- Так значит, мой брат не сердится на бедную Розу? - Помилуй! Как можно сердится на такого ангела? Приказывай! Повелевай! Моя жизнь - в твоем распоряжении. Если хочешь, бежим вместе. - Бежать? - Роза покачала головой. - Как я могу покинуть Канонду, которая стала мне матерью? Это разорвало бы ей сердце. Розе нельзя бежать. Мико добывал для нее пищу. Она - его собственность. Но разве брат не может остаться здесь? Неужели он должен непременно уйти? - Должен. Иначе я пропал. - Роза знает это, да. Роза знает... - девушка говорила как бы сама с собой, в забытьи. - Но она ждала этой встречи, чтобы брат не думал, будто она держит его в плену. Она молила, плакала, стояла на коленях, но Канонда не хочет. Она добра, она утешение Белой Розы, но она боится мико и его воинов. Мико поклялся убивать всякого янки, который приблизится к его вигваму. - Но я же не янки! - с досадой воскликнул Джеймс. - Роза поверила бы тебе. Но она знает меньше, чем Канонда. Моя сестра умна и никогда не лжет. Роза должна верить ей. - Злосчастное заблуждение! Я никогда не был янки, клянусь жизнью! Поверь мне, сестра! - Почему мой брат не хочет дождаться мико? - Потому что мико наверняка выдаст меня пирату. Но дело не в том, чтобы спасти себе жизнь. Моя присяга повелевает, моя честь требует, чтобы я покинул вас. - Моему брату лучше знать себя и свой народ. Удачи ему! Всю ночь перед мысленным взором Джеймса было это печальное лицо. Но что еще мог значить сей таинственный визит? Во всяком случае, это слабый луч надежды. Можно ли, однако, всерьез полагаться на несчастную пленницу, постоянно преодолевающую недоверие скво. Он лежал в беспокойной полудреме, с трудом прогоняя наплывы страшных видений, когда у его ложа появилась Роза со свечой в руке. - Проснись, брат мой, проснись! - радостно, с горящими глазами воскликнула она. - Вставай же, сейчас придет Канонда. - Что случилось? - Канонда скажет. - Ради Бога, чем ты так взволнована? - Канонда... Моему брату теперь нечего бояться, он будет... И тут торжественно зазвучал голос Канонды: - Послушай, брат мой! Канонда сделает для своего брата то, что не порадует сердце ее отца и ее народа. Но она слишком любит свою сестру и не может видеть ее слез. Она укажет тропу среди болот и переправит его через реку. Может ли брат поклясться Великим Духом, которому поклоняются бледнолицые, что не укажет янкизам тропы к нашим вигвам? - Разумеется! Даю тебе священную клятву! - Тогда переоденься. - Она протянула ему одежду индейца. - Только в этом ты сможешь продраться через колючки. В мокасинах твои ноги не оставят глубоких следов, да и те вскоре исчезнут. Возьми также красную краску. Наши воины будут тебя преследовать, а это должно сбить их с толку. А теперь шевелись. - Ради Бога, не мешкай, - шепнула Роза, - птицы на реке подняли крик. Сейчас самое время. Девушки отступили к двери. Он натянул какую-то безрукавку из оленьей шкуры, сверху надел рубаху и начал возиться с поясом. Тут подошла Канонда и принялась помогать ему, - она укрепила на лодыжках завязки мокасин и ловко затянула вампум. - Здесь одеяло, - сказала она, - а это сумки со свинцом и порохом. Вот другая - с выпечкой и дичью. Из ружья мой брат будет стрелять гусей и уток, а этим, - она протянула ему кремень и стальной стержень, - добывать себе огонь. - Брат мой, - напутствовала его Роза, - дай тебе Бог удачи. А если ты встретишь более счастливую сестру, скажи ей о Розе, и она прольет слезу по своей бедной сестре. Джеймс продолжал молча стоять, он все еще не понимал толком, что с ним происходит. Потом вдруг подбежал к Розе и обнял ее. Она отстранилась и почувствовала слабость в ногах. Индианка мигом подскочила, чтобы уложить ее на постель. Затем взяла англичанина за руку и вместе с ним выбежала из хижины. Быстро, но с предельной осторожностью она провела его через заросли вдоль вигвамов. У него сбилось дыхание, в глазах рябило. Туман, словно косматый дух ночи, преграждал им путь. Когда добежали до леса, из груди Канонды вырвался радостный вздох. Однако она не сказала ни слова и продолжала бежать дальше. Стояла мертвая тишина, тьма была непроглядна. Вскоре послышался странный нарастающий звук. Он таил в себе какую-то угрозу. - Нас обнаружили! - вскрикнул Джеймс. - Люди мико напали на наш след! - Тихо! - сказала Канонда. - Это - лягушки, которых мы называем быками. Рев становился все громче и страшнее: беглецы были уже на краю болота. Казалось, даже почва под ногами содрогается от жутких голосов гигантских лягушек, перекрывающих глухой стон аллигаторов. Миновал первый час пути. - Держись за меня, - сказала индианка. Они продвигались с безошибочной точностью. - Мы идем по бревнам. Наши перекинули их через болото. Держись за кончик моей одежды. Он послушно следовал ее командам. Мало-помалу, на ощупь, одолевали они труднейший участок пути. - Осторожнее! Один неверный шаг - тебя засосет трясина! Наконец, болото осталось позади. - А теперь накинь одеяло на голову. В лесу полно колючек. Да и змей хватает. Нагибай голову, иначе сдерешь кожу. - Что это? - воскликнул англичанин, почувствовав, как с него стащили одеяло. - Всего-навсего острый сучок. Мой брат должен ниже пригибаться, а грудь и голову прикрыть сумками. Она отцепила его одеяло от колючки и снова пошла вперед. Вскоре они оказались на берегу Сабина. Не теряя ни секунды, индианка поспешила к пустотелому дереву. - Мой брат поможет мне спустить каноэ на берег. Без особых усилий они перенесли легкое суденышко и столкнули его в воду. Она взяла весло и велела британцу сидеть тихо, на раскачивать лодку. Первый же всплеск поднял в ночной воздух множество птиц: прямо над лодкой неожиданно громко захлопали крылья. А каноэ легко скользило по воде, через несколько минут оно уткнулось в восточный берег. Когда вышли на сушу, индианка вновь взяла Джеймса за руку. - Мой брат должен держать ухо востро. Пусть постарается не растерять слова сестры. Луга здесь голы, деревьев мало. Сначала брат пойдет по этому берегу, пока не зайдет солнце и не минует ночь. Потом он обратит лицо к восходящему солнцу и жесткому ветру. Знает ли мой брат, из какой небесной стороны доносится вой ветра? Деревья скажут ему. Их стволы грубее с того бока, откуда дует ветер. Болот будет не много. Но если брат подойдет к одному из них, он должен суметь обмануть тех, кто может его преследовать. Она замолчала, ожидая ответа. Но молодой человек был слишком поглощен размышлениями. - Тропа моего брата, - сказала Канонда, - тем надежнее, чем больше она петляет и путается. Теперь мой брат свободен, тропа его открыта. Когда он попадет в вигвамы своего племени, пусть шепнет на ухо бледнолицым девушкам, сто дочери краснокожих не менее великодушны. Мой брат не должен забывать того, что сделали для него Роза и одна индианка, открывшая ему тропу. Может быть, они уже подставили свои головы под томагавк своего отца. - Канонда! - в ужасе вскричал мичман. - Помилуй, что ты сказала? Мой побег таит для тебя опасность? Этого я не потерплю. Я иду обратно. Я дождусь мико и пирата! Но девушка мгновенно выпустила его руку и устремилась к берегу. Он бросился за ней, но она уже сидела в каноэ, легко и плавно рассекавшем водную гладь. Из-за пелены тумана прозвучал голос удаляющейся Канонды, он угадал слова прощания, - и раздавался мерный удар весла. Джеймс еще раз окликнул ее, но Канонда не отзывалась. Он заклинал взять его обратно, но услышал лишь едва различимый плеск да тревожное гоготание диких гусей. 11 Авантюрный дух, столь явственно отличающий англо-американскую нацию от прочих народов и вот уже не одно столетие подвигающий ее на освоение отдаленнейших краев, не знающий ни покоя, ни удержу, непреклонный и гибкий, алчный и великодушный, опутавший землю сетью всесильной коммерции, этот дух, не мыслимый без отваги и хитрости, наложил наиболее сильный отпечаток на тех, кто занял обширные пространства между Миссисипи и Атлантикой. Флаги их реют на всех морях, гром их корабельных пушек потрясает берега впадающих в море рек. Вы встретите янки повсюду, начиная от границ Юго-Восточной Азии и Индийского архипелага до мыса Доброй Надежды и студеной России. Они упорно оспаривают права на вековое господство и торговую монополию у своего британского брата. Порой кажется, что самим провидением назначено им разбрасывать семена свободы и облагораживать страсть к наживе, лежащую в основе рискованной игры. Стоит ли удивляться тому, что неистребимый азарт предпринимательства, пролагавший ему путь в стойбища дикарей и в конторы цивилизованный собратьев, не мог не пригодиться, когда подвернулась возможность прибрать к рукам Луизиану. Прошло уже более десяти лет с тех пор, как французы за пятнадцать миллионов долларов продали эту огромную часть суши американцам. Янки бросали недвижимость и устремлялись на новые земли. Эта неутолимая жажда странствий столь глубоко укоренилась в натурах, что бесчисленные неудачи лишь разжигали ее. И хотя после объединения штатов безбрежный поток искателей приключений и неимущих бродяг сильно обмелел, все еще продолжали появляться новые. От старых они отличались лишь тем, что были умудрены опытом и собирались искать в глубине, а не на поверхности. С востока длинными караванами двигались сотни и даже тысячи переселенцев. Мужчины, женщины, дети и рабы тянулись в глубь материка, чтобы обрести твердый берег и открытые торговые каналы. Леса содрогнулись от топоров и зычных криков. На щедрой земле, как грибы после дождливой ночи, там и сям появлялись городки и плантации. Пришельцы проникали в самые дикие и глухие места, куда не заглядывал еще никто, кроме, может быть, охотника-индейца. Семьи и скарб переправляли в укрытых парусиной лодках - где вплавь, а где волоком, и с невероятным трудом поднимались вверх по речкам, несущим свои воды к западному берегу Миссисипи. Таким образом, уже тогда были положены первые камни в основания нынешних городов Луизианы. И если мы теперь поражаемся той дальновидности, с какой были выбраны места для них, то и тут нельзя не отдать должное поистине несокрушимому духу предпринимательства. Это пространное вступление не покажется излишним перед описанием сцены, которую мы предлагаем читателям. С мико и его воинами мы расстались в тот момент, когда они оттолкнули свои каноэ от берега Натчеза и двинулись вверх по течению. В том месте, где река круто изгибается в сторону запада, они оставили свои суденышки и порешили разбиться на три группы, каждой из которых было определено свое направление пешего перехода. Так на общем совете распорядился мико, строго наставлявший молодых воинов всячески беречь охотничьи угодья. Такое предостережение было тем более уместно, что распираемый собственной удалью молодой воин часто видит особую доблесть в нарушении границ, разделяющих места охоты различных племен. А это порой приводит к нескончаемым войнам. Вместе с двумя десятками самых опытных своих воинов Токеа выбрал узкую полосу междуречья Арканзаса и Ред-Ривера. С того дня, как отряд разделился, прошло уже две недели, за которые мико успел пересечь леса и равнины, уступами нисходящие к Ред-Риверу. Теперь же в кругу своих воинов он сидел на склоне скалы у родника, где утром они взяли обильную добычу. Пятеро старых воинов находились подле вождя. Перед ними горел костер, в котле варилась дичь. На другом костре, окруженном четырьмя кольями со скрещенными над огнем жердями, сушилась оленина. Воины помоложе свежевали и разделывали тушу и уже несли к костру кострец и передние ноги. В небе кружило множество слетевшихся на запах пернатых хищников. То один, то другой камнем срывался вниз подобрать что-нибудь из потрохов. У очагов царило обычное для индейцев сосредоточенное безмолвие. Лишь временами обменивались они короткими фразами. Мико, казалось, не принимал никакого участия в этом немногословном разговоре. - Хуф, янкизы! - вырвалось у одного из молодых, возившихся с тушей. Токеа мгновенно вышел из забытья. Его холодный пристальный взгляд уперся в горстку юношей. Встретив взгляд, они подняли убитого оленя и принесли к ногам вождя. Мико тщательно осмотрел голову животного: раны не было видно, но на одном из рогов осталась едва заметная метка - он был задет пулей вскользь. - Янкизы охотились здесь, - заключил вождь, - они в половине солнечного пути от места, где отдыхают окони. Еще раз послышалось "Хуф!" - возглас предостережения. На сей раз его издали все. - Мои молодые воины должны дождаться возвращения Ми-ли-мача, - сказал старик, указывая на голову оленя. Прошло часа два. Индейцы доедали мясо, когда раздался пронзительный свист. Все насторожились. Вскоре свист повторился, но звучал он уже несколько иначе. - Это Ми-ли мач, - сказал Токеа, - он напал на след целой толпы бледнолицых. И снова раздался свист, и опять он отличался от предыдущего.