В том месяце Джон Перки заехал к Курту и помог ему купить рождественские подарки. Самой крупной покупкой Курта в тот год был большой аквариум для его черепах. Они курили перед поездкой за покупками, но Перки был удивлен, когда Курт спросил: «Ты не знаешь, где я могу достать наркотики?» «Ты ведь не колешься, правда?» – спросил Перки. «О, нет, – солгал Курт. – Я просто покурю что-нибудь». Во многих отношениях его скудный бюджет помог обуздать его аддиктивные желания: он просто не мог позволить себе стать наркоманом. 11 декабря Курт снова обратился за медицинской помощью по поводу состояния своего желудка, на этот раз к врачу в Такоме. Диагнозом был «синдром раздраженного кишечника», и Курту прописали лидокс, разновидность клидиния. Препарат, похоже, не помог Курту справиться с болью, и он прекратил его прием уже через две недели, когда заработал бронхит. Год закончился новогодним шоу в Портленде в Satyricon. Слим поехал вместе с группой и увидел то, что он запомнил как сногсшибательное шоу, несмотря на то что Курт, вопреки предписаниям своего врача, напился виски c колой. Теперь было заметно, что Курт привлекает поклонниц. Слим наблюдал, как одна молодая женщина не сводила с него глаз на протяжении всего шоу: «Она будто говорила своим поведением: “Я девушка из зала, которая хочет трахнуть тебя сегодня вечером». Однако Курт ничего не заметил и, как всегда, пошел домой один». Они начали 1991 год с трехчасовой ночной поездки из Портленда, поскольку на следующий день у них была запланирована студийная сессия. Они закончили две песни, Aneurysm и перезапись Even in His Youth, а также проработали несколько песен, которые только что написал Курт, включая раннюю All Apologies. «У них была куча идей, которые они хотели воплотить, – вспоминал Крейг Монтгомери, который занимался продюсированием треков. – Но их аппаратура была в ужасном состоянии, да и сами они были изрядно потрепаны». Друг Курта, Джесси Рид, вернулся на северо-запад на каникулы, и на следующий день после записи они поехали в Абердин навестить родителей Джесси. По дороге Курт поймал себя на том, что говорит о своем будущем со старым другом, и, когда машина въехала в округ Грейс-Харбор, он признался в любви к этому пейзажу и людям, опровергая все, что говорил в интервью. Когда они проезжали мимо нескольких ферм за пределами Сатсопа – идиллической долины, несмотря на заброшенную атомную станцию, – Курт сказал Джесси, что мечтает потратить свой аванс на покупку фермы. Он увидел большое роскошное ранчо и указал на него: «Что ты думаешь об этом доме вон там? Если я куплю его, тогда мы сможем играть так громко, как захотим, устраивать классные вечеринки, приглашать людей, и никому не будет до этого дела». Дом не продавался, да и денег у Курта еще не было, но он поклялся Джесси, что если когда-нибудь добьется успеха, то вернется в гавань и купит ранчо, «такое же, как у Нила Янга в Калифорнии». В начале 1991 года Курт сделал телефонный звонок, который откладывал уже много лет: он позвонил отцу. С тех пор как Курт переехал в Олимпию, он общался с Доном в основном через бабушку и дедушку. Беседа, как и положено общению между двумя стойкими Кобейнами, была короткой. Курт в основном говорил о группе, рассказывая Дону о том, что подписал контракт с крупным лейблом. Дон не очень понимал, что это значит, но, когда он спросил Курта, достаточно ли у него денег, сын сказал «да». Курт навел справки о других детях Дона, и они немного поболтали о его последней работе детективом в патруле штата Вашингтон. Курт сказал отцу, что он много выступает. Дон сказал, что с удовольствием навестит его как-нибудь. Беседа длилась всего несколько минут и была примечательна скорее той недосказанностью, которая осталась между ними, чем тем, о чем они поговорили. Дон был не в состоянии говорить о боли, которую чувствовал из-за того, что его первенец скитается, а Курт не мог говорить ни о какой боли: ни о разводе, ни о повторном браке, ни о многих других их проблемах. Курт поддерживал более тесные отношения с матерью. Интерес Венди к карьере сына и признание его как музыканта, казалось, росли вместе с его славой. Курт и Венди еще больше сблизились в тот год, когда 2 января 1991 года произошла еще одна семейная трагедия – брат Венди, Патрик, умер от СПИДа в Калифорнии в возрасте 46 лет. Гомосексуализм Патрика всегда был глубокой тайной семьи Фраденбургов. Он был так красив и популярен среди девушек, что его родители, казалось, не могли поверить в это, когда Патрик все-таки объявил, что он гей. Еще до того, как Патрику поставили диагноз, он страдал клинической депрессией, но когда у него развился полномасштабный СПИД, это повергло его в смятение. Гнев Патрика на родителей был настолько велик, что он планировал написать трактат о своей сексуальной истории, в том числе о том, что он подвергался сексуальному насилию со стороны своего дяди Делберта, и отправить это в Aberdeen Daily World, чтобы опозорить свою семью. Как бы то ни было, семья решила не упоминать о причине его смерти в некрологе и обозначить его партнера как «закадычного друга». Курта пригласили на поминальную церемонию, но он не явился, сославшись на необходимость работать над своим будущим альбомом. В кои-то веки Курт не лгал, чтобы избавиться от семейных обязательств. Он действительно готовился к своему альбому, и, когда начался 1991 год, Курт усердно работал. Nirvana арендовала новую репетиционную точку в Такоме, и каждый день они часами репетировали. Они играли некоторые песни из их репертуара, чтобы научить им Грола, но большую часть репетиций они проводили за оттачиванием нового материала, который писал Курт. В январе Sub Pop выпустили свой последний официальный сингл Nirvana, живую запись песни Molly’s Lips группы The Vaselines. На дополнительной канавке лейбл выгравировал прощальное слово: «Пока». В феврале Курту исполнилось 24 года, и по этому случаю он начал писать историю своей жизни, это была одна из множества коротких попыток, предпринятых им за эти годы. Эта версия заняла три страницы, прежде чем иссякнуть. «Привет, мне 24 года, – писал Курт. – Я родился белым мужчиной из низших слоев среднего класса неподалеку от побережья штата Вашингтон. У моих родителей была компактная стереосистема в корпусе, имитирующем древесину, и бокс-сет из четырех пластинок с современными хитами AM-радио начала семидесятых под названием «Good Vibrations» от лейбла Ronco. Это такие хиты, как песня Tie a Yellow Ribbon группы Tony Orlando and Dawn и песня Time in a Bottle Джима Кроче. После долгих лет упрашивания они наконец купили мне жестяную барабанную установку с бумажными мембранами из каталога Sears. В первую же неделю моя сестра отверткой проделала отверстия в мембранах». История Курта продолжилась воспоминаниями о том, как его мать играла на пианино песни группы Chicago, и что он всегда будет благодарен своей тете Мари за то, что она подарила ему три альбома The Beatles. Курт писал, что одно из первых разочарований постигло его в 1976 году, когда он узнал, что шесть лет назад The Beatles распались. Развод его родителей, казалось, имел меньший эффект: «Мои родители развелись, поэтому я переехал с отцом в трейлерный парк в еще меньшем лесозаготовительном поселке. Друзья моего отца уговорили его вступить в Columbia Records Club, и вскоре раз в неделю пластинки стали появляться в моем трейлере, образуя довольно большую коллекцию». И на этом попытка рассказать историю его жизни закончилась. Курт вернулся к своей любимой в то время теме дневника: написанию аннотаций для будущего альбома. Он написал много различных версий. В альбом в итоге не вошла ни одна из них, но один черновик посвящения для альбома рассказал больше о его детстве, чем его попытка написать биографию. «Спасибо всем не обнадеживающим родителям, – писал он, – за то, что они дали своим детям волю вывести их на чистую воду». В марте Nirvana отыграла четыре концерта в канадском туре, а затем сразу же вернулась к репетициям. После долгих дебатов со своими коллегами и боссами лейбла они снова остановились на кандидатуре Бутча Вига в качестве продюсера, используя Sound City, студию за пределами Лос-Анджелеса. Лейбл возьмет на себя все расходы в счет аванса Nirvana. Перед тем как отправиться в Калифорнию, группа устроила еще одно шоу в Сиэтле, 17 апреля в отеле «О. К.». Курт организовал его после того, как услышал, что у его друга Майки Нельсона накопилось столько неоплаченных штрафов за нарушение правил дорожного движения, что ему грозила тюрьма. В программе были Bikini Kill и Fitz of Depression, и Курт настоял, чтобы все вырученные средства пошли на помощь Нельсону. Билеты на шоу не были полностью распроданы из-за вечеринки в честь фильма «Одиночки», которая проходила в тот же вечер. В выступление Nirvana входили каверы на Turnaround группы Devo, Wild Thing группы Troggs и D7 группы Wipers, но сюрпризом было то, что группа сыграла новую композицию. Курт невнятно пел, возможно, даже не зная всех слов, но гитарная партия уже была на месте, как и потрясающий барабанный бит. «Я не знала, что они играют, – вспоминает Сьюзи Теннант, представитель промоутерской компании DGC, – но я понимала, что это потрясающе. Я помню, как подпрыгивала и спрашивала всех, кто был рядом со мной, что это за песня». Слова Теннант повторяли то, что сказали Новоселич и Грол всего три недели назад, когда Курт принес на репетицию новый рифф. «Это называется Smells Like Teen Spirit», – объявил Курт своим коллегам по группе, позаимствовав граффити Кэтлин Ханны. В то время никто в группе не знал о таком дезодоранте, и только когда песня была записана и сведена, кто-то указал на то, что в ней упоминалось его название. Когда Курт впервые принес песню на студию, у нее был более быстрый ритм и меньше концентрации на проигрыше. «Курт играл только припев», – вспоминал Крист. Именно Крист предложил замедлить мелодию, и Грол инстинктивно добавил мощный ритм. В отеле «О. К.» Курт просто напел пару куплетов. В этот период он менял тексты всех своих песен, и у Teen Spirit было около дюжины версий. Одна из первых включала в себя припев: «Отрицание и от чужих / возрождение и от одобрения / вот и мы так знамениты / мы так глупы, и мы из Вегаса» (A denial and from strangers / A revival and from favors / Here we are now, we’re so famous / We’re so stupid and from Vegas). Другой начинался так: «Выходи и играй, придумай правила / от души развлекись, зная, что мы проиграем» (Come out and play, make up the rules / Have lots of fun, we know we’ll lose). Позже в той же версии была строка, в которой не было рифмованного двустишия: «Самый прекрасный день, который у меня был, это когда завтра так и не наступило» (he finest day I ever had was when tomorrow never came). Через неделю группа отправилась в Лос-Анджелес. По дороге Курт заехал на Universal Studios и прокатился на тех же аттракционах, на которых катался пятнадцать лет назад с бабушкой и дедушкой. На следующие шесть недель группа переехала в апартаменты в Оуквуде, недалеко от студии Sound City. Виг пришел к ним во время подготовки к записи и обнаружил там хаос. «Стены были разрисованы граффити, – вспоминал он, – а диваны перевернуты вверх дном. Они не ложились спать по ночам и тусовались на Венис-бич до шести утра». Нервозность, которую группа испытывала из-за записи, снималась алкоголем, выпиваемым тремя членами группы в избытке. Однажды ночью Криста арестовали за вождение в нетрезвом виде. Джону Сильве пришлось побороться, чтобы вытащить его и вернуть в студию. Большинство сессий начиналось в три часа дня и продолжалось до полуночи. Во время перерывов Курт бродил по залам студии и разглядывал золотые пластинки таких альбомов, как Rumour группы Fleetwood Mac и Damn the Torpedoes Тома Петти, хотя больше всего его впечатлила пластинка Ивела Книвела, записанная именно там. Лайт-метал-группа Warrant арендовала студию до Nirvana. Когда группа вернулась, чтобы забрать аппаратуру во время сессии Nirvana, Курт завладел системой громкой связи и начал кричать: «Принесите мне вишневый пирог» (Cherry Pie – так назывался хит Warrant). Однажды вечером Курт украл оригинальные мастер-кассеты альбома Ивела Книвела и забрал их домой в Олимпию. Первую неделю они потратили на то, чтобы записать базовые треки, в основном сосредоточившись на звуке ударных, который был специальностью Вига. Через две недели они записали десять песен, хотя у большинства из них было не больше трех дублей, потому что голос Курта после таких длительных криков пропадал. Многие песни были записаны ранее, во время сессий Smart Studios, и это была скорее техническая работа, чем творческая. По сравнению с другими сессиями группы проблем было немного. Во время записи Lithium Курт изо всех сил старался сделать свои гитарные партии правильными и постепенно все больше разочаровывался, в итоге разбив свою гитару об пол студии. В итоге Виг решил использовать дубль, записанный во время нервного срыва Курта. Он был озаглавлен Endless, Nameless и помещен на компакт-диск в качестве скрытого трека. Самой большой проблемой сессии была медлительность самого Курта: он все еще не определился с текстами для многих песен, хотя несколько мелодий, такие как Polly и Breed, группа играла на протяжении многих лет. Когда он закончил тексты, большинство из них были столь же парадоксальны, сколь и откровенны. Многие строки оставляли слушателя в недоумении относительно того, пел ли он о внешних или внутренних обстоятельствах, игнорируя объяснения, хотя и передавая эмоциональный тон. В своих дневниках Курт написал письмо давно умершему критику Лестеру Бэнгсу, жалуясь на состояние рок-журналистики – профессии, которая одновременно очаровывала и отталкивала его, спрашивая: «Почему, черт возьми, журналисты настаивают на второсортной фрейдистской оценке моих текстов, когда в 90 процентах случаев они расшифровывают их неправильно?» Несмотря на мудрость вопроса Курта, он потратил несколько часов, пытаясь понять песни своих кумиров. Он также трудился над своими собственными композициями, поочередно вставляя послания или редактируя себя, когда считал, что был слишком откровенен. В начале 1991 года Курт сделал телефонный звонок, который откладывал уже много лет: он позвонил отцу. С тех пор как Курт переехал в Олимпию, он общался с Доном в основном через бабушку и дедушку. Так было и с Something in The Way – последней песней, записанной во время сессий. Текст песни во всех подробностях рассказывал о мифическом периоде жизни Курта под мостом. Он написал эту песню годом ранее, но скрывал от своих товарищей по группе. Задумав альбом, Курт хотел иметь «девичью» сторону (состоящую из всех песен о Тоби) и «мужскую» сторону (включающую Sliver, Sappy и Polly среди прочих – все песни о его семье или его внутреннем мире). Курт планировал закончить альбом песней Something in The Way, хотя никогда не говорил об этом своему продюсеру. Вместо этого он принес песню во время сессий Sound City в качестве последнего сюрприза и написал текст прямо в студии, заставляя всех думать, что он сочинил эту песню на месте, в то время как на самом деле он работал над ней в течение многих лет. Несмотря на его письмо Лестеру Бэнгсу, ни один человек не анализировал фрейдистские интерпретации его текстов больше, чем сам Курт, и он очень хорошо знал, что выход песни, намекающей на то, что он жил под мостом, причинит много боли его семье. Когда они закончили сессии, друг Грола навестил его и поспорил с Куртом, что тот будет на обложке Rolling Stone через шесть месяцев. Курт ответил: «О, забудь об этом». Майки Нельсон и его товарищи по группе Fitz of Depression также приехали и жили с Nirvana в Оуквуде, как и Melvins. В течение одного уик-энда в их двухкомнатной квартире одновременно спали 22 человека. Fitz столкнулись с еще большим невезением: клуб пообещал столь необходимое для них шоу, но отменил его в последнюю минуту. «Перезвоните ему, – настаивал Курт, – и скажите, что мы тоже будем играть». Через два дня после окончания работы над альбомом Nirvana сыграла в крошечном лос-анджелесском клубе Jabberjaw и впервые исполнили On a Plain и Come As You Are перед ошеломленной аудиторией. Они настояли на том, чтобы все деньги за вход достались Нельсону. Курт описал шоу в письме к Тоби как «неописуемо испорченное из-за выпивки и наркотиков, нестройное и довольно, э-э, неряшливое. У меня ушло больше пятнадцати минут на то, чтобы сменить гитарную струну, пока меня дразнили и называли пьяным. После шоу я выбежал на улицу, и меня вырвало». В зале клуба Курт заметил Игги Попа, и на этот раз на Курте не было смущающей футболки. «Наверное, это был самый лестный момент в моей жизни», – сказал он. Но самой показательной частью письма Курта было его признание в растущем злоупотреблении наркотиками, которые он глотал, как конфеты. «В последнее время я принимаю много наркотиков, – написал он Тоби. – Возможно, мне пора в Центр Бетти Форд или в Библиотеку Ричарда Никсона, чтобы спастись от дальнейшего надругательства над моим анемичным грызуноподобным телом. Я не могу дождаться, когда вернусь домой (где бы он ни был), лягу в постель, невротичный и недоедающий, жалующийся на плохую погоду, и это единственная причина моих страданий. Я скучаю по вам, Bikini Kill. Я вас очень люблю». Он подписал его как «Курдт». Это письмо, как и многие другие, которые он написал, осталось неотправленным, возможно, из-за женщины, с которой он столкнулся за две недели до шоу в Jabberjaw. Она будет играть гораздо большую роль в его жизни, чем Бетти Форд, Ричард Никсон или Тоби Вэйл. Он запомнил ее по маленькой роли в фильме «Прямо в ад». Глава 14 Сжигать американские флаги Олимпия, Вашингтон Май 1991 – сентябрь 1991 Может быть, мы сможем вместе гастролировать по Штатам и сжигать американские флаги на сцене? – Из письма Юджину Келли, сентябрь 1991 года Курт Кобейн и Кортни Лав впервые встретились взглядами в одиннадцать часов вечера в пятницу, 12 января 1990 года, и через 30 секунд уже дрались на полу. Это был Satyricon, маленький, тускло освещенный ночной клуб в Портленде, штат Орегон. Курт был там из-за концерта Nirvana. Кортни приехала с подругой, которая встречалась с членом группы с разогрева с чудесным названием Oily Bloodmen («Масляные Кровожадные Люди»). Уже имея дурную славу в Портленде, Лав сидела со своей свитой за столиком, когда увидела Курта, проходившего мимо за несколько минут до того, как его группа должна была появиться на сцене. На Кортни было красное платье в горошек. «Ты похож на Дэйва Пирнера», – сказала она ему, сделав так, чтобы это замечание прозвучало как небольшое оскорбление, но в то же время как флирт. Курт действительно немного походил на Пирнера, солиста Soul Asylum, поскольку его волосы были длинными и спутанными. Он мыл их только раз в неделю, и то с мылом. Курт ответил ей флиртом в своей манере: схватил Кортни и повалил ее на землю. «Это было перед музыкальным автоматом, – вспоминала Кортни, – который играл мою любимую песню Living Color». На полу было разлито пиво. Она была рада, что ее замечание привлекло внимание Курта, но не ожидала, что этот маленький бродяга прижмет ее к полу. Со своей стороны, Курт не рассчитывал, что его противница окажется такой крепкой: она была на три дюйма выше и сильнее. Если бы не его школьный опыт борьбы, то она вполне могла бы победить в этой драке. Но схватка на полу была всего лишь шуткой, и он поднял ее за руки и предложил сувенир в качестве примирения – наклейку Чим-Чим, обезьяны из «Спиди-гонщика», которую он сделал своим талисманом. Как позже Курт сказал Майклу Азерраду, он сразу же почувствовал влечение к Кортни: «Мне показалось, что она похожа на Нэнси Спанджен[140]. Она выглядела как классическая панк-рок-цыпочка. Я действительно чувствовал к ней какое-то влечение. Возможно, я хотел трахнуть ее той ночью, но она ушла». Предположения Курта, определенно, были сомнительными – с ним в Портленде была Трейси и, несмотря на его восхищение, изменять – это было на него не похоже… Но связь между ним и Кортни была сексуальной: борьба была фетишем Курта, и такой достойный противник, как Кортни, был мощным возбудителем. В тот вечер они расстались, но Кортни следила за карьерой Nirvana, как бейсбольный питчер в Американской лиге следит за подвигами игрока Национальной лиги. Она читала статьи о Nirvana в рок-прессе и приклеила наклейку с Чим-Чим, подаренную ей Куртом, на футляр своей гитары, хотя и не была уверена насчет группы – их ранний материал для нее был чересчур наполнен металлом. Как и большинство рок-критиков в то время, Кортни предпочитала Mudhoney и после прослушивания Love Buzz в музыкальном магазине отказалась от покупки сингла. Позже, увидев группу на концерте, она была больше поражена их странным внешним видом. «Крист был очень, очень большим, – заметила Кортни, – на его фоне Курт казался карликом, и трудно было разглядеть, насколько симпатичным он был, потому что выглядел, как крошечный мальчишка». Ее мнение о Nirvana и крошечном мальчишке полностью изменилось, когда она купила сингл Sliver в октябре 1990 года. «Когда я прокрутила его, – вспоминала Кортни, – я подумала: «О боже, как мне этого не хватало!» На стороне B была Dive, которая стала ее любимой песней Nirvana. «Она очень возбуждающая, сексуальная, странная и цепляющая, – отметила она. – Я решила, что это гениально». Когда в конце 1990-х подруга Кортни Дженнифер Финч стала встречаться с Дэйвом Гролом, Nirvana и Курт стали частой темой их девичьих разговоров. Они прозвали Курта «Пикси-Мит» (Pixies Meat), как из-за его миниатюрных размеров, так и из-за поклонения Курта группе Pixies. Кортни призналась Гролу, что без памяти влюблена в Курта, и когда Дэйв сказал ей, что Курт внезапно расстался с девушкой, Кортни послала Курту подарок, который должен был перенести их борцовский поединок на другую арену. Это была коробочка в форме сердца с крошечной фарфоровой куклой, тремя засохшими розами, миниатюрной чайной чашкой и покрытыми шеллаком ракушками. Она купила шелково-кружевную шкатулку в антикварном магазине Джеральда Каца в Новом Орлеане и, прежде чем отправить, надушила ее своими духами, наделяя ее магическими чарами. Когда ароматная шкатулка прибыла в Олимпию, она стала самой благоухающей вещью в квартире на Пир-стрит, хотя добиться этого было нетрудно. Курт был впечатлен куклой. К 1990 году куклы стали одним из многих атрибутов, которые он использовал для своих художественных проектов. Курт перекрашивал их лица и приклеивал на головы человеческие волосы. Получавшиеся существа были одновременно прекрасны и нелепы. Они больше были похожи на детские трупы, чем на куклы. Курт и Кортни встретились во второй раз в мае 1991 года во время концерта L7 в Palladium в Лос-Анджелесе. Курт сидел за кулисами и пил сироп от кашля прямо из бутылки. По иронии судьбы, эта встреча напоминала его первую встречу с Трейси и их общими крысами. Кортни открыла сумочку и показала свой собственный флакон более эффективного сиропа от кашля другой марки. Они снова оказались на полу, но на этот раз это было скорее ощупывание, чем физическая проба сил. По словам тех, кто был свидетелем этой потасовки, обстановка была очень горячей. Когда Курт отпустил ее, напряжение спало, и они заговорили о работе. Кортни поспешила похвастаться, что ее группа Hole закончила альбом Pretty on the Inside, который продюсировала Ким Гордон из Sonic Youth. Курт говорил о своем собственном альбоме, который все еще был в работе. Обычно он был скромным, когда встречался с кем-то в первый раз, но в своих попытках произвести впечатление на Кортни Курт извлек все имена и достижения, какие только мог. Он явно хотел ее переплюнуть. Как вскоре обнаружил Курт, мало кто мог превзойти Лав в разговоре. Она знала о музыкальном бизнесе гораздо больше, чем он, и в то время карьера Hole развивалась так же быстро, как и карьера Nirvana. Она была наставницей Курта или как минимум равной ему в том, что Тоби и не снилось. В разговоре Курт упомянул, что остановился в апартаментах «Оуквуд». Кортни сказала, что живет всего в нескольких кварталах оттуда. Она написала свой номер телефона на салфетке в баре и настоятельно попросила как-нибудь ей позвонить. Кортни искренне флиртовала, и Курт флиртовал в ответ. Нарушив все правила свиданий, Курт позвонил ей в тот же вечер, в три часа ночи, и голос его звучал, как у отчаявшегося неудачника в «Тусовщиках». «Что-то очень сильно шумело на заднем плане», – вспоминала Кортни. Курт сделал вид, будто звонит только потому, что хочет узнать, где она достала сироп от кашля. Той весной он начал предпочитать его всем прочим одурманивающим веществам. Но на самом деле Курту хотелось еще немного поговорить с ней. И как он выяснил, Кортни умела говорить. В эту ночь ее обычно громкий голос был всего лишь шепотом, потому что ее бывший парень и товарищ по группе Эрик Эрландсон спал в соседней комнате. В то время она состояла в отношениях на расстоянии с Билли Корганом из Smashing Pumpkins. Они проговорили почти час, и этот разговор засел в голове у Курта на долгие недели. Обычно он был прямым и вспыльчивым в телефонных разговорах, но время от времени встречались люди, которые могли пробудить в нем интересного собеседника. Кортни была одной из них. Он мог говорить по телефону то, что не сумел сказать лично буквально несколько часов назад. Курт упомянул о коробке в форме сердца и поблагодарил за нее Кортни. Ее тронуло, что он об этом сказал, но вскоре Кортни переключилась на другие темы, извергая непрерывный поток мыслей, будто читала рэп: о продюсерах, критиках, о Sonic Youth, об игре на гитаре, о брендах сиропов от кашля и о сочинении песен, иногда на мгновение прерываясь. Она переключалась с одной темы на другую, словно кто-то переключал каналы телевизора пультом дистанционного управления. Когда Курт описал этот разговор своему другу Йену Диксону, он начал с заявления: «Я встретил самую крутую девушку в мире». В том мае Диксон и другие его друзья жаловались: «Курт говорил о ней без остановки. Мы слышали: “Кортни говорит это” и “Кортни говорит то”». Прошло пять месяцев, прежде чем они снова увиделись, но в течение этого времени Курт часто вспоминал их разговор, задаваясь вопросом, был ли он реальным или просто вызванным наркотиками сном из-за слишком большого количества сиропа от кашля. В начале июня Виг закончил альбом Nirvana, и группа начала кропотливый процесс наблюдения за микшированием, сведением и созданием обложки и музыкального клипа. Стартовый бюджет записи составлял 65 000 долларов, но к тому времени, когда запись была завершена два месяца спустя, расходы превысили 120 000 долларов. Виг проделал замечательную работу, запечатлев мощь живых выступлений Nirvana на студийном альбоме, но его миксы не понравились ни лейблу, ни менеджерам Nirvana. Теперь карьерой Nirvana руководили три человека: Джон Сильва и Дэнни Голдберг из Gold Mountain и Гэри Герш из DGC. Эта троица взяла на себя трудную задачу убедить Курта в том, что альбом нуждается в повторном микшировании. Они пригласили Энди Уоллеса, который работал с такими разными музыкантами, как Slayer и Madonna. «Микс Уоллеса был важным фактором в создании этого альбома как такового», – заметил Голдберг. Уоллес смешал основные треки таким образом, что на радио они звучали довольно мощно: он создал расстояние между гитарой и барабанами, что создало звуковой удар, которого не было в предыдущих записях Nirvana. Тогда Курт согласился с этим направлением, хотя позже он будет утверждать, что это превратило звучание альбома в «лоховское». «В целом, – вспоминал Уоллес, – мы все хотели, чтобы запись звучала как можно громче и мощнее». Только в начале июня Курт окончательно определился с названием альбома. Он отбросил вариант Sheep, считая его поверхностным, и однажды предложил Кристу назвать его Nevermind[141]. Для Курта это название имело значение на нескольких уровнях: это была метафора его отношения к жизни; оно было грамматически неверным, объединяя два слова в одно, что всегда было плюсом для Курта; и оно пришло из Smells Like Teen Spirit, которая была самой обсуждаемой песней сессий. Хотя группа вошла в студию убежденная, что к тому времени, как завершится работа над альбомом, Lithium будет хитом, Teen Spirit позиционировался как первый сингл. Курт потратил два года на разработку набросков и различных концепций обложки альбома, но в начале 1991 года отбросил все свои идеи и начал с нуля. Той весной он смотрел по телевизору передачу о родах в воде, и лейбл попытался раздобыть кадры из этой передачи, но безуспешно. Наконец, Курт нарисовал на листке блокнота несколько иную идею: это был маленький мальчик, плывущий под водой и пытающийся поймать долларовую купюру. Это был поразительный образ, и первоначально были некоторые споры о том, насколько был заметен пенис мальчика. Курт настаивал на том, чтобы на задней части обложки разместить изображение Чим-Чим, покоящейся на коллаже из вагины и мяса. Для съемок группы Курт нанял нью-йоркского фоторепортера Майкла Лавина, который прилетел в Лос-Анджелес в начале июня. Курт поприветствовал его и тут же продемонстрировал огромную язву во рту. Кроме того, у него были сильно инфицированные десны: результат нечастой чистки зубов. Никогда не любивший фотографироваться, Курт поддержал себя перед съемкой, выпив целую бутылку бурбона Jim Beam. Но, несмотря на инфекцию, Курт был в хорошем настроении и много улыбался. «Он был очень веселым и дружелюбным, – вспоминал Лавин. – Мы ели тако, гуляли и фотографировались. Когда пришло время выбирать последние снимки для внутренней обложки, Курт выбрал фотографию, на которой он показывает средний палец». Ко второй неделе июня Nirvana вернулась в тур, который стал единственным реальным источником дохода. Они провели две недели на Западном побережье с Dinosaur Jr. и The Jesus Lizard. Теперь Nirvana играла песни из Nevermind, хотя до выхода альбома оставались считаные месяцы, и на каждом концерте Teen Spirit вызывала все больший отклик у публики. Курт вернулся в Олимпию с достаточным количеством денег для того, чтобы купить машину. Его старый «Датсун» был отправлен на свалку, и 24 июня он купил у друга бежевый «Плимут Валиант» (Plymouth Valiant) 1963 года за 550 долларов. Несмотря на то что пробег составлял 140 000 миль, машина была в хорошем состоянии, и друзья Курта заметили, что она выглядела так, как будто ее водила бабушка. Объезжая Олимпию, он ехал очень медленно. Курт думал, что езда на десять миль ниже предельной скорости уменьшит износ двигателя. Курт и Тоби поддерживали дружбу, и оба постоянно говорили о пластинке, которую хотели сделать вместе. Единственной женщиной в жизни Курта в то время была Кэрри Монтгомери, старая подруга Марка Арма, с которой он сблизился. Эти отношения носили платонический характер, хотя все присутствующие, включая Марка Арма, думали иначе. Без девушки Курт был мрачнее обычного, что само по себе было заметно. Все его друзья были рады его успеху, но он не разделял их энтузиазма. Как будто весь мир устроил парад в его честь и все в городе собрались, чтобы отпраздновать это событие, кроме него самого. Тем летом в Олимпии появилась молодая девушка из Англии, прилетевшая специально, чтобы разыскать Курта и затащить его в постель, и он, как ни странно, переспал с ней. Всего через пару дней он осознал свою ошибку. Но, поскольку Курт старался избегать любых конфликтов, ему потребовалась почти неделя для того, чтобы выгнать ее. Когда он все-таки это сделал, девушка стояла перед квартирой на Пир-стрит, крича и ругаясь. Это был тот случай, который в Олимпии тотчас же стал предметом сплетен. В сочетании с его решением подписать контракт с крупным лейблом, этот инцидент повредил его отношениям с келвинистами. Усиливающиеся слухи о его употреблении наркотика только подливали масла в огонь. В июле Грол переехал в Западный Сиэтл; Курт снова остался один и еще больше отдалился от мира, если, конечно, это было возможно. Он больше не ограничивал свои наркотические загулы одной ночью в неделю. Если бы Курт смог позволить себе наркотики и мог найти их, то употреблял бы его все выходные и получал кайф в своей квартире. Он меньше писал в своем дневнике, меньше играл на гитаре и все больше убегал от мира. Даже будучи трезвым, Курт становился все более эксцентричным, по крайней мере так считали его друзья. У него был маленький белый котенок по имени Квисп, и он выкрасил шерсть кота (вместе со своими собственными волосами) в красный, белый и синий цвета с помощью «Кул-Эйда»[142]. Курт позволил Квиспу, который был самцом, заняться сексом с кроликом Стю, самкой. У Стю была необычная вагина, которая поразила Курта – ее матка была перевернута – часто торчала наружу. «Обычно он брал карандаш и вставлял ее обратно», – заметил Йен Диксон. Теория Курта состояла в том, что кот, занимаясь сексом с кроликом, испортил ее репродуктивный тракт. Однако он и не пытался остановить их выходки, и наблюдение за межвидовым спариванием стало одним из его любимых развлечений. В тот месяц Курт и Диксон купались в карьере неподалеку от Олимпии, и Курт вернулся домой с дюжиной головастиков, которых поймал. Он бросил их в аквариум, со злорадным ликованием наблюдая за тем, как черепахи поедают головастиков. «Смотри, – сказал Курт Диксону, – ты можешь увидеть их маленькие конечности и кусочки, плавающие в аквариуме». Молодой человек, который раньше спасал птиц со сломанными крыльями, теперь с удовольствием наблюдал за тем, как черепахи пожирают головастиков. На второй неделе июля Курт сделал нечто настолько необычное, что когда Трейси впервые услышала эту новость, ей пришлось повторить ее дважды. Она даже представить себе не могла, что услышит это о человеке, которого когда-то любила: Курт продал своих черепах. Он утверждал, что сделал это, потому что нуждался в деньгах. Это не было связано с его расписанием, поскольку Курту всегда удавалось найти друзей, которые могли позаботиться о животных, пока он находился в туре. Курт говорил всем, кто его слушал, что стал беднее, чем когда-либо, несмотря на то что подписал контракт с крупным лейблом. Курт попросил 100 долларов за черепах, но, когда покупатель предложил всего 50 долларов, он согласился. Трейси зашла в квартиру на Пир-стрит и обнаружила причудливый аквариум лежащим на боку во дворе. Любопытно, что некоторые головастики, используемые в пищу черепахам, выжили, и трава была покрыта крошечными лягушками. 15 июля Курт вылетел в Лос-Анджелес для дальнейшей работы над обложкой альбома и рекламными фотографиями. Когда 29 июля он вернулся в Олимпию, то обнаружил свои пожитки в коробках у обочины. Курта выселили. Несмотря на то что весной он впервые записал альбом на крупном лейбле и подписал с ним контракт, арендная плата так и осталась неоплаченной. К счастью, его соседи связались с Трейси, чтобы она пришла и спасла животных, но произведения искусства Курта, дневники и большая часть музыкального оборудования лежали в картонных коробках рядом с квартирой. В ту ночь и еще несколько недель после этого он ночевал в своей машине. Пока Курт спал на заднем сиденье своего «Валианта» в Олимпии, его менеджеры и боссы лейбла в Лос-Анджелесе обсуждали, сколько копий Nevermind будет продано. Ожидания Gefef n начинались с очень низкой отметки, но постепенно росли по мере распространения промокассеты. На самом деле ожидания за пределами собственного лейбла Курта были выше, чем внутри компании. В течение 1990 и в начале 1991 года Nirvana стала модной группой, и промопленка распространялась, словно вирус, среди посвященных служащих музыкальной индустрии. Джон Траутман был одним из них: несмотря на то что он работал на RCA, Траутман продублировал несколько десятков копий и отдал их на радиостанции и друзьям просто потому, что был увлечен группой. Nirvana формировала аудиторию старомодным способом, при помощи непрерывных гастролей. Накануне выхода нового альбома их ждала преданная фанатская база. У Nirvana был контракт с DGC, небольшим импринтом лейбла Gefef n, имевшим всего несколько сотрудников и пару популярных исполнителей, в то время как у Gefef n были Guns’N’Roses – самая успешная рок-группа той эпохи. Сотрудники Gefef n называли DGC «Дерьмовой Гнусной Свалкой» (Dumping Ground Company)[143], вместо того что на самом деле означали инициалы: «Дэвид Геффен Компани» (David Gefef n Company). Они шутили, что на DGC были только самые убогие группы, чтобы не позорить имя Gefef n. Мало кто на лейбле ожидал, что Nirvana сразу же выдаст хит. «В то время на маркетинговых собраниях, – заметил Джон Розенфельдер, радиопродюсер DGC, – планировалось продать 50 000 копий, потому что Sonic Youth продали 118 000 копий Goo. Мы решили, что если сможем продать хотя бы половину этого, то все хорошо». Загадочный руководитель лейбла Дэвид Геффен позволил своим сотрудникам A&R управлять лейблом, но Розенфельдер передал кассету Nevermind шоферу Геффена, в надежде на то, что босс лейбла поддержит группу. В середине августа Курт и остальные музыканты вернулись в Лос-Анджелес, чтобы начать рекламную кампанию альбома и подготовиться к турне по Европе. DGC оплачивал счет за их гостиницу, одноместный номер в Holiday Inn. Там было всего две кровати, поэтому Курт и Дэйв каждый вечер подбрасывали монетку, чтобы решить, кто из них будет делить ложе с Кристом. Но для Курта любая кровать, даже та, которую он делил с гигантским басистом, была лучше, чем заднее сиденье его машины. 15 августа они сыграли показательное шоу для индустрии в Roxy. Хотя концерт и был организован главным образом для того, чтобы дать возможность руководителям Gefef n увидеть свое новое приобретение, он все же привлек толпу влиятельных людей из всех слоев отрасли. «Это было странно, – вспоминал Марк Кейтс, промо-директор DGC, – потому что каждый должен был увидеть их и каждый должен был прийти». Их работа произвела впечатление даже на обычно уравновешенных руководителей Gefef n. После шоу вице-президент Gefef n объявил: «Мы продадим 100 000», что было вдвое больше, чем он предсказывал две недели назад. В день проведения шоу в Roxy группа дала свое первое радиоинтервью о Nevermind на университетской станции KXLU. Джон Розенфельдер вез их, а они шоколадные конфеты с арахисовой начинкой «Риз» (Reese’s) в проезжающие мимо машины. Когда Розенфельдер сказал Курту, что Nevermind «это хорошая музыка, чтобы побалдеть», Курт ответил: «Я хочу рубашку, окрашенную кровью Джерри Гарсии». Как и его фраза «панк-рок – это свобода», эта фраза о вокалисте группы Grateful Dead повторялась так часто, что с таким же успехом Курт мог бы наклеить ее на бампер. На станции Розенфельдер выпустил пробный виниловый тираж того, что они решили считать первым синглом. Это было самое первое публичное воспроизведение Smells Like Teen Spirit в прямом эфире. На обратном пути в отель Курт восторгался тем, как здорово она звучит. Группа начала работу над клипом на песню Smells Like Teen Spirit через два дня после концерта в Roxy. Концепция клипа – митинг для поднятия духа, на котором все пошло не так, – принадлежала Курту. Он написал базовый сценарий, подробно описав его вплоть до идеи использования проституток в качестве участниц танцевальной группы поддержки, с символами анархии на свитерах. Он сказал Джону Гэннону, знакомому оператору, что хочет, чтобы его снимала «мош-камера», «что-то, обо что я могу разбить свою голову». Но Курт с самого начала боролся с режиссером Сэмом Байером, которого называл «маленьким Наполеоном». По правде говоря, Курт хотел сам снимать этот клип. Байер и Кобейн устроили настоящий скандал, но режиссер сумел использовать это в своих интересах: Курт был явно зол, что помогло раскрутить песню. Он также был пьян, приняв на грудь полбутылки Jim Beam между дублями. Курт помог отредактировать окончательную версию и добавил кадр, на котором его лицо практически прижималось к камере, – это был единственный раз, когда его привлекательная внешность была заметна на видео. Когда толпа вышла из-под контроля и слилась с группой, она точно воссоздала некоторые из ранних концертов Nirvana, сыгранных без сцены. В клипе была даже скрытая шутка, которая была незаметна для большинства тех, кто ее видел, кроме Курта, Криста и нескольких абердинских «Клингонов». В клипе появился школьный уборщик, орудующий шваброй и ведром. Так Курт изобразил свою прежнюю работу в абердинской средней школе. Худший уборщик Уэзервакса теперь стал сверхновой американской рок-звездой. Через два дня после съемок группа отправилась в десятидневный тур по Европе с Sonic Youth. Курт убедил Йена Диксона сопровождать группу в дороге. Поскольку денег было мало, Курт пообещал своим менеджерам, что Диксон будет жить в его номере. «Я знаю, Джон Сильва думал, что мы любовники», – вспоминал Диксон. В то время Сильва был не единственным, кто подозревал Курта в гомосексуализме: многие в Gefef n и Gold Mountain ошибочно полагали, что он – гей. Европейский тур, большая часть которого была запечатлена в фильме Дэйва Марки «1991: Год панк-прорыва»[144], был своего рода переломным моментом. Nirvana играла для неистовствующих толп, и Курт был счастлив, что было вовсе не характерно для него. Успех Nevermind распространился повсюду, и будущий успех пластинки повис в воздухе, будто был предопределен. Этот короткий двухнедельный тур был самым счастливым временем для Курта как музыканта. «Даже в самолете, когда мы летели туда, – вспоминал Марки, – Курт подпрыгивал от счастья». Когда Nirvana играла на фестивале Reading – самом влиятельном рок-событии Англии, – Юджин Келли из The Vaselines согласился выйти на сцену и спеть дуэтом Molly’s Lips. Как позже скажет Курт, это был величайший момент в его жизни.