– Подсвети, – велел я ведьме. – Вон туда! Я пнул ногой тряпки, заляпанные бурыми пятнами, и с удовольствием услышал звон металла, брякнувшего о камни пола. Это было золото! Цепочки, перстни, кольца – и много. Похоже, Митрохин и впрямь притащил сюда все драгоценности жены, чтобы они остались с ней. И в том числе кулон с большим рубином. Он тоже был тут, я не сразу, но нашел его. – То? – уточнила Изольда, которая то и дело поглядывала в сторону входа. – Что надо? – Оно. – Я достал из кармана куртки пакет, зацепил им кулон так, чтобы не коснуться его рукой, а после отправил во внутренний карман куртки, который тут же застегнул на пуговицу. По-другому никак, что если меня прямо тут скрючит в припадке, как это обычно и случается? Перчатки перчатками, но мало ли? Я еще дома про это подумал, потому тару для кулона и захватил. – Все, валим. Изольда укоризненно глянула на меня, нагнулась, собрала с пола лежавшие драгоценности, запихнула их в карман куртки, застегнула его на молнию и только после этого направилась к выходу. И все бы ничего, но только нас там уже ждали. Все-таки учуяла нас жена Митрохина тогда, учуяла. И решила, что ей с дочкой дополнительное питание не помешает. А еще я понял одну вещь, которая меня совершенно не обрадовала: эта парочка разумна. В определенном смысле, разумеется, не так, как мы, но тем не менее. Это, скорее, нечеловеческий разум, противный людской природе, но он есть. Слишком уж ехидно улыбались эти двое, лицевыми спазмами или чем-то таким здесь не пахло. И еще – они нас ждали. Они не стали заходить в свое убежище и убивать нас там, им хотелось растянуть удовольствие, заставив новую добычу страдать от предчувствия скорой гибели. Как и того бомжа, кровь которого еще толком не высохла на их когтях и коже. Да и расположились они так, что становилось ясно: эти двое знают, что делают. Одна заняла позицию справа от входа в коридор, другая – слева. И пройти мимо них никак не получилось бы. – У тебя будет секунд двадцать или чуть меньше, – шепнула мне Изольда, тело которой было напряжено так, что чуть не искрило. – Беги очень, очень быстро. – Не вариант, – ответил ей я и расстегнул куртку. – Не успею, все равно зацепит не одна, так другая. Девочка, лицо которой выглядело как жуткая пародия на ребенка, облизала серые губы языком, который, оказывается, еще и раздваивался на конце, прямо как у змеи. – Их пулей не убьешь, – предупредила меня ведьма, понявшая, что я задумал. – Даже серебром. – Но, может, оглушу. – Моя рука коснулась рубчатой рукояти револьвера. – Это лучше, чем ничего. И в этот момент девчонка кинулась на нас. Невероятно быстро, я даже не ожидал от нее такой прыти. Но пули все же оказались быстрее, и именно это дало нам шанс на успех. Первый выстрел остановил маленькую дрянь, второй отбросил в сторону, к стене. Ее мать немедленно кинулась вперед и тоже заработала дырку между глаз. Промахнуться было трудно, расстояние плевое, а стрелять я все же умею. Опять же – спасибо тому, кто озаботился и устроил тут пусть слабенькое, но все же освещение. Старшая мертвячка не впечаталась в стену, как ее дочь, зато застыла на месте, так, словно ее удивило произошедшее. Хотя кто знает, может, все так и есть на самом деле? Раньше жертвы только убегали и молили о пощаде, вряд ли кто-то из них использовал оружие. Ну или вообще защищался. Все это вместе взятое подарило нам секунды. Их было мизерно мало, но хватило на то, чтобы успеть проскочить через бутылочное горлышко прохода и оказаться в коридоре. – Очень быстро! – повторила Изольда и помчалась вперед, я от нее не отставал. Жуткий звук, раздавшийся за нашими спинами, не был похож ни на что, слышанное мной ранее. Но он не оставлял никаких сомнений в том, что ночные охотницы за людской плотью и кровью пребывают в бешенстве и их очень не устраивает тот факт, что добыча надумала скрыться. Самое забавное, что в данный момент я больше всего боялся не наших преследовательниц, а того, что на лестнице споткнусь и свалюсь вниз, находясь в двух шагах от спасения. Просто в ранней юности я с такой же как-то раз скатился, чуть все ребра не переломал, вот с тех пор их и не люблю. Но все равно я прыгал через ступеньку, плюнув на опасения. Выбора не было, мертвячки висели на хвосте, я вновь увидел их, когда мы были уже наверху. Они, несомненно, разъярились до крайности, и их до того белесые глаза мерцали желтым светом, словно маленькие прожектора. Что занятно – мама бежала как обычный человек, а вот девчонка – по-звериному, согнувшись и помогая себе руками. А что совсем скверно – им, похоже, ступеньки особо не нужны, младшая Митрохина, например, нацелилась сигануть сразу через пролет. Удалось ей это или нет, не знаю, я не готов платить жизнью за зрелище, пусть и столь захватывающее. Мне домой охота. Они нас почти догнали в том коридоре, где мерцало зеркало, ведущее к спасению, мне доложила об этом вонь, исходящая от тел покойниц. Но только «почти», я все же успел нырнуть в спасительный стеклянный проем, подумав на ходу о том, что ведь и они запросто за нами могут рвануть на болота. Кто им помешает? Изольда, которая в какой-то момент оказалась не впереди, а позади меня, вывалилась на тропинку секундой позже, толкнув меня в спину. – Не загораживай проход. В тот же момент что-то бухнуло, раздался злобный визг, а следом за ним – громкий звон. Зеленоватая воронка мигнула и пропала, на ее месте теперь ничего не было, только черная глухая стена. – Все, – выдохнула девушка, стянула с себя балаклаву и вытерла ей пот, выступивший на лбу. – Надо же, выкрутились. А я думала, крышка нам. – Ты зеркало разбила, что ли? – уточнил я. – Да? – Ага. – Изольда растрепала свои роскошные волосы, а после качнула головой вправо-влево. – Да я так и так его бы бахнула. Хозяйка сразу поняла, что в том доме дело неладно, и приказала непременно все следы замести. Если кто и сообразит, как мы внутрь попали, то все равно отследить, куда тропинка вела, не сможет. Зеркало имеет память только до той поры, пока оно цело. А теперь все, пиши пропало. Правда, еще Марюта – слабое звено, конечно. Но мы ей память маленько подкорректируем, она станет думать, что нынче всю ночь травы собирала. – Резонно, – согласился я, тоже стягивая шапку. – Уф-ф-ф… Я чуть не обделался. – Наган свой давай, – велела мне ведьма. – Давай-давай, не дури. Концы в воду, это не обсуждается. Хоть и жалко мне было наследство, полученное от белого офицера, но Изольда права полностью, в таких вопросах сквалыжничать нельзя. И все равно, когда наган, завернутый в две балаклавы, скрылся в темной болотной воде, я не удержался от вздоха. Кстати, компанию ему составили ценности Митрохиной-старшей, причем, глядя на одно колечко с очень крупным бриллиантом, ведьма запечалилась не меньше моего. Я, к слову, только сейчас понял, зачем она их прихватила. Дело не в природной ведьмовской жадности, на которую я грешил, а совсем в другом. Если выяснится, что все на месте и нет только кулона с рубином, появился бы пусть маленький, но след. А так пропало все, и искать те, кого наймет Митрохин, тоже станут сразу все. Кольца, серьги, цепочки… Вот только ничего не всплывет, болото вряд ли что выпустит из своих мокрых лап. Хотя не представляю даже, кто доброй волей спустится в черноту того бункера, чтобы проверить, все ли имущество мертвячек на месте. – Ну вот, теперь осталось только пар выпустить, и можно идти обратно. – Изольда расстегнула куртку и прижалась спиной к черной стене. – Время терпит. Фраза «пар выпустить» меня сразу навела на фривольные мысли, которые я, разумеется, сразу выкинул из головы. Наверняка ведьма что-то другое имеет в виду, не будет же она… А через секунду, когда она притянула меня к себе, а после ловко и очень умело расстегнула сначала ремень, а после и штаны, понял – будет. Эта – будет. Но в чем-то ведь она права? Может, тут не самое лучшее место для подобных забав, и время тоже, но вот внутреннее состояние – самое то. Глава восьмая – А кто это был? – спросил я у Изольды, когда мы, приведя себя в порядок после снятия стресса, наконец-то отправились туда, где находился мой дом. – Нежить, – верно истолковав мой вопрос, ответила ведьма. – Кто же еще? – Это-то понятно. Но больно она странная, если ты понимаешь, о чем я речь веду. – Понимаю, – подтвердила девушка. – Я, если честно, с такими, как эти двое, тоже еще ни разу не сталкивалась. Знала, что такая пакость встречается в природе, но лично не пересекалась. И буду рада, если подобное не повторится. Знаешь, я чуть, пардон, не описалась, когда мы из их логова выбрались, а они стоят и нас ждут. – Серьезно? – удивился я. – В жизни бы не подумал. – Ну, я же человек, – рассмеялась Изольда. – У меня, как ты уже заметил, имеется потребность в разнообразных физиологических процессах. – Это да. – Я почесал левое плечо, на котором наверняка остались следы от ее ногтей. Даже майка не спасла, так она в него вцепилась. Правое еще ничего, но вот левое… – Я о другом. Не верится, что тебе было страшно. – Было, было, – заверила меня она. – Просто отучилась это кому-либо показывать. Даже если зрителей нет, даже если я одна, то в любой ситуации все равно веду себя так, будто ничего страшного вокруг не происходит. Валер, мы с тобой чуть на зубок последышам не достались, а это смерть очень болезненная и очень скверная. Они не только мясо своих жертв жрут, но и души их пьют. А я, если ты не забыл, ведьма, у меня с душой особые отношения, понимаешь? – Не совсем, но верю на слово. – Кивнул я. – Последыши. Странное название. – Логичное, как и все в нашем мире. – Изольда глянула влево, где из-за кочки появился уже знакомый мне огонек. – Вот же неугомонный! А ну брысь! Огонек спрятался обратно, как видно, признав за ведьмой право им командовать. – Вообще в ночи неугомонных покойников много шастает, – продолжила девушка. – Например, встречаются неупокоенные мертвецы, те, которым отчего-то в могиле не лежится. Может, умерли не так, как следует, может, похоронили их плохо – вариантов масса. Они, как это ни странно, совершенно безобидны. Понятно, что на обычного человека эти красавцы убийственное впечатление произведут со своими синими рожами и вонью, но на деле им ничего от живых не надо. Фильмы про зомби видел? Ну, «Ходячих мертвецов»? Вот внешне такая же милота, только они никого не убивают, им на нас плевать. И упокоить их легко – по железному гвоздю в каждую пятку, соль в рот – и закапывай, больше не встанут. – А еще кто есть? – Да много разных… – Изольда споткнулась, я подхватил ее под локоть. – Спасибо, мой хороший, я знала, что на тебя можно положиться. Да и в остальном ты то что надо. Так вот. Есть, например, упыри. Они совсем тупые, им только кровь подавай. Побочный продукт вурдалачьего производства, одно слово. Есть гули, но эти кровь не сосут, они предпочитают людское мясцо, причем с душком. Короче, трупоеды. Есть перевертыши, их тоже живыми не назовешь, и человечиной эти гаденыши не брезгуют. Да много их разных есть, но всех роднит одно. Знаешь что? – Что? – Они нежить простая и понятная, существующая по определенным законам и появившаяся в Ночи естественным путем. Упыря создал вурдалак, гуля – гуль и так далее. А вот последыши… Тут все куда сложнее. И страшнее. – Книги не пробовала писать? – спросил я у нее. – Нет? Займись. У тебя талант нагонять туман, ничего не объясняя. И главы ты будешь заканчивать отменно, на самом интересном. – Я подумаю, – с достоинством ответила Изольда. – Почему нет? Уж я про жизнь в Ночи точно знаю больше, чем девицы, пишущие книги под названием «Моя любимая ведьма». Ладно, не злись. Так вот, последыши. Видишь ли, они опровергают тот постулат, что мертвое не может умереть. Они мертвы дважды. – То есть? – То самое и есть, – ведьма хмыкнула. – Сначала эти двое умерли. Просто умерли, как остальные люди: физические процессы прекратились, тело остыло, душа отправилась туда, куда положено. Детская, ясное дело, наверх, девчушка при жизни наверняка нагрешить не успела. Ну а матери ее, скорее всего, в другую сторону, все же она родное дитя придушила, с таким грузом ей посмертного прощения не получить. – Так они же не в один день преставились, – уточнил я. – Между этими событиями время прошло. – А это ничего не меняет, – пояснила Изольда, – совершенно. Хотя одно, как мне кажется, спровоцировало другое. Кто-то из Митрохиных не смог смириться со смертью ребенка, может, он, может, она, да это и неважно. Главное – один из них додумался попросить помощи не у того, кого следует, а после нашел очень сильного и смелого колдуна, который и провел ритуал бездушного воскрешения. – Смелого? – переспросил я. – Настолько опасный ритуал? – Сам ритуал – нет. Но он даже по самым темным меркам противоестественен. Есть некие нормы… Нравственные, скажем так. Даже самые безбашенные колдуны и чернокнижники эту черту стараются не переступать, потому что за такое спросить могут. Не уточняй у меня, кто именно, не надо. Просто я сама не в курсе. Знаю, что это так, и только. Вот и выходит, что колдун, который ритуал провел, стоит за общей чертой. То есть он или совсем молодой, по неопытности и глупости не понимающий, чем эдакие забавы заканчиваются, или очень матерый, которому на все и всех начхать. Но у молодого вряд ли силенок и опыта хватит, так что эта версия отпадает. Я вот все гоняю в голове, кто из московских аксакалов рискнул бы залезть в этот огород, но ответа не нахожу. Разве что кащеев наследник, он время от времени столицу навещал, как правило, в летний период. Этот мог, ему никакие законы не писаны. – Чей наследник? – Чуть не открыл рот я. – Кащеев? Это того Кащея, который Бессмертный? Да ты паришь! – Ну, не такой Кащей был и бессмертный, – фыркнула Изольда. – Его давным-давно убили. А в начале этого лета его прямого потомка прикончили, так он всех достал. Правда, этот шустряк еще до смерти наверняка успел сына какой-то дуре заделать, и тот со временем семейным бизнесом наверняка займется, но нам с тобой от этого не жарко и не холодно. А что до ритуала – он мертвеца оживляет, причем по-настоящему. Покойник помнит все, что было до смерти, говорит, ходит, смеется. Все с человеком как раньше, но только души в нем нет, и в этом все дело. Понимаешь, Валера, душа – она как сито, хорошее и плохое отделяет друг от друга, людское от нелюдского. А если ее нет? Но и это не самое паршивое, есть люди вроде как с душой, а на деле хуже бездушных тварей. Другое скверно – ритуал этот черный, причем до края. И тот, кто его провел, не мог не знать, что сотворил. – Снова не понимаю, – признался я.