— Зачем же мне лгать? — Хорошо, мы верим вам. Значит, это могилы Инчу-Чуны и Ншо-Чи, убитых нашим отцом? — Да. — Позвольте взглянуть. Он подошел сначала к могиле вождя, потом к могиле его дочери, подолгу разглядывая их. Наконец он осторожно, как будто шел по натянутому канату, вернулся назад, пнул зайца ногой и сквозь зубы процедил: — Всего лишь жалкий зайчишка! Прямо как тогда, у Гейтса и Клая! Видите, мистер Бартон, я читал роман и мне запомнились все детали, даже заяц и старые голуби, которых никто не смог съесть. Я хотел бы попросить вас оказать нам любезность… — Какую? — Показать нам наяву две картины из прошлого этих мест, самые важные для нас. Вы меня понимаете? — Понимаю. Вы хотите, чтобы сейчас мы сели на лошадей и я провел вас по округе, рассказывая обо всем, что произошло тогда. — Да, это я и имел в виду. — Я собирался показать упомянутые места миссис Бартон. Если хотите нас сопровождать, то я не против. Но думаю, вам все же лучше отказаться. — Почему? — По-моему, осматривать места, где отец совершал преступления, не очень приятное занятие для сыновей. — Наши нервы в порядке. — Итак, мы едем, а мистер Папперман останется здесь часовым. — С удовольствием! — кивнул старик. — Не имею ни малейшего желания лечить чьи-то старые раны! Он выразился бы и покрепче, ибо терпеть не мог обоих братьев, особенно Зебулона, который был ему прямо-таки ненавистен, и все же старый вестмен ограничился сказанным. Мы поехали назад тем же путем, которым прибыли сюда, потом свернули на юг, достигнув источника, где я в последний раз стоял лагерем вместе с Виннету, Инчу-Чуной, Ншо-Чи, Сэмом Хокенсом, Диком Стоуном, Биллом Паркером и тридцатью апачами. Об этом можно прочитать в первой части «Виннету». Оттуда мы последовали тем же путем, которым спешил я тогда, пока не услышал выстрелы, сразившие отца и дочь. Итак, мои спутники смогли представить полную картину убийства тех, кого я так любил. Гарриман Энтерс не произнес за все это время ни слова и даже ни разу не взглянул на меня. Временами щеки его горели, он смахивал пот со лба, как будто его лихорадило. Его брат, напротив, сохранял полное безразличие. Но его глаза выдавали бурю, которая неистовствовала в его душе оттого, что не все выстрелы его отца в свое время достигли цели. Вероятно, он стал ненавидеть меня еще сильнее, чем прежде, и был способен совершить убийство. Но мне не стоило опасаться, по крайней мере сейчас, поскольку ему еще предстояло доставить меня Киктахану Шонке живым и невредимым. Именно Зебулон заметил маленькое углубление у могилы вождя. — Наверное, здесь вы и копали тогда? — поинтересовался он. — Да, — кивнул я. — Тут лежало завещание? — Да. И не только оно. — А еще что? — Этого я не знаю, но надеюсь скоро узнать. Прошу вас одолжить мне на время ваши заступы. — Зачем? — Чтобы раскапывать. — Еще раз? — Конечно! — Так вы в самом деле полагаете, что там что-то осталось? — Да, уверен! Тут его глаза полыхнули невообразимым пламенем и дрожащим, хриплым голосом он крикнул: — И я вам должен дать заступы? И не мечтайте! Мы сами станем раскапывать могилу — я и мой брат! Он бросился к заступам, бегом вернулся к нам, подал один брату и прикрикнул на него: — Эй, не ной как баба! Ты слышишь? Это гнездо не до конца выпотрошено! Есть еще кое-что. Работать, работать! Гарриман покачал головой. — Оставь меня! Я не шевельну и пальцем! Будь оно проклято, все это золото и твоя жажда наживы за счет других! Ты кончишь тем же, чем и отец. — Трус! Проклятый трус! — презрительно прошипел Зебулон. Тут Гарриман со сжатыми кулаками подскочил к нему и гневно воскликнул: — Кто трус — ты или я? У меня осталась хоть капля мужества, чтобы бороться, у тебя же и этого нет! Я хочу быть свободен — свободен от этого дьявола, который овладел нами и не отпускает! Он без пощады и без жалости! Он распоряжается нами и ведет нас к гибели. Он требует от нас новых преступлений или искупительной жертвы за отца. У тебя нет мужества бороться с ним, поэтому ты выбираешь преступление, а я выбираю… смерть. Так кто же трус? Ты или я? — Я не выбираю преступление, — я выбираю золото. И если ты мне не поможешь, я заберу все один! Он с силой вонзил заступ в грунт. Гарриман опустился на землю. В этот момент подошел Папперман, подхватил валявшийся заступ и предложил: — Я помогу. Двое добудут больше, чем один. Но Зебулон грубо отрезал: — Убирайтесь! Вам нечего здесь искать! Я не потерплю никого другого! — Ладно, как вам угодно. Думал, что окажу любезность. Зебулон работал как сумасшедший. Он спешил, словно речь шла о жизни или смерти. Пот ручьями тек по его лицу. Яма становилась все глубже. — Это безумие! — прошептала Душенька. — Он считает, будто все принадлежит ему! Чем это кончится? — Для нас — ничем особенным, — ответил я так же тихо. — А если он что-нибудь найдет? — Ему нужно только золото, а там его нет. Он не возьмет того, что найдет. — А если возьмет? Тогда между вами завяжется драка! — Драка? Ни в коем случае. Доверься мне и не волнуйся. Здесь происходит важный психологический эксперимент, который я вряд ли смогу повторить при других условиях. — Что тебе до этой психологии, когда ты можешь лишиться жизни! — Прошу тебя, будь благоразумной! Со мной ничего не произойдет. — Хотелось бы верить. Но все-таки дай мне револьвер! Я не раздумывая выстрелю в этого сумасшедшего, если он вздумает поднять на тебя руку! Она говорила это совершенно убежденно. Она, сама доброта, дрожащая над каждым жучком-червячком, могла из любви ко мне убить человека… Я был тронут, но не выдал своих чувств и с улыбкой ответил: — Если понадобится стрелять, то предоставь это дело мне. Я прицелюсь получше. А теперь будь добра… — Подожди! — прервала она меня. — Что это? Зебулон издал крик. Не крик, а вой! И принялся рыть с землю удвоенной силой. Я подошел к яме. — Прочь, прочь! — рявкнул он. — Хоть одним глазком бы взглянуть! — наигранно пролепетал я. — Нет! Прочь, или я… Он высоко поднял заступ, уставив на меня угрожающий взгляд. Глаза его налились кровью. Я отступил назад и продолжал спокойным тоном: — Всего один вопрос: почему вы так громко кричали? — Тут я вам, пожалуй, отвечу: я наткнулся на золото! — Неужели? — Да, здесь лежит что-то твердое и широкое. Дыра для него слишком узка. Мне надо расширить ее. Но это я сделаю сам! Не приближайтесь ко мне! — И он еще яростнее замахал заступом. — Вот видишь, я права! — констатировала Душенька, когда я возвратился к ней. — Он хотел тебя убить!