– Не уверена, что видеться сейчас – лучшее решение. – Прости. Я просто хочу поговорить с тобой. Да, я понимаю, что выгляжу как идиот. Но мне есть что тебе сказать. – Что же? – нахмурилась Катя, вцепившись в ручку сумки, что висела на ее плече. – Я знаю, что ты выходишь замуж, – вздохнул я. – Откуда? – еще сильнее нахмурилась она и сделала шаг назад, стоило мне попытаться подойти к ней ближе. – Твой жених сказал. Поздравляю. – Зачем он тебе это сказал? – изумилась она. – Решил добить, – горько усмехнулся я, любуясь ее лицом. – Но я рад за тебя, Катя. Правда. – Спасибо. Это все, что ты хотел мне сказать, Кирилл? – Нет. Нет, конечно! Я хотел просто увидеть тебя еще раз и понять, простила ли ты меня за то, что я сделал, – признался я. Решил не юлить. Я знал, что не украду ее у Кея. Катя в недоумении убрала волосы с лица назад – жест, от которого дух захватывало. Какой же женственной она стала за это время. – Ты серьезно? Ты сбежал с гастролей, чтобы понять… это? – недоверчиво спросила она. – Да. Ты ведь не простила меня? Катя. Мне жаль, что так вышло. Правда, жаль. Я чувствую себя уродом. Вспоминаю о том, что сделал, и мне не по себе становится. Я не такой ужасный, как ты думаешь. – Я ничего не думаю. Можно, я уйду? Пожалуйста, давай прекратим это? – вздохнула Катя. – Ради всего того, что между нами было. Хорошо? Между нами была только дружба. А так прозвучало, словно мы встречались! – Прости меня, хорошо? Прости. Мне жаль, что я так поступил. Я люблю тебя до сих пор, – отпустив голову, признался я, чувствуя себя ничтожным. Да, у меня было все, кроме любви. Я хотел сказать Кате что-то еще – напоследок, но не получилось. Откуда-то позади меня нарисовалась тонкая девичья фигурка с рыжими волосами, собранными в задорный хвост. – Антон, вот ты где! А я тебя обыскалась, малыш! – услышал я знакомый голос, и даже глазом моргнуть не успел, как ко мне в объятия бросилась Наташа. И не просто бросилась, а буквально впилась своими губами в мои. Болезненно и вместе с тем горячо. Все это произошло за одно мгновение. Меня никто и никогда так бесцеремонно и вместе с тем дерзко не целовал. Я видел, как ошалело смотрит на меня Катя, но позволял целовать себя этой наглой рыжей девице. ⁂ Я собрала свои немногочисленные вещи быстро – привыкла к этому за последние пять лет, да и вещей у меня было немного. Было ужасно обидно – и не из-за злых слов Марины, и не из-за того, что Вадим не хотел меня больше видеть, а из-за того, как разрушилась моя жизнь. Еще несколько дней назад я была довольна жизнью, несмотря ни на что. У меня была работа, жилье, мечты о Вадиме и о большой любви с ним. Надежда на то, что дальше теперь будет лучше. Вера в себя и в людей. Но после встречи с Кезоном-Антоном все пошло наперекосяк. Всё. Превратилось. В пыль. У меня почти не было денег, разбитый телефон перестал работать, нужно было срочно искать комнату – только на что я буду ее снимать? За красивые глаза и улыбку в квартиру меня никто не пустит, а ведь еще и залог потребуют. Жить на улице не очень хотелось – мне хватило ночи, проведенной на улице, когда мачеха выставила меня из их с отцом дома. Я стала свидетельницей драки двух бомжей, а после убегала от какого-то нетрезвого мужика, зовущего меня к себе выпить. Повторять опыт не хотелось. Наверное, нужно было попросить помощи у отца – связываться с мамой и рассказывать ей обо всем, что произошло, я не могла. Для нее я всегда жила хорошо, без бед и проблем. Для нее я имела хорошее образование и замечательную работу. Для нее я была счастливой, и не имела права разубеждать. Я даже поехала к отцу. Думала, что займу у него немного денег и сниму комнату, хотя знала, что это ему не очень понравится. Как дочь он меня не очень-то и воспринимал. Для него я была скорее помехой, вечным воспоминанием о том прошлом, которое он не любил. Думаю, он сто раз проклял тот день, когда приехал на отдых в Галаз и познакомился там с моей мамой – молодой и красивой девушкой, которая работала официанткой в кафе. Всего лишь две недели курортного романа, и появилась я. Приехала я к семье отца совершенно не вовремя – дома у них было много народу. Оказывается, одна из моих сестер, Ася, выходила замуж, и именно в этот день должно было состояться знакомство с родителями жениха. Атмосфера была праздничной и веселой, и я со своим неожиданным визитом совершенно в нее не вписывалась. Мачеха не выгнала меня только потому, что поняла – родственникам жениха это покажется странным. – Вечно она приходит, когда не нужно, – тихо, но зло выговаривала мачеха отцу, когда мы втроем стояли в прихожей – гости в это время шумно рассаживались за стол в просторной гостиной с эркером. – А я что сделаю? – развел руками тот. То, что я стояла рядом, их не волновало. Мачеха вздохнула и перевела на меня раздраженный взгляд: – Мы не скажем, что ты внебрачная дочь. Это некрасиво. Скажем, что двоюродная сестра. – Если я вам мешаю, то уйду, – спокойно ответила я и посмотрела на отца. – Поговорю с тобой и уйду. – У нас совершенно нет времени на разговоры с тобой! – прошипела мачеха. Кажется, она хотела сказать мне что-то еще, но из гостиной вышла Ася. Она терпеть меня не могла еще больше, чем мать. – Вы скоро? Вас гости потеряли, – тихо сказала Ася. Ее глаза – точно такие же, как и у меня, малахитово-зеленые, сверкнули. – Ты уходить не собираешься? – Я пришла поговорить с отцом, – ответила я все так же спокойно, хотя внутри все кипело. – Ему некогда, – отрезала Ася. – Ему нужно познакомиться с родителями моего жениха. – И скоро свадьба? – ухмыльнулась я. Ася была младше меня на три года и уже выходила замуж. Я не завидовала. Я просто не понимала, почему мне не везет с мужчинами. – Скоро, – отрезала сестра. – И ты даже меня не пригласила, – еще шире ухмыльнулась я. – А должна была? – нахмурилась Ася. – Ты мне никто, девочка. И звать тебя никак. Была бы хоть при деньгах, я бы подумала. А так… Оборванка. Приехала со своего Галаза и… – Ася, перестань, – поморщился отец и взглянул на меня со смущением. – Наташа, давай с тобой потом поговорим. Видишь, сегодня никак. – Хорошо, – улыбнулась я ему. Хотелось добавить «папа», но я не смогла. Какой он мне папа, если подумать? И я ушла, так и не сказав ему того, что собиралась. Не попросив помощи, которая так была мне нужна. Я слышала, как мачеха облегченно вздохнула, когда закрывала дверь, и, проигнорировав лифт, пешком стала спускаться с последнего этажа. На сердце было тяжело. Разумеется, я упала – оступилась и грохнулась со ступени вниз. При этом больно ударила руку, и на ней стал расплываться большой синяк. Оставалось лишь благодарить небо за то, что кости остались целы. Дома я решила продать ноутбук – это была единственная ценная вещь. Ноут был неплохим и выглядел как новенький, ибо я всегда бережно обращалась с ним. Продавать его было безумно жалко, но что поделать? Мне действительно нужны были деньги. Однако все же в итоге продавать я его не стала – вернее, мне не разрешили этого делать. Меня выручили подруги. Пять моих прекрасных подруг по интернету. Мы все жили в разных странах и городах: Алиса – из Новосибирска, Даша – из Киева, Божена – из Минска, Айгерим – из Алматы, Ира – из Владивостока. И никогда не виделись, хотя планировали однажды встретиться. Познакомились мы года три назад в какой-то группе, посвященной турецким сериалам, которые нежно любили, случайно оказались в общей беседе и стали общаться. Та беседа давно уже прекратила свое существование, а мы вшестером крепко сдружились, часто переписывались и иногда звонили друг другу. Мы были разными – абсолютно разными! – но общались. Кто-то был замужем, у кого-то были дети, а кто-то только заканчивал университет. Разные национальности, религии и благосостояние. Разное мировоззрение. И одинаковая энергетика, как бы странно это ни звучало. В общем, компания наша была разношерстной, но веселой. Не выдержав, я поделилась с подругами своими несчастьями – так стало немного легче. Сначала девчонки утешали меня, а потом вдруг велели сходить в банкомат и проверить счет на своей карте. Сначала я ничего не поняла, затем стала подозревать неладное, а потом проверила карту и снова чуть не расплакалась. На счету были деньги, которых хватило бы и для аренды комнаты, и на жизнь на некоторое время. Оказывается, эти дурочки решили помочь мне и скинулись, а после перевели мне деньги. Я не хотела их брать. Серьезно, я хотела вернуть их, потому что мне было стыдно до горящих щек, но они сказали, что не будут со мной общаться, если я так поступлю. «Это порыв души, не смей отказываться, или мы реально обидимся», – написала мне Айгерим, пока я сидела перед ноутом, по привычке сжав кулаки на коленях. Она была негласным лидером нашей маленькой компании и все время зазывала в гости. «Но это выглядит так, словно я специально наныла!» – напечатала я в ответ, то и дело сбиваясь, делая ошибки и спешно поправляя их. «Нет, это твой отказ выглядит так, словно ты не ценишь нашу дружбу и поддержку», – отрезала Айгерим, и остальные горячо поддержали ее. В итоге я клятвенно заверила девчонок, что отдам им эти деньги, как только найду нормальную работу. Я не могла брать их просто так – мне действительно было стыдно, но, если честно, на сердце стало светлее – и не из-за того, что страх остаться на улице пропал. А из-за того, что у меня все-таки оставались люди, которым я могла довериться. Они были далеко, но рядом. В моем сердце. Я вдруг вспомнила Кезона. Его слова. Его взгляд. Он ни в чем не нуждался – жил так, как могут позволить себе жить лишь единицы. И он посмел указывать мне на то, что я неправильно поступаю. Посмел мне сказать, что я жалею себя. Уверена – у него никогда этого не было. Не было чувства безысходности, когда не знаешь, что делать и как выжить. Не было желания взять и исчезнуть. Мне хотелось обвинять его во всех своих несчастиях. И ненависть, что теперь жила в моем сердце, была такой ярой, что лишь воспоминания об этом человеке заставляли меня скрипеть зубами. Подруги помогли мне не только деньгами – у Иры из Владивостока в городе жила подруга, чья бабушка сдавала комнату. Она прислала мне контакты этой бабули, и вечером я поехала смотреть квартиру, надеясь, что все будет хорошо. Бабушку звали Глафира Фроловна, и мне представлялось, что это божий одуванчик в платочке и с палочкой. Как же я ошибалась – это была бодрая и довольно злобная старушенция, от которой прямо-таки исходила аура ненависти ко всему живому. Она была стопроцентной альфой и смогла бы подавить любого одним только взглядом. Глафира Фроловна осмотрела меня с ног до головы, пробормотала, что на шалаву я не похожа, и пустила в квартиру. Командным тоном велела разуться, надеть тапочки, вымыть руки и только потом разрешила пройти мне в зал – чистый и заставленный добротной массивной мебелью из семидесятых. У окна, правда, высился огромный новенький телевизор с плоским экраном. Видать, телевидение бабуля уважала. Я так и представляла, как она вечерами смотрит «Кривое зеркало» или «Поле чудес». Еще я углядела кондиционер и современную хрустальную люстру с кучей режимов. Видать, Глафире Фроловне помогали родственники. Пожилая женщина усадила меня в массивное кресло, застеленное цветастым покрывалом, пытливо уставилась мне в лицо, просканировала каждый квадратный миллиметр и спросила командным голосом: – Зачем комнату снимаешь? – Жить негде, – честно ответила я. – А раньше где жила? Чай, не по помойкам шлялась, – сощурилась бабка. Я потупила взгляд – не рассказывать же ей обо всем, что со мной случилось! Мое молчание Глафира Фроловна расценила по-своему. – Бил, что ли? – прямо спросила она. – А? – не поняла я, кто там может меня бить. Судьба, что ли? – Хахаль твой, – заявила старушка. – Вон синячище какой на руке. Я скосила глаза на собственную руку – на предплечье цвет свежий синяк. Вот блин. Я хотела было возразить, что никто меня не бьет, но мне не позволили этого сделать.