– Не очень, – призналась я. – Жизнь – не замкнутый круг. Скорее, жизнь – это движение по спирали. Как двойная спираль ДНК. Рано или поздно все повторяется. Все наши беды, неприятности, страхи. И пока мы не разберемся, мы будем с этим сталкиваться. Раз за разом. Постоянно. – Может быть, – вздохнула я, а он задумчиво продолжал, глядя в окно: – Мы не можем убегать от чего-то всегда. Рано или поздно с этим нужно столкнуться лицом к лицу, Наташа. И либо решить это, либо принять. На что готова ты? Пока что я готова была убегать, но я ничего не сказала, просто кивнула, принимая его слова во внимание. Он был прав. И я знала это. – Идем спать, – спокойно сказал Кезон. – На диван. Вместе. – Нет, – тотчас отказалась я. – Обещаю, тебе не будет страшно. – Нет, спи один. Ты же гость. – Вот упрямая! Да не буду я к тебе приставать, если ты этого боишься, – фыркнул он, встал первым и неожиданно подхватил меня на руки. Я не закричала только потому, что не хотела разбудить Фроловну. В который раз я поняла, какой он все-таки сильный. Только по нему не скажешь. По нему скажешь, что он дурной. Кезон заботливо, словно боясь сделать что-то не так, положил меня на диван и совершенно неаккуратно кинул в меня подушкой и одеялом. Я снова не стала возмущаться – но уже потому, что у меня на это не было моральных сил. Кезон многозначительно посмотрел на меня, словно чего-то ждал, и схватил лису и сову – две небольшие мягкие игрушки, которые я всюду за собой таскала. – Спасибо, милый, ты так благородно дал мне полежать рядом с собой, – сказал он смешным тоненьким голоском, делая вид, что это говорит лиса. И сам же себе ответил басом, начав трясти сову: – Не за что, Наташенька. Я ведь джентльмен. А джентльмены не пускают в свою постель только змей. – Эй, это моя фишка! – возмутилась я, стараясь удержаться от смеха. – Ты ведь не змея, Наташенька? – продолжал театр одного актера Кезон. – Нет, что ты, я маленькая рыжая лисичка. – Я, может быть, и лисичка, но ты точно не сова. – Разумеется, Наташа. Я человек, – позволил себе улыбнуться Кезон, убирая игрушки. Вечно меня дурочкой выставить хочет! – Спорный вопрос… – На этот счет у меня было свое мнение. Кезон лег рядом. – Ты спишь у стенки, – заявил он, утраиваясь поудобнее. – И не смей закидывать на меня свои конечности. Ненавижу, когда на меня забрасывают свои ноги. Что за дурацкий диван? Как на нем вообще можно спать? Кезон развалился на спине едва ли не на всю ширину расправленного дивана, а я аккуратно лежала на боку у стеночки, чувствуя, что сердце снова стучит чаще, чем должно. Так странно – тот, кого совсем недавно мне хотелось прибить, спит со мной на одном диване, я чувствую жар его тела, привычный аромат моря, слышу его дыхание. И до ужаса хочу положить голову ему на грудь, чтобы услышать и то, как бьется сердце. Наверняка так же часто, как у меня. Он уснул быстро, несмотря на то, что жаловался, и, повернувшись ко мне лицом, положил руку на талию. Я обозвала его про себя недобрым словом и аккуратно убрала руку, но тщетно – теперь она оказалась на моем бедре. Прошипев про себя еще одну партию ругательств, я снова убрала ее. И тогда Кезон, не просыпаясь, притянул меня к себе, сграбастал в объятия и больше не дал вырваться. А может быть, это я не хотела вырываться. Он не обманул – страха я больше не чувствовала. Прижавшись к нему, сильному и горячему, я закрыла глаза и позволила себе уснуть под стук стихающего дождя. И больше мне ничего не снилось. Глава 18 В сериалах часто показывают, как парень и девушка, уснувшие вместе, утром просыпаются в обнимку, но с Кезоном это не прокатило. Он стянул с меня одеяло и припечатал к стене, закинув мне на бедро ногу и все так же обнимая за талию. Его грудь плотно прижималась к моей спине. Я проснулась от того, что его горячее дыхание щекотало мне шею. Сначала я не поняла, с кем я и где. И прочувствовало целую палитру эмоций. Нежность. Удивление. Раздражение. С ним спать невозможно! Кое-как отцепив Кезона от себя, я встала, осторожно вышла за дверь и поняла, что Фроловны дома нет – она куда-то умотала с самого раннего утра. То ли в больницу, то ли в магазин, то ли в аптеку, то ли гулять со своей подружкой Семеновной – они занимались скандинавской ходьбой. Вообще Фроловна, несмотря на возраст, женщиной была очень активной и летом дома сидеть просто так не любила, особенно если погода стояла нежаркая. Она была из тех самых бабушек, которые ездят куда-то в автобусе в девять утра, приходят на почту в восемь и занимают очередь в поликлинике в семь. Поняв, что хозяйки нет дома, а дверь, слава богу, открыта, я пошла будить Кезона. Сейчас я выпровожу его, и все наладится. Ага, как же. Наладилось. Три раза. – Вставай, – ткнула я Кезона в бок. Он невнятно что-то пробурчал и отмахнулся. – Вставай, говорю! Тебе нужно уходить, пока Фроловны нет! Да вставай же ты! Я будила его минут десять и не понимала, он прикалывается или серьезно не может проснуться. Разозлившись, я сходила за водой и побрызгала ему в лицо – не стала выливать, пожалела. Себя, разумеется, не его. – Ну что ты ко мне пристала?! – резко сел он на диване. Злой и растрепанный. Меня пробрало на смех – почему-то он напомнил мне домовенка Кузю. Еще и глаза сверкали недовольно. – Ты нормальный? Я тебя бужу. – Водой?! Нельзя просто сказать: «Эй, подъем»? – Издеваешься?! – возмутилась я. – Тебя не добудиться! А тебе нужно уходить, пока Фроловны нет. Да и я тороплюсь, мне нужно встретиться с Вадимом. – Ты реально не хочешь получить эти деньги? – прищурился Кезон. – Я вчера все тебе объяснила, – нахмурилась я. – Просто уходи. Езжай обратно в свой Нью-Йорк или где ты там живешь. И занимайся тем, что нравится. Хорошо? – Окей. Понял-принял. Сделай мне завтрак, я схожу в душ. И полотенце новое дай. Я чужими не пользуюсь. Кстати, я буду рад панкейкам. Или как их там называют… Блинчикам! Раздав указания, Кезон встал и сладко потянулся – футболка задралась, демонстрируя загорелый подтянутый пресс. – Надо же, я думал, после этого дивана у меня спина отпадет… А почему ты на меня опять так смотришь, лапуля? У тебя проблемы со слухом или с когнитивной сферой? – Ты серьезно? – прищурилась я. – Действительно решил, что я тут буду готовить для тебя завтрак? – Один блинчик – пятьсот долларов. Как вчера за пирожки. Он ведь нарочно выводил меня из себя, нарочно! Говорил это и смотрел на меня с любопытством, ожидая реакции! Я действительно рассердилась. Несколько часов назад он был совсем другим – взрослым и заботливым. Разбудил меня, решив, что мне снится кошмар. Успокоил. Взял на руки. А теперь опять играет роль первосортного придурка. Играет со мной в «тепло-холодно»? – Мне, конечно, нужны деньги, но не от тебя. Слишком уж ты раздражаешь, – сказала я сквозь зубы. – Чем же? – полюбопытствовал Кезон. – Своей непомерной наглостью. Ведешь себя как маленький ребенок, которому не хватает внимания. Уходи, – попросила я пока еще вежливо. – У меня нет обуви, чтобы уйти. Ты ведь продала ее бабке за тысячу рублей. – Я отработала стоимость твоих невероятных кроссовок, – парировала я. – В носках прогуляешься. Или я тебе свою старую обувь дам. Шлепанцы я точно могла ему пожертвовать. Конечно, они ему только на нос налезут, но ведь главное – это участие, правильно? – Там журналюги, – напомнил Кезон. – Ждут меня. – Бедняжка… Я тебе платок дам, – пообещала я. – Обмотаешься и добежишь до своей машины. – Злая ты женщина, Наташа. Негостеприимная, – вздохнул музыкант. – Что ж, раз мое общество так неприятно тебе, я уйду. Только обстановку разведаю. Оттолкнув меня, как досадливую помеху, Кезон подошел к окну, которое, как и окна в зале, выходило во двор. Немного отодвинув штору, он осмотрелся. – Интересно, в какой они тачке? – тихо спросил он, разглядывая двор. Двор у нас был большим и зеленым, и уже сейчас по нему бегала стайка детей, которые летом гуляли с утра до вечера. А рядом находилась приличных размеров парковка, где жители ставили машины; их же ставили и около подъездов, ибо всем места явно не хватало. – Какая разница? – спросила я с глухим раздражением, подходя к окну с другой стороны и тоже рассматривая двор. Мне ужасно хотелось, чтобы он ушел. – Просто выйди незаметно. И все. – С платком на голове и босой я буду очень даже заметным, лапуля, – усмехнулся Кезон. Я хотела что-то ему сказать, однако мое внимание привлек большой черный «Джип», который медленно въехал во двор. Не знаю почему, но он сразу мне не понравился. Я насторожилась и не спускала с него глаз, пока Кезон что-то там говорил. «Джип» затормозил у соседнего подъезда, и оттуда вышли трое здоровенных мужчин в костюмах. Один из них, высокий, лысый и в солнцезащитных очках, заставил меня сжаться. Я узнала его – это был один из охранников Альшевских. Из «Джипа» вылез еще один человек – полноватый брюнет с модным андеркатом и развязной улыбочкой. Я не видела его со школы, но все равно узнала – это был один из дружков Альберта. Его главная «шестерка», правая рука. Его звали Артуром, и когда-то он учился в параллельном классе. Считался одним из самых крутых в школе – ведь был в одной компании с самим Альшевским! Я почти не сталкивалась с ним, но видела, как он ведет себя. Как цепляется к пацанам, пытаясь доказать свое превосходство, как пристает к девчонкам. Однажды он хлопнул мою подругу по заднице, и я сделала ему замечание. Он расхохотался и спросил, не завидую ли я, что он шлепнул мою подругу, а не меня. Я даже ответить не успела – к нему метнулся какой-то парень из их с Альшевским компании и что-то сказал на ухо. Артур сразу поскромнее, извинился и испарился. Это было до того, как Альберт позвал меня к себе на день рождения. Глядя на Артура, я чувствовала, как по венам ползет холод, а в легких, напротив, стало вдруг горячо, и я вдыхаю не воздух, а раскаленный жар, который плавит меня изнутри. Тяжелые воспоминания камнем опустились на мои плечи, и я с трудом вынырнула из омута памяти своего прошлого. Мужчины говорили о чем-то, и Артур внезапно стал оглядываться по сторонам. Он поднял глаза вверх, и мне показалось, что заметил меня, стоящую у окна. Я резко отпрянула в сторону. Мне стало страшно. Я понимала, почему они могли приехать. Они приехали по мою душу. Это не могло быть совпадением. Я знала это. Я чувствовала это. Ощущала кожей. Нужно срочно бежать. Пока они не вломились в квартиру. Нужно спрятаться. Затаиться.