Алешка уже поплевал на больное место и ногтем расчистил светлое пятнышко, в центре которого Васька увидел черненькую точечку — засевшую колючку. Он прицелился ногтями, хотел зацепить ее и вытащить, но заноза сидела глубоко и Васькиной хирургии не поддавалась. — Ее не схватишь… Иголка нужна. Как же быть? — Васька взглянул на Алешку — тот смотрел на него голубыми глазами и ждал помощи. — Добегался! Что теперь с тобой делать? Вот бросим тут одного. Алешка опустил ногу, снова поплевал на больное место и стал скрести ногтем. — Не трогай. — Она цепляется за ноготь. — Цепляется… А схватить ее как? — А если раскачать? — Что это тебе, столб, врытый в землю? «Раскачать»! — Васька подумал с минуту, приказал: — Вставай, садись мне на плечи. — Верхом? — обрадовался Алешка. — Да. Васька сбросил с головы мешок, пригнулся, и Алешка взобрался ему на плечи, свесив ноги Ваське на грудь. — Но! Поехали! — помахал Алешка руками. — Ты держись крепче! Свалишься… Когда Васька с Алешкой поднялись на бугор, Танька уже ждала их — сидела на перевернутом ведре, вертела в руках маленький, меньше копеечной монетки, красненький цветок — степную гвоздичку. Сощурив глаза от солнца, посмотрела на Алешку укоризненно: — Добегался! А как же кизяки будешь собирать? — Куда ему собирать! Хоть бы уж другим руки не связывал, — сказал Васька, ссаживая братишку на землю. — Спицу загнал в ногу — иголка нужна, чтобы вытащить. А где ее тут возьмешь? Можно бы колючкой от акации попробовать, но до посадки идти. Ближе домой сбегать. — У меня ж булавка есть! — обрадованно вспомнила Танька и, быстро подняв платьице, отстегнула от трусишек английскую булавку. — Вот! — А молчит! — Васька взял булавку, повернулся к Алешке: — Давай ногу. Заранее сморщившись от предстоящей боли, Алешка поднял ногу и закрыл глаза. — Да ты не бойся, я осторожно буду, — заверил его Васька и кончиком булавки тронул головку занозы. Он видел не раз, как такую операцию проделывала мать: у нее это получалось ловко. Что занозу вытащить, что соринку из глаза извлечь — все она умеет. Удастся ли Ваське так же? Вдруг заноза засела глубоко и ее придется выковыривать? Боль будет нестерпимая — это он знал по себе. А может так получиться, что и ногу расковыряет до крови, и занозу не вытащит — только хуже сделает… Но, на его удачу, колючка оказалась маленькой. Два-три раза торкнул ее Васька булавкой, она и повисла на острие. В ранке даже кровь не выступила. — Готово! — сказал он, показывая Алешке колючку. — Все? — удивился тот и, не веря Ваське, вывернул ногу ступней вверх, стал рассматривать. — Правда — все, — обрадовался он и, подняв глаза на брата, похвалил: — Здорово ты! Я даже и не почувствовал! — Другой раз гляди, куда ступаешь, — сказал Васька и заторопил: — Пошли, хватит рассиживаться. Солнце уже вон где, скоро коров на водопой пригонят, а мы тут прохлаждаемся. Надо успеть до обеда, пока коров не пригнали. И они снова двинулись в путь. Вскоре в балке показался пруд. Пруд этот колхоз сделал совсем недавно, берега его еще не успели обрасти травой, и поэтому обнаженная бульдозерами рыжая глина знойно краснела вокруг стеклянно блестевшей воды. Легкий ветерок гнал вдоль пруда мелкую рябь, оживлял неподвижную воду. Еще с бугра Васька увидел место, куда пригоняется стадо на водопой, — оно было сплошь взрыхлено копытами и густо усеяно коровьими лепешками, — и направился напрямик к нему. Спустившись на тырло, Васька оглядел изучающе поле действия и остался доволен: сухих кизяков много, добыча будет хорошей. Распорядился: — Собирайте только сухие и сносите вот на это место в одну кучу. — А вот такие? — спросила Танька, подняв засохшую лепешку, но еще сырую с обратной стороны. — Я же сказал — только сухие. — Васька, внимательно осмотрев лепешку, пояснил: — Она хорошая, но тяжелая. Нести как? Много ли унесешь? — А сухие в пыль перетрутся, пока донесешь. Васька задумался: тоже верно, перетрутся. Поднял снова лепешку, взвесил на руке, согласился: — Ну ладно, можно и такие. И они разбрелись по берегу, принялись собирать даровое топливо. Когда на горизонте показалось окутанное пыльным облаком спешащее к воде стадо, Васька со своей командой уже справился с делом, и теперь они сидели у плотины, отдыхали и наблюдали за стадом. Чем ближе к пруду, тем сильнее буйствовало стадо. Коровы ревели и бежали, обгоняя друг дружку, от топота копыт стоял сплошной гул, похожий на обвал. Завидев воду, животные по-дикому ширили глаза и навостряли уши, фырчали от нетерпения и с ходу бросались в пруд. Увязая по колено в топком иле, одни устремлялись к середине водоема, где вода почище, и там, стоя по брюхо в воде, начинали пить, другие, более нетерпеливые, припадали к воде прямо у берега и с шумом втягивали в себя мутную жижу. — Во как пить захотели! — удивлялся Алешка. Ближайшая к ним корова уже напилась и теперь, подняв голову, смотрела вдаль, лениво гоняя хвостом назойливых слепней. Она спокойно жевала жвачку, а с ее губ в воду падали крупные капли. — И мне пить захотелось, — снова подал голос Алешка. — За плотиной есть криничка. Пойди и попей, — сказал Васька. Но тут же подхватился: — Пойдем, и я попью. А ты? — оглянулся на Таньку. — Не хочу. — Ну, тогда стереги кизяки. — Что, их украдет кто? — усмехнулась Танька. — Не украдет. А подойдет какая корова, рогом подденет и порвет мешок, — нашелся Васька. Родничок был недалеко в овраге. Небольшая вымоина у обрыва из песчаника блестела прозрачным круглым стеклышком. Узкий ручеек, окаймленный зеленой луговиной, весело бежал из нее и исчезал в зарослях куги. На дне родничка маленьким фонтанчиком бурлил песок. Алешка долго смотрел на этот фонтанчик, не мог, видно, понять, что за сила будоражит песок. — Смотри, кипит! — Ага, — спокойно согласился Васька и пояснил: — Это ключ бьет. Он встал на четвереньки, припал к воде губами — принялся пить. Попив, поднял голову, передохнул и снова уткнулся в воду. — Эх, хороша водичка! Холодненькая! — Васька зачерпнул воды ладошкой и выпил ее с причмоком. — Дай я, — облизывая сухие губы, Алешка потеребил брата за плечо. Тот уступил ему место, и Алешка, упав на живот, уткнулся носом в воду. Напившись, опять уставился в бурлящую вороночку. Смотрел, смотрел и вдруг сунул в родник руку по локоть, воткнул палец в самую сердцевину. Песок шевелился под его пальцем, словно живой, вода вокруг взмутилась и на какое-то время перестала вытекать из родничка. — Ты что делаешь? — прикрикнул на него Васька. — Заткнуть дырочку хотел, — признался Алешка. Он вытащил руку из воды и стал дуть на палец. — Что, укусило? — Нет, холодно там. Палец аж закололо. — А ты думал! Она ж из самой глубины идет, эта вода. Чудак, хотел пальцем ключ заткнуть. Его и лопатой не закопаешь — все равно пробьется. Вода в родничке быстро очистилась, и на дне его все так же бурлил ключ. Напившись еще по разу, уже впрок, Васька и Алешка вернулись к сестре. Та сидела на камне, свесив ноги в воду. — Теплая? — спросил Васька. — Ага! Как парное молоко! — заулыбалась Танька: ей было приятно держать ноги в воде. — Искупаться бы!.. — Васька взглянул на Таньку. — Ну да! — запротестовала та и тут же вылезла из воды. — Забыл, что мама наказывала? Чтоб не купались. Вдруг утонешь? — Тут же мелко… И жара!.. — Он взглянул на солнце, потом на Таньку. — У бережка. Окунемся, охладимся, и все. Легче будет домой идти. А? Танька молчала, и Васька быстро разделся, полез в воду. — Красота! Раздевайтесь, смотрите, как мелко! — Васька осторожно, щупая дно ногами, отошел от берега. — Не ходи дальше! — крикнула Танька. — Да что я, плавать не умею? — И он упал грудью на воду, заколошматил ногами, поплыл. Сделал кружок, встал, тяжело дыша. — Ну? Давай, Алеш, иди, я тебя подержу. Алешка осторожно сполз белой попкой с берега в воду, протянул руки к Ваське, вцепился в него.