— Я тоже устала, Юр, — произнесла она совсем другим голосом, без привычных язвительных ноток. — Последнее разрешение для перевода в чистую зону получила, столько мороки с этим. С Тихоном попрощалась. Думаешь, мне не жалко его? Но и здесь оставаться, — она опустила взгляд к своему животу, — сам понимаешь. А тут ещё ты приехал, приглашение тебе сделай. Всё это время и морока… — она замолчала, а после паузы добавила: — поехали ко мне, Юр. Я даже немного растерялся от такого предложения. — А как же?… А муж твой? — Его сегодня не будет. Но, на всякий случай. Я уже зарегистрировала приглашение на брата. Вот для всех, если вдруг кто спросит, ты мой брат, договорились? — Идёт, — согласился я. И Рита покатила к Северо-Западному округу. Вот только ехала она как-то странно, какими-то объездными путями. А я пялился в окно, разглядывал пустынные улицы и всё ещё не мог понять, что именно здесь произошло. Ритка так и не объяснила, что за фигня тут творится с этими чипами, куарами и прочим, но я и так уже догадался, свободно перемещаться тут жителям не дают. Видать на каждом шагу отчёта требуют. Совсем не то, что в Навле. Там хоть и встречались алкаши на каждом шагу, так хоть не было ощущения вымершего города. Упадок, деградация, но люди продолжали жить и даже радоваться этой убогой жизни. Москва же показалась мне вычищенной, стерилизованной, как банка для анализов. Даже воздухом этим дышалось тяжело. Я закашлялся. По телу пробежал озноб, а в голове снова будто бы ракета взорвалась. Кажется, во мне всё-таки поселилась гадкая простуда. И тут я заметил человека, идущего по улице. А потом ещё одного. — Люди! — воскликнул я. — Ты чего? — не отводя взгляда от дороги, спросила Рита. — Там люди! Они просто идут, — и почему-то радостно так от этого стало. Не вымерла Москва. — Ну, конечно, здесь есть люди. Сейчас как раз рабочий день заканчивается, вот они и идут домой. Что тебя так удивляет? — Просто я не видел тут людей. Вот в Навле на улицах всегда народ толпился. Особенно если дождь шёл, все вываливали из домов и ловили ртом капли, будто нельзя дома просто из крана напиться, — я усмехнулся. — А тут пока не видел, чтоб хоть кто-то гулял. — В дождь как раз запрещено выходить. Да и гулять сейчас — глупо как-то. Неспокойно же на улицах. Криминал, знаешь ли, разгулялся. Пока деньги не отменили, вообще опасно было выходить из дома. Потому и ввели ограничение на передвижение. Для каждого перемещения нужно разрешение получать. В основном только на работу и с работы ходят. — Жуть какая, — меня передёрнуло. — Жуть — это у вас в Навле была. А тут зато почти пьяных нет. А если кто напьётся, чип среагирует на уровень алкоголя и баллы снимет. — По мне так уж лучше пить, чем эти ваши чипы, — буркнул я. — Да тебе всегда лучше было пить. Тебе тоже чип нужно поставить. Без него ты не сможешь даже воды купить. — Да зачем мне её покупать? Из водки элементарно отогнать спирт можно. — А где ты водку возьмёшь? — насмешливо спросила Ритка. — Так из любого крана же течёт. — Да уж, Юрик, совсем ты новых реалий не знаешь. Водопровод давно отключен, в дождь запрещено выходить из дома, а реки — сейчас мост будем проезжать, просто в окно посмотри. Ритка выкатила на Дорогомиловский мост, а я высунулся в окно, силясь разглядеть, что там. По берегам Москвы-реки стояли какие-то странные металлические конструкции, похожие на маленькие подъёмные краны, только с двумя стрелами, выкрашенными в ярко-жёлтый цвет. Вместо колёс или гусениц у этих устройство имелось подобие ног — четыре таких же жёлтых трубы. Сначала я подумал, что фигуры статичны, ну, что-то типа современного искусства. Какую хрень теперь только ни выдают за скульптуры. Но они двигались! Переставляли свои трубообразные ноги и словно бы маршировали вдоль берега. Саму же реку я так и не увидел. Водная гладь скрылась под ровным чёрным полотном, похожим на кровельное. Что-то типа рулонного битума, так мне показалось. — Это что за хрень? — спросил я. — Это шагающие дроны, — с улыбкой пояснила Рита. — Они никого не подпускают к реке. Ты даже к берегу не успеешь приблизиться. — И что они сделают? — эти конструкции казались такими нелепыми, что я даже всерьёз их воспринять не мог. — Стрелять будут? — Именно, — совершенно серьёзно ответила она. — Охренеть можно! — изумился я. — Реку боевые роботы охраняют! Куда я попал?.. — последний вопрос был риторическим. — Так в Москве почти искоренили алкоголизм, — будто оправдывая все эти нововведения произнесла бывшая жена. Оставшуюся дорогу я молчал. И в окно старался не смотреть. Слишком уж меня впечатлили эти роботы, не хотелось увидеть ещё каких-нибудь уродцев. Нет, мне никогда не нравилась Навля, там и без алкокалипсиса наблюдался провинциальный упадок, но сейчас я вдруг ощутил, как сильно скучаю по родному городу. Глава 7 Въезд во двор перекрывал шлагбаум. Я точно помнил, что раньше ничего подобного тут не было. Эти нововведения вызывали уже немалое раздражение, даже такая банальная штука, как шлагбаум отчего-то заставила понервничать. Понаставили, понимаешь ли, железяк всяких, что теперь нормальному человеку не проехать. Ритка вышла из машины и направилась к будке, в которой, видимо, сидел сторож. Что-то долго ему объясняла, показывала какие-то документы. Я ещё сильнее занервничал. И оттого лёгкие снова скрутил приступ кашля. До темноты в глазах. — Рит, ты б от меня подальше держалась, что ли, — произнес я, когда, она, наконец, уладила все дела с вахтёром, и шлагбаум медленно пополз вверх. — Это ещё почему? — Кажется, у меня что-то серьёзное. Я тут подумал, мало ли кто до меня в камере сидел. Вдруг зараза какая? Туберкулёз какой-нибудь. Ритка внимательно посмотрела на меня. — У тебя инкубационный период не прошёл, — совершенно серьёзно заявила она. А я прям нутром чуял — прошёл! Прошёл этот чёртов инкубационный период! Машина встала на парковочное место, и я кое-как вылез с пассажирского сиденья. В голове стало совсем мутно. — А собаку? — окликнула меня Ритка. — Ты решил её в машине оставить? Ох… Я с шумом выдохнул. Как я мог забыть про Пафнутия? Пошатываясь, я подошёл к задней дверце, распахнул её, и едва устоял на ногах, когда радостный пёс решил запрыгнуть мне на руки. Тридцать кило с разбегу — это вам не шутки. — Тиши, тише, Пуф, — я попытался угомонить пса. Тот присел рядом с машиной и с укором заглянул мне в глаза. — Прости, — тихо произнёс я. — Что-то чувствую себя не важно. — Ладно, не извиняйся, — пробурчала Ритка. — Я перед Пафнутием извиняюсь. Бывшая жена только по-кошачьи фыркнула и, повиливая бёдрами, двинулась к подъёзду. Почему-то мне показалось, что она стала похожа на пингвина. Она всё ещё не растеряла своего изящества, но всё же наличие живота изменило её фигуру. И теперь из неё получился изящный пингвинчик. Мы с Пафнутием пошли за ней следом. В подъезд, однако, так просто оказалось не попасть. Ритка опять показывала какие-то документы консьержу, хотя раньше никакого консьержа не было — не того уровня дом. Я пригляделся и увидел, что она не бумажки показывает, а прикладывает какие-то карточки, похожие на банковские, к терминалу. Это вход в подъезд платный, что ли? Затем она протянула руку к некоему подобию сканера штрихкодов — не то чип, не это этот куар-код устройство считывало. Затем она расписалась в самом обычном старом журнале. И только после всего этого запищала дверь, и нас впустили на лестничную клетку. — У тебя вход платный? — спросил я, когда с процедурой прохождения консьержа было покончено. Вообще-то, я думал, что пошутил. Но Ритка вдруг согласно кивнула: — Там цена символическая. Если бы не это, нам не на что было бы содержать консьержа. Правда, так как у тебя пока нет чипа, мне пришлось заплатить за двоих. — Какой бред! — воскликнул я. — А на кой ляд вообще этот консьерж нужен-то? Гоните его взашей. Сдался он вам. — Ты не понимаешь. Это распоряжение администрации. Дома без системы безопасности теперь считаются непригодными для проживания. — Любая гадость за ваши деньги, — пробормотал я. — Ну, почему гадость? Неужели ты думаешь, что риск быть ограбленным каким-нибудь пьяным уродом — это лучше, чем эти копейки за консьержа? Мне не жалко денег, но так в дом не попадут алкоголики. — Ты же говорила, что алкоголизм в Москве удалось искоренить. — Я говорила, почти. Всё равно опасность ещё остаётся. Когда идёт дождь, например. Она остановилась у входной двери и приложила магнитный ключ к замку. Я взглянул на другие двери — там тоже имелись такие же электронные замки. Но спрашивать ничего не стал. И так ясно, что это не прихоть жильцов, а очередное добровольно-принудительное нововведение. Небось тоже за счёт самих владельцев квартир. А вот двери остались старыми, некоторые так и вовсе деревянными. И какой смысл в этом новомодном замке, если хлипкую фанерку можно с ноги вышибить? Вслед за Риткой я вошёл в квартиру, которую некогда считал своим домом. Вообще-то, это жилище никогда мне не принадлежало. Не те заработки у научных сотрудников, чтобы в столице недвижимость покупать. Ритке же квартира досталась в наследство, и претендовать на её я не имел ни юридического права, ни морального. Более того, я никогда не ощущал эти квадратные метры своими. Дом, но чужой. Дом, где я могу жить. И всё же сейчас я почувствовал, будто бы вернулся домой. Обстановка почти не изменилась, всё та же старая мебель, пожелтевшие обои и местами потрескавшаяся побелка на потолке. Я так и не сподобился сделать тут ремонт. Но собирался. Каждый день собирался. Но как выпьешь, так все мысли о занятии физической работой растворяются в алкогольном тумане. Ну, а тот, кто пришёл мне на смену, тоже не так уж стремился к облагораживанию жилища. Словом, ничего-то в квартире не изменилось с тех пор, как я покинул её в последний раз. Я вдруг физически ощутил всю тяжесть воспоминаний. В груди что-то сжалось, стало трудно дышать, голова загудела, как пчелиный улей. На диван в гостиной я не присел, а рухнул, тот, кажется, хрустнул. Или же это мои кости затрещали. — Рит, — голос стал хриплым, каким-то чужим. — Кажется, я умираю. Инфаркт, кажется. Или туберкулёз. Молниеносная форма… Она почему-то улыбнулась и пошла на кухню. А меня всего начало знобить. Я ведь, и впрямь, подумал, что это конец. Ну, бывает же такое, расчувствуешься, нервы сдадут и всё. А Ритка бросила меня! Даже не подошла пульс проверить. Вдруг я уже умер? Тоже мне, медик! Вот не зря я с ней развёлся всё-таки. Правда, вскоре она вернулась, держа в рухах чашку с чем-то горячим. Ели судить по исходящему пару, что взвивался голубоватой дымкой к потолку.