Вот теперь она отмерла, снова посмотрела на него и с прежним вызовом в тоне уточнила: – Ревнуешь? – Да, ревную! – вновь непривычно эмоционально признал Влад. – Потому что я, знаешь ли, потерял зрение, а не чувства! И, честно говоря, я запутался, Юль. То ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал, то не хочешь со мной встречаться, то снова приходишь ко мне, обнимаешь совсем не по-дружески и просишь помочь, то встречаешься с Робом… Я уже ничего не понимаю! Сердце с каждым его словом билось все сильнее, и билось оно где-то в горле, мешая даже дышать, не то что говорить, но горечь, боль и переживания последнего месяца все же вырвались наружу жалящими словами: – Знаешь, почему ты ничего не понимаешь? Потому что ты дурак, Влад! Потому что только дурак мог на полном серьезе решить, что я не поехала с ним на крутую тусовку из-за того, что он слепой. Для меня ты всегда был таким! Я тебя другим не знала, а знала бы – даже близко не подошла. Потому что ты наверняка был таким же неприятным, как твой старший брат, который прет как танк и плевать хотел на других. Влад тоже наконец повернул голову к ней и не обжег возмущенным взглядом только потому, что не мог его ни сфокусировать, ни наполнить эмоциями. – А что я должен был подумать, Юль? Что ты не поехала со мной – почему? Потому что у тебя не было подходящего платья? – Да! – Я предлагал купить тебе это чертово платье! – А я не хотела, чтобы ты его покупал! – с каждой фразой Юле все сложнее было сдерживаться и не кричать во всю силу глотки, хотя голос она все равно повышала. Но стоило держать себя в рамках: пусть звукоизоляция в квартире была добротной, будить воплями Кристину не стоило. – Не хотела, чтобы ты относился ко мне, как к девочке из эскорта. Или чтобы думал, что я отношусь к тебе, как одна из них. Да и не в платье было дело! Просто ты богатый, понимаешь? И окружение у тебя соответствующее. А я обычная. И я работаю на тебя. Я, между прочим, домашняя прислуга! И все это выглядело очень сложно в тот момент, а ты не дал мне времени адаптироваться, сразу решил представить семье и друзьям, которые смеялись бы надо мной… Все сомнения, пережитые в тот день, разом вновь всколыхнулись, перечеркивая откровенный разговор с Кристиной, многое ей объяснившей, и от эмоций перехватило горло, что заставило Юлю замолчать, поджав губы. Чем Влад и воспользовался, обманчиво спокойно вставив: – То есть я должен был догадаться, что ты сбежала от нашей договоренности в заброшенный лагерь, где – на секундочку – ожившие куклы убивали людей, не потому, что я слепой, а потому, что богатый? Ты понимаешь, что это бред? Полный идиотизм! Ты, наверное, единственная женщина на земле, которая не видит проблемы в первом пункте, но считает таковой второй! Юля обиженно насупилась, гневно скрестив руки на груди, и снова отвернулась. То, что он не понимал ее переживаний, лишь в очередной раз доказывало, насколько они не подходят друг другу. И это убивало поднявшую голову надежду. – Кстати, если уж на то пошло, то, когда мы познакомились, я был не только слепым, но и богатым тоже, – уже мягче добавил Влад. – Ты меня другим и не знала. – Тогда это звучало как «состоятельный»… – буркнула Юля. – Это ты так обозначила, а не я, потому что меня нет в списке «Форбс». – Ну, кто знал, что между этим дурацким списком и моим представлением о состоятельном человеке еще миллион остановок… Ты казался таким нормальным… таким обычным, несмотря на машину и личного водителя. А потом начал рассказывать о домашней вечеринке на полсотни человек – это какой же должен быть дом? – Это же не мой дом, а дом моего отца, – словно оправдываясь, пояснил Влад. – А я обычный. Просто… с машиной, личным водителем, деньгами, квартирой в Москве и… еще кое-какой недвижимостью. И слепой, да. А так обычный. Юля против воли улыбнулась его тону и формулировкам, хоть и злилась. – Вот заладил со своей слепотой, – вредным тоном заметила она, – как будто в жизни не бывает недостатков хуже. У меня дядя Никита зрячий. Сильно ему это в жизни помогло? – Может быть, и нет, – признал Влад. – Но, честно говоря, я никогда не думал, что у меня будут проблемы с девушкой из-за того, что у меня есть, а не из-за того, чего у меня нет. – Проблемы с девушкой у тебя из-за низкой самооценки, – возразила Юля. – В том числе низкой самооценки у самой девушки, – парировал Влад. – Ладно, согласна. Мы с тобой два дебила. Но знаешь, как говорят? Два дебила – это сила. – Тогда мы с тобой сила несокрушимая, – улыбнулся Влад, поворачиваясь к ней всем корпусом и протягивая руку, чтобы коснуться. Юля придвинулась ближе, позволяя себя обнять и первой осторожно целуя его в губы. Сердце все еще сходило с ума, а внутри все переворачивалось из-за целого роя взбесившихся бабочек, но тяжесть, давившая на грудь весь последний месяц, внезапно рассосалась, и стало непривычно легко и хорошо. До тех пор, пока где-то в квартире не раздался пронзительный крик, полный нечеловеческого ужаса. Юля дернулась, Влад моментально отстранился от нее, напряженно выдохнув: – Кристина… Глава 17 29 декабря 2016 года, 1.50 – Да бесполезно это все, он не придет, – ерзая на сиденье в поисках более удобной позы, заявил напарник Соболева по засаде с необычным для шелковских оперов именем Арнольд. Кто именно из его родителей в свое время был большим поклонником Шварценеггера, доподлинно никто не знал, но на известного актера и бодибилдера он совершенно не походил: слишком высокий и худощавый, с длинными ногами. Именно из-за них более удобной позы в седане экономкласса для него просто не существовало. – Кто – он? – меланхолично уточнил Соболев, глядя на небольшой экран, изображение на котором не менялось последние несколько часов. Ждать убийцу непосредственно у колодца не имело смысла: не спрячешься и, скорее всего, за несколько часов замерзнешь, поэтому они установили видеонаблюдение, а сами дежурили в двух машинах на достаточном расстоянии, чтобы их не было видно. Правда, в случае чего и добежать с этих позиций до места возможного преступления будет непросто. – Убийца, – пояснил Арнольд, которого большинство коллег предпочитали называть или Ариком, или Арно́, с ударением на последний слог. – Он это или она – неважно. Этот человек не идиот. А не заметить нас тут может только совсем уж отбитый псих. В глубине души Соболев был с ним согласен. Аглая знает, что они осведомлены о колодце, вероятно, давно заметила, что за ней следят, а ее сообщник наверняка рассказал ей, что посторонний забирался в дом ее прабабки и читал «магические заметки». Ей не было никакого смысла рисковать и приходить сюда. Но он все-таки надеялся. Надеялся, что она – сумасшедшая. Ведь нормальный человек не станет совершать подобные убийства! А у сумасшедших своя логика. Если ей так важно совершить убийство на сороковой день после предыдущего в каком-то «энергетически значимом» месте, она может рискнуть, несмотря ни на что. – Тогда нам стоит находиться тут как минимум для того, чтобы сегодня никого не убили, – заметил Соболев вслух. – Причина не хуже других, – хмыкнул Арнольд, сползая на сиденье чуть ниже и откидывая назад спинку. – Но в этом случае мы можем и поспать. Соболев предпочел бы покурить, но только нервно побарабанил пальцами по рулю, размышляя, не пора ли снова запустить двигатель, чтобы включить печку: на их счастье, температура воздуха даже ночью сейчас не опускалась ниже минус трех, но салон все равно остывал быстро. Он уже собирался повернуть ключ, когда краем глаза заметил на экране движение. От стены деревьев отделилась бесформенная тень, при более внимательном рассмотрении оказавшаяся человеком в скрывающей фигуру одежде. Рассмотреть лицо было невозможно из-за объемного капюшона. Если верить описанию Юли, как-то так выглядел человек, сверливший ее взглядом на парковке. Пока незнакомец медленно приближался к колодцу, ожила рация, заставляя Арнольда, успевшего прикрыть глаза, встрепенуться: – Кто-то появился, вы видите? – поинтересовался коллега из второй машины. – Да, видим, – отозвался Соболев. – Что будем делать? Брать? – За что? За прогулку ночью по лесу? Ждем. – А чего ждем-то? – поинтересовался Арнольд, выпрямляясь и тоже глядя на экран. – Не похоже, чтобы он привел или притащил с собой жертву. Соболев хорошо помнил рассказ Юли о том, как та оказалась у колодца непонятным ей образом, просто проснувшись рядом с ним, поэтому предположил: – Возможно, жертва подойдет позже сама. Арнольд покосился на него, но ни о чем не спросил и никак не прокомментировал. Затаив дыхание, они вдвоем наблюдали за тем, как человек в бесформенном балахоне обошел колодец, потрогал доски, которыми они вновь накрыли его, но прибивать не стали, и вдруг повернулся точно к объективу камеры, посмотрел сквозь нее прямо на полицейских и выразительно поманил к себе указательным пальцем. Снова ожила рация: – Эм… Что это он делает? Нас зовет? – Я же говорил! – разочарованно фыркнул Арнольд. – Бессмысленная была затея. – Думаю, он зовет меня, – неожиданно для самого себя решил Соболев. И добавил в рацию: – Я подойду к нему, а вы прикройте, но не приближайтесь, пока не поймете, что нужна помощь. – Вас понял, – с мягким шипением отозвалась рация. – А ты пересядь за руль, – велел Соболев Арнольду. – И жди. В случае чего не дай ему скрыться. – В случае чего? – уточнил тот. Соболев пожал плечами. – Ну… если вдруг я окажусь очередной жертвой. И с этими словами он выбрался из салона, машинально проверяя пистолет. Найти дорогу к колодцу, особенно в темноте, было бы непросто, если бы не точка, отмеченная на карте в смартфоне. С коллегами из второй машины Соболев пересекся на подступах к поляне и велел им ждать прямо там. С этого места она достаточно хорошо просматривалась, а самих оперативников едва ли было видно между деревьями. – Ты долго шел, – насмешливо заметил хорошо знакомый голос из-под капюшона, едва Соболев шагнул на открытое пространство. Татьяна Гусарова – а судя по голосу, это была все-таки она – предпочла занять позицию по другую сторону колодца и не позволила подойти к себе. Что, с одной стороны, затрудняло возможное задержание, с другой – не давало ей напасть, имитируя давнее убийство. Вряд ли того несчастного мальчика застрелили. Скорее, или ножом ударили, или толкнули неосторожно… – А куда мне торопиться? – парировал Соболев, замирая напротив нее. Крыша колодца мешала им видеть друг друга, и это немного сбивало с толку. Соболев слышал голос, но не видел лица Татьяны, а это всегда делало восприятие собеседника неполноценным: его становилось сложнее «считывать».