И тепло в нем не бесконечно. Сколько оно энергии затрачивает ежедневно, а пополнения нет. — Ну, до Солнца далеко! — отмахнулся Аркадий. — А я что, предрекаю это на завтра, что ли? — обиделся Разумовский. — Я просто в силу своего понятия перечисляю возможные варианты конца. — Так можно предположить, что и Луна упадет на Землю? — Можно, — сказал Разумовский. — Почему же нельзя? А ты знаешь, что было время, когда не было Луны? — Как так? — А вот так — не было. Предполагают. Однажды появилось блуждающее космическое тело. Пролетая на близком расстоянии от Земли, оно не упало на нее, так как было на достаточно далеком расстоянии, но и не смогло улететь, так как было все-таки очень близко к Земле и земное притяжение уже сильно действовало на него. Это тело превратилось в спутник Земли. На Землю это оказало сильное воздействие: на Земле была катастрофа. Луна тоже имеет солидную массу, и под воздействием лунного притяжения на Земле началась страшная буря, воды вспучились, ринулись навстречу Луне: моря и океаны стали перемещаться — затапливать одни земли и освобождать другие. И только постепенно все успокоилось, но приливы и отливы, связанные с лунным притяжением, остались до сих пор. Так погибла древнейшая цивилизация Атлантида, а мы живем на земле, которая когда-то была морским дном. — Сказка, — сказал Аркадий. — Гипотеза, — уточнил Разумовский. — Всемирный потоп был, — подсказала мать. — Да, похоже, что это был именно он. Но о том, что на Земле была какая-то катастрофа, связанная с потопом, — об этом уже писали ученые. Разговор этот длился до поздней ночи, и когда мать позвала Ваську спать, он с неохотой оторвался от Валентиновой койки, на спинке которой все время «висел», вздохнул тяжело, поплелся на свою постель. — Вот, черт рыжий, откуда он все это знает? — удивился Васька вслух. — Ты почему ругаешься? — возмутилась мать. — Ишь ты!.. Гляди у меня! Волю какую взял! — Нет, правда?.. — Книжки читать надо, а не клубиться по вечерам в своем клубе, и ты будешь знать не меньше. А то только и научился — чертыхаться. Долго в ту ночь не мог уснуть Васька, взбудораженный мозг его работал, как раскочегаренная топка, и витал Васька мысленно где-то далеко-далеко от Земли — в космосе, на других планетах, в других мирах. «Дурак, не спросил у рыжего, есть ли жизнь на других планетах, — упрекнул себя Васька, но тут же и ответил сам себе: — А чего спрашивать? И без него известно — есть. В книжке «Аэлита» об этом точно написано…» В последние перед летними каникулами дни учеба давалась с трудом: в школу идти не хотелось, сидеть дома и корпеть над учебниками — тем более. Время на уроках тянулось томительно долго, зато перемены казались минутными, и звонок обычно надрывался до хрипоты, прежде чем собирал учеников на очередной урок. В этот же день, как ни голосил он, как ни надрывался, с большой перемены в классы никто не вернулся. А началось еще до перемены. Первым все обнаружил Никита Гурин. Случайно выглянув в окно, он увидел возле церкви толпу, какой не было, наверное, и на пасху. Никита толкнул Ваську. — Смотри, что там делается! — сказал он сначала шепотом, а потом не выдержал и закричал во весь голос: — Смотрите, смотрите, полез! Все вскочили с мест, бросились к окнам и увидели, как по голубому куполу церкви ползет вверх маленький, словно муха, человечек. Человечек полз и наконец добрался до золотого креста, схватился за него и помахал стоящим внизу свободной рукой. Крест снизу казался не больше лопаты, человечек же с высоты выглядел совсем крохотным лилипутиком. — Ой, какой маленький! — провизжал кто-то из девчонок. — Это Сантуй, — сказал Никита. — За четверть водки согласился крест сбить. — Ты откуда знаешь? — удивился Васька. — Папка говорил. Он за водку куда хочешь полезет. Урок, конечно, был сорван, и, как только прозвенел звонок, все ринулись к дверям, а Васька с Никитой махнули прямо в окно и через минуту были уже возле церкви. Протиснувшись сквозь толпу в первые ряды и задрав головы, они стали смотреть вверх. — Рубит… — прошептал Васька Никите на ухо. — Крест железный, топором не возьмешь… Наверное, ножовкой по металлу пилит. Толпа стояла молча, угрюмо, все взоры были устремлены на макушку купола, где у подножия креста копошился Сантуй — сопливый и грязный мужичонка, окончательно спившийся и потому брошенный женой и детьми. Жил он один в хате-завалюхе, пробавляясь случайными заработками… Сантуй копался у креста долго, его голова то поднималась, то опускалась, и уже в толпе загомонили — не совладать, мол, Сантую с крестом, как вдруг крест накренился. И в тот же миг закричала истошно какая-то старуха: — Люди добрые, православные христиане, ратуйте! Ратуйте! Пришел анчихрист храмы божии рушить, свету конец… Поглядите — солнце почернело… И все мигом отвернулись от креста, стали смотреть на солнце. Васька тоже взглянул на солнце — яркое, оно ослепило ему глаза, вышибло слезы, и перед глазами замельтешили синие круги, будто и в самом деле солнце потемнело. А старуха не унималась, кричала. Ей стали помогать другие, и через минуту уже стоял над площадью сплошной бабий, надрывающий душу вой — обреченно-жуткий, безысходный, будто и впрямь пришел свету конец.