– Да, – ответила Мэри. – По крайней мере, я так думаю. В палате на пятом этаже она переоделась в рубашку, в которой ее огромный живот едва помещался. Мэри долго смотрела на себя в зеркало в ванной комнате. Ей не понравились собственные волосы, небрежно собранные в конский хвост. Она как парикмахер-стилист могла бы и лучше подготовиться к встрече с дочкой. Но для стрижки или окраски времени не было. Накануне врач на приеме нервничал из-за высокого давления Мэри, поэтому стимуляцию назначили на Рождество. Вернулась медсестра, и Мэри молча наблюдала за тем, как она подсоединяет разные проводки к ее животу и рукам. Конечно же, Илай не приедет. Он в Нью-Йорке или в Париже со своей новой подружкой. Счастливое избавление, подумала Мэри, укладываясь на больничную кровать. Но все же ее переполняло ощущение одиночества. Прибор, следящий за сердцебиением ребенка, негромко попискивал рядом. Медсестра попросила Мэри вытянуть правую руку, чтобы она могла поставить ей капельницу. Мэри закрыла глаза, когда игла воткнулась ей в руку. Она почти не почувствовала укола. В каком-то странном онемении она вообще почти ничего не чувствовала. – Вы ждете посетителей? – спросила медсестра. Вопрос был совершенно невинным, но Мэри услышала любопытство в ее голосе и поняла, что женщина хотела спросить, будет ли присутствовать на родах отец ребенка. – Нет, – быстро ответила Мэри. – Придет только моя подруга Джейн. Она будет здесь через несколько часов. Медсестра кивнула, улыбнулась и направилась к двери. – Если я вам понадоблюсь, нажмите на кнопку. Мысли Мэри вернулись к Луке. Она вспомнила, как он нежно держал ее за руку во время короткой прогулки много месяцев назад, как чинил потекший кран, как красил детскую. Мэри перевела взгляд на свой огромный живот. Ей вдруг показалось глупым даже думать о Луке. Он заслуживает лучшего, чем женщина с разбитым сердцем, носящая ребенка от другого мужчины. Она не может требовать от него, чтобы он стал тем клеем, который склеит ее разбитую жизнь. Нельзя просить о таком другого человека. И потом, Лука уже дома, в Италии. Мэри вспомнила их трогательное прощание. Она отвернулась, когда Лука посмотрел на нее так, будто хотел поцеловать. Она не могла позволить, чтобы он тратил на нее свою любовь. Он бы любил ее до тех пор, пока не сломался сам, а она этого не заслуживала. Для него найдется другая женщина, которая будет лучше, чем она, Мэри. Когда медсестра заглянула в палату и понимающе улыбнулась, Мэри вытерла слезу со щеки. – К вам посетитель, – объявила медсестра. Мэри посмотрела на часы на стене. Джейн обещала подъехать во второй половине дня. – Я не ждала ее так рано, – удивилась Мэри. – Ее? – медсестра явно удивилась. Из-за ее спины появился Лука. В руках он держал вазу с белыми розами и розовый воздушный шарик в виде сердечка с надписью «Наша девочка». Мэри просияла и села в кровати. – Лука! Медсестра улыбнулась. – Я буду на посту, если вам что-то понадобится. – Надеюсь, ты не против. – Лука поставил цветы на столик у окна. – Ты не обязан был это делать, – сквозь слезы прошептала Мэри. Он сел на кровать рядом с ней и переплел свои пальцы с ее. – Я хотел это сделать. – Лука набрал в грудь воздуха и посмотрел ей прямо в глаза. – Я люблю тебя. Ты знаешь? Мэри улыбнулась. – Правда? Он кивнул. – Да. Я люблю тебя, моя маленькая красная рыбка. Лука взял подарочный пакет и вытащил оттуда книгу доктора Сьюза «Рыбка первая, вторая…». Все еще улыбаясь сквозь слезы, Мэри сказала: – Но я не заслуживаю твоей любви. Я… Она посмотрела на свой живот. – Я об этом думал, – ответил Лука. – Если ты мне позволишь, я буду ей отцом. Я буду любить ее, Мэри. Я буду любить ее… – он замолчал, подбирая слова, – как до Луны и обратно. Мэри, прошу тебя, позволь мне быть твоим мужем и отцом твоего ребенка. Это будет для меня величайшей честью. Мэри легко коснулась его щеки. – Ты действительно хочешь этого? – Да, – голос Луки звучал твердо. – Я хочу быть рядом с моей красной рыбкой и сегодня, и завтра, и все дни потом. – До бесконечности, – прошептала Мэри. Лука недоуменно посмотрел на нее. – Это значит вечно, – объяснила она. – Да, – он снова заулыбался. – Но даже этой «бесконечности» мне будет с тобой мало. По щекам Мэри покатились слезы. Но тут дверь в палату открылась, и вошел мужчина в белом халате. – Здравствуйте, я доктор Картер, – представился он. – Я буду заниматься стимуляцией. Если нам повезет, то девочка появится на свет к пяти часам. Как вам такой вариант? Мэри кивнула: – Звучит великолепно. – А папа перережет пуповину, я правильно понимаю? – продолжал врач. – Да, – уверенно ответил Лука. Мэри дотянулась до его руки и сжала ее. – Да, – прошептала она ему и слегка улыбнулась. – Сегодня я кое-кого видела на третьем этаже. – Кого же? – Одного моего знакомого, – сказала Мэри и взяла свой мобильный телефон. – Я должна позвонить, пока не начались роды. * * * Я отложила книгу в сторону, сварила себе кофе, потом снова села за стол в кухне. Через три часа мне нужно было быть в больнице. Я обещала Мэри держать ее за руку во время родов. Но сначала я должна была закончить еще одну страницу. На следующей строчке я написала слово «Мания». Я помнила, как Колетт описывала этот тип любви – одержимость любимым человеком, любовь со взлетами и падениями, – и на минуту остановилась, прежде чем написать ниже имена Флинна и Селесты. Я с трудом глотнула, и ручка снова забегала по бумаге. 1301, Четвертая авеню Флинн проснулся еще до рассвета, что было ему совершенно несвойственно. Это было тем более необычно, что накануне вечером он выпил с друзьями немало виски. Пожалуй, виски было даже многовато. Но Флинн проснулся, переполненный энергией. Потому что он принял решение. После месяцев любования издалека он все-таки решил постучать в дверь Селесты. Он знал, что когда она откроет дверь и увидит его, она позволит ему обнять ее. И он знал, что ее чувства к нему такие же сильные, как и у него к ней. Это будет началом красивой любовной истории. Их истории любви. Пока Флинн стоял под душем, он думал обо всех тех женщинах, которыми обладал. Эти женщины, словно сквозняк, проносились через его квартиру, его постель, его жизнь. Их лица расплывались перед его мысленным взором, их имен он не помнил. Они не заняли даже сантиметра в его сердце. И вот теперь все, что он видел, все, что он знал, это была Селеста, женщина, с которой он до сих пор не обменялся ни одним словом. Флинн брился и удивлялся абсурдности этой любви на расстоянии. Любовь. Выбирая это слово, он даже не моргнул. Это слово он знал. Он его чувствовал. И по тому, как Селеста смотрела на него через окно, Флинн понимал, что она чувствует то же самое. Одеваясь, он вспоминал, как однажды наблюдал за ней поздно вечером, когда Селеста резала овощи для салата, стоя в одном бюстгальтере. А в другой раз она подняла голову и смотрела в его окна, зная, что он смотрит на нее, и улыбнулась своей прекрасной печальной улыбкой, прохаживаясь напротив окна в черных кружевных трусиках, приманивая его, соблазняя. И его чувства к ней становились глубже с каждым ее шагом по полу из красного дерева. Флинн вышел в гостиную и посмотрел на окна квартиры Селесты. На город опустился густой туман. Низкие облака заполнили пространство между их домами, не позволяя Флинну увидеть окна любимой. Но это не имело значения. Дождь, снег, град, туман, ничто не могло бы остановить его. Этот день настал. Он скажет ей о своей любви. С этого дня начнется их новая жизнь. Флинн выбрал бутылку дорогого вина. Он знал, что Селеста любит бордо. Он пользовался достаточно дорогим биноклем и поэтому смог прочитать надпись на этикетке той бутылки, которая вчера стояла у нее в кухне. Он сунул бутылку под мышку, подхватил вазу с оранжевыми розами, которые купил для нее накануне, и взялся за ручку двери. Двенадцать шагов до лифта, потом шестнадцать шагов по тротуару, еще семь шагов от лифта до квартиры Селесты. Во всяком случае, именно столько шагов он насчитал, мысленно представляя свой путь. Флинн слышал только биение своего сердца. Он настолько погрузился в свои мысли, что, выйдя в коридор, не сразу заметил белый конверт, лежавший возле его двери. Он нагнулся, поднял его. На конверте было написано его имя, и он торопливо вскрыл его. Дорогой Флинн! Мне очень жаль, что я уезжаю, не попрощавшись и даже не поздоровавшись. Обстоятельства складываются так, что у меня не остается другого выхода. Некоторые вещи просто не могут произойти. Иногда любовь оказывается не ко времени. И все же мне кажется, что я могла бы полюбить тебя. Думаю, я любила тебя, пусть даже через два слоя стекла. Я всегда буду твоей за окном, Селеста P.S.: Присмотри вместо меня за Сезанном, ладно?