— Куо-куо, Хвостик, — мягко прервал ее я, не дав потратить ценное время на вполне реальные и опасные, но сейчас уж точно неуместные угрозы. — Это я, захожу с чужого профиля… И включи, пожалуйста, защиту. Я не мог видеть собеседницу, но даже по голосу сразу ощутил, как поменялось ее настроение. Как она улыбнулась, причем искренне и тепло, как едва ли не подскочила от удивления. — Яри-яри, старший брат, куо-куо! — воскликнула Амма фер Скичира, и гаппи отсигналил, что канал прикрыли дополнительным шифрованием. — Всемилосердная Благодетельная Когане Но, как твои дела⁈ Ты так давно не писал мне, что я уже подумывала всерьез на тебя рассердиться! Она наконец включила камеру, и я увидел названную сестру в комнате закрытого университетского кампуса. Кровать за ее спиной была аккуратно застелена, учебная консоль на столе пестрела текстами и графиками. — Прости меня, — совершенно честно попросил я, — слишком много дел навалилось, не разгрести. Послушай, Хвостик, я свой слепок делать не стану, тут сигнал очень слабый… Расскажи мне лучше, как твои дела? Она кивнула и пересела так, чтобы нам не мешал утренний свет из окна — подвижная худенькая крыска, так не похожая на своего тяжеловесного папашу. По последней уличной моде левый висок Аммы был выбрит полосками, в брови я заметил легкомысленную серебристую спираль, не совсем вязавшуюся с высочайшим уровнем успеваемости студентки Скичиры. Из-под ворота легкой кофты к подбородку змеился тонкий шрам, расставаться с которым дочь бандита не желала принципиально. — Да хорошо все, не переживай, — мелко кивая и тараторя в забавляющей меня манере, принялась рассказывать она. — Готовлюсь к экзамену по философии и социальной значимости индекса благочинности… Она вдруг прищурилась, будто хотела рассмотреть на своем гаппи мой отключенный слепок: — Впрочем, старший братец, давай-ка не ври, что ты нашел меня в восемь утра с чужого профиля только для того, чтобы на самом деле узнать, как продвигается учеба! — Она звонко рассмеялась и оскалила белоснежные зубки. — Ты ведь не просто так меня вызвал, сисадда? Давай, конспиратор, сознавайся, чем я могу помочь? Я улыбнулся, хоть Амма и не могла увидеть, тоже кивнул. — Раскусила-раскусила, — признал с легкой усмешкой, осторожно попивая через трубочку теплую чингу. — А от своей вины за долгое молчание отрекаться не стану и обязательно заглажу, клянусь тебе! — Ох уж все эти твои клятвы, — с веселым упреком склонив голову набок, сказала сестра. Подернула ушами. — Говори, старший брат. Ты прекрасно знаешь, что если я могу тебе чем-то помочь, так и произойдет. Я отставил кружку на столик и угрюмо уставился в бетонную стену. Желание все отменить и прямо сейчас оборвать связь стало таким сильным, что вынудило переплести пальцы. — Деньги, Хвостик, — произнесли мои губы, проклинаемые сознанием. — Мне нужны деньги. И достаточно немалые. — Ойкоо… — вздохнула Амма и повела плечом, чем сразу напомнила Нискирича. — Прекрасное желание подавляющего большинства обитателей нашего меркантильного общества, до ушей погрязшего в пучине потребления. — А затем мгновенно стала серьезной и откровенно поинтересовалась: — Все совсем нехорошо, старший брат? — Да что ты⁈ — умело соврал я. Но заметил, что Амма нахмурилась. И все же она поверит, ее я не обманывал ни разу в жизни. До этого дня, разумеется… — И вообще, прекрати записывать меня в пропащие, Хвостик. Просто появилась идея проинвестировать один интересный проект. Но проект рискованный, поэтому я и не иду «сама знаешь к кому»… А еще для меня это очень важно, да. — Я позволил себе умелый драматический хохоток. — Не совру, Хвостик, если скажу, что это вопрос жизни и смерти! Забавно, как много правды подчас проскальзывает в нашей лжи… — Та-ак, — протянула Амма, откидываясь на спинку кресла и поигрывая кончиком хвоста. — Ясно. Но я хочу задать тебе два вопроса, хао? — Хао, Хвостик, конечно спрашивай. — Папа в курсе? Ты уже намекнул, но я хочу услышать прямой ответ. Я помолчал. Конечно, она бы все равно догадалась, причем и вовсе без намеков, в конце концов, она была чистокровной Скичира… — Нет, — негромко ответил я, испытав укол непрошенной вины. — Ясненько… — снова протянула Амма, с хитринкой глядя в камеру своего гаппи. Почесала бровь, пригладила серебристую спираль, и вдруг кивнула. — Хорошо, старший брат. Я постараюсь тебе помочь. И даже не скажу отцу. — О, Хвостик… — выдохнул я, ощущая, как с груди падает увесистый камень. Конечно, я рассчитывал на ее поддержку, но ведь Амма имела полное право отказать, особенно в условиях напущенного мной тумана. — Благодарю тебя, сестренка! А что за второй вопрос? — Сколько тебе нужно? — деловито поинтересовалась она, снова до боли в сердце напомнив своего непростого отца и моего не менее непростого отчима. Я назвал сумму. Честно, почти без запаса. Амма присвистнула, машинально пощелкав пальцами для изгнания злых духов Бансури, что могли заявиться на призывной свист. Потрогала коготком кончик носа, задумчиво покачала головой. — Хорошо, — наконец решилась она после короткого раздумья. — Думаю, что смогу помочь. Но ты должен помнить, старший братец, что он регулярно проверяет состояние моих счетов и станет задавать вопросы. — Старший братец понимает, — честно подтвердил я, отправляя ей координаты резервного незасвеченного счета. — И как только спросит, ты все расскажешь, врать я тебя не заставлю. — Ах, как великодушно! — рассмеялась Амма. — К вашим услугам, — я закрепил шутку невольной улыбкой, отдававшейся болью в скуле. — Папеньку беру на себя, клянусь. — И снова он клянется… — Названная сестра неодобрительно погрозила мне пальцем. — Ладно, старший брат, дай мне пару часов. И вот еще… — Она снова стала серьезной, и я неожиданно понял, что если малышка захочет продолжать семейное дело, после смерти Нискирича «Дети заполночи» останутся в надежных лапах. — Надеюсь, Ланс, ты не вляпался в неприятности? — Нет, Хвостик, все в норме. Клянусь. Снова. Правдоруб в моем сознании исходил на говно в приступах нервного хохота. Какая же ты сволочь, Ланс Скичира… Но Амме совершенно точно нельзя знать подробностей. Особенно, если мой план сорвется. — Обнимаю тебя, старший брат! — искренне попрощалась она и послала в камеру воздушный поцелуй. — Береги себя, пожалуйста! — И ты себя, Хвостик, — сказал я, ощущая, как по-настоящему правдивые слова наполняют душу теплом. — Обнимаю в ответ. Связь оборвалась, я расстегнул гаппи и спрятал в защитном футляре. Вот и все, первый шаг сделан. Дальше мне остается лишь продолжать движение по канату над пропастью и молиться всем покровителям Тиама, чтобы не соскользнула нога. И я продолжу идти. Мой противник силен, могущественен и очень богат. Он имеет свиту, и даже небольшую армию, но он не непобедим. Если уж на то пошло, он способен истечь кровью, как и я сам. Если верить Пикири, во времена древности Явандра (а одноименную субстанцию в какой-то степени можно считать еще одним из моих многочисленных отцов) свергал с престолов даже зазнавшихся божеств. А Данав фер Шири-Кегарета вовсе не был божеством… Я снова умостил на коленях портативный клавиатон и взял со столика чистые хаси. Пользуясь палочками, как когтями, начал клевать отверстия с символами, медленно и вдумчиво набирая нужное сообщение. Когда закончил и трижды перечитал, вернулся в «мицуху», с превеликой осторожностью пробежался по примеченным ранее местам и опубликовал объявление на нескольких общественных станциях. Когда невинный запрос о поиске профессиональных мастеров ландшафтного дизайна интегрировался в единый информационный туман Юдайна-Сити, мне стало неожиданно легко и свободно. Да, уже этим днем я мог отправиться к праотцам, кем бы они вообще ни были. Но будь я проклят, если когда-либо за последние пару лет чувствовал себя настолько живым, как этим утром в подвале огромного комплеблока… Убедившись, что объявление начало набирать просмотры, я погасил консоль и отложил клавиатон. До ответа у меня есть минимум пара часов, и вот теперь их можно с чистой совестью потратить на сон и настоящий отдых. [1] Трущобные районы гнезда, возникшие в результате взрывной урбанизации. praeteritum Все случается, когда Нискирича и большинства его бойцов в крепости нет. Буквально через час-другой после того, как «Дети» собираются в три мощных отряда и выдвигаются в сторону южных трущоб-геджеконду на решение «важных вопросов» семейства. Коридоры и залы общинной крепости почти пусты, и я без труда пробираюсь в крыло старших «Детей», где обитают Когти от Первого до Восьмого. Наверняка впоследствии чу-ха обнаружат мой запах, и, быть может, даже пожалуются вожаку, но я точно знаю, что сейчас фер Скичира лишь отмахнется — его питомцу можно ходить там, где заблагорассудится, лишь бы не гадил… Двери в личные спальни привилегированных йодда заперты, их скромный общий холл пуст, консоли погашены. Но слуги еще не успели убрать с большого стола остатки недурственного ужина, которым Когти клана подкреплялись перед военным походом. Я включаю свет, неспешно наливаю себе паймы из полупустой бутылки, а затем задумчиво прогуливаюсь вдоль длинного стола и таскаю с тарелок пластинки жареного мяса и прессованных водорослей. Кроме еды и выпивки я также замечаю наркоту. Брезгливо трогаю пальцем желтоватые пылевые «дорожки», оставленные на обсидиановом глянце специального церемониального столика. Почти за год пребывания среди «Детей заполночи» я ни разу не пробую эту дрянь. Хотя смеха ради меня даже пытаются заставить вдохнуть нечто подобное оставленному на черном столике. Это случается почти сразу после прибытия в Нарост. Но я дерусь до того яростно, что ломаю «шутнику» ухо, на шум сбегаются другие казоку-йодда и дают экспериментаторам таких смачных п**дюлей, что это отбивает у них всякую охоту ставить опыты над зверушкой вожака… Вытерев жирный палец о скатерть и потянувшись за новой порцией паймы, я почти сразу улавливаю, что больше не нахожусь в одиночестве. Из небольшой комнаты, где в прохладе и чистоте хранятся банки накопителей от консолей крыла и даже всего этажа, слышится странный шум. Покачивая напитком в керамической пиале, я открываю злосчастную дверь и вхожу — безнаказанность свободы передвижения неразумного питомца стирает в моем сознании любые границы и запреты (наверное, я мог бы ворваться и в спальню Нискирича, когда тот дерет продажных самок, и он бы максимум запустил в меня башмаком). Как выясняется через мгновение, иногда границы нужны. Потому что я застаю их обоих, таких непохожих друг на друга, но еще более определенно не похожих на «Детей заполночи». Один из них жилист, подвижен и вертляв, как седой барханный полоз; одет во все темное и облегающее, прячет морду под глухой маской, а за спиной носит кожаную портупею-седло и массу приспособлений для лазанья по стенам. Второй совсем кроха, и сперва я принимаю его за детеныша. Но уже через секунду морок рассеивается, и я смотрю на уродца-карлика, сморщенного и во многом жутковатого, чья башка гладко выбрита, но в тот момент это мне еще ни о чем не сообщает. Как становится известно позже, парочка незаметно поднялась по опорам моста, на котором воздвигнут Нарост. Разумеется, в нужный момент, когда ни вожака, ни Когтей, ни большинства казоку-йодда нет дома. Но это многим позже — а в данный момент я в недоумении осматриваю незнакомых чу-ха, так и не донеся пиалу до губ. Тощий и опасно-дерганный щурится на меня из-под маски. Он недоумевает, как кто-то вообще сумел подкрасться к нему так близко. Чу-ха ведет носом, кривится, и я понимаю, что он просто не в состоянии связать мой запах с какой-либо угрозой. Его гадко-мелкий напарник деловито возится с банками данных казоку, нахально подключая к ним портативную консоль и раскладывая на полу переносной клавиатон. Разумеется, через два вздоха сухощавый со сбруей на спине бросается в атаку. Никаких тебе «пшшел вон!», «фу!», «плохой мальчик!»… если бы на моем месте оказался наростовский пес из мастерских, ему бы тоже свернули шею. Просто чтобы не успел тявкнуть. Однако в мои планы тявкать вообще не входит. Во всяком случае, именно в этом я постараюсь убедить себя следующим утром. Как и буду вынужден признать факт, что неуместная отвага, подогретый паймой азарт и излишнее возмущение незваными гостями свою роль сыграли на отлично…