Она кивнула, разделяя мои волосы на пряди. – Перестройка кухни практически завершена. А потом он собирается вернуться в Италию. Его нанял какой-то американский миллионер для ремонта особняка на озере Комо. – Мэри пожала плечами. – Может быть, это Клуни. В голосе Мэри я почувствовала сожаления и колебания. – Ты поэтому грустишь? Она быстро покачала головой. – Нет, ничего подобного. – Мэри провела расческой по пряди моих волос. – Мне просто не хватает его, вот и все. Она начала наносить краску на волосы, а я подумала о том, как любовь может либо свалиться на тебя, словно тонна кирпичей, либо коснуться твоего лица, словно перышком. * * * – Отлично выглядишь, сестренка, – одобрил Флинн, когда мы встретились с ним в ресторанчике «У Бичера» на рынке за поздним ленчем. Я провела рукой по только что покрашенным волосам и улыбнулась. – О, спасибо. Мы оба заказали сэндвичи с дандженесскими крабами под соусом и уселись на скамье, с которой открывался вид на бухту Эллиотт. У наших ног бродили чайки, а мы с удовольствием ели ленч: сладкое крабовое мясо, красный перец, обжаренный на гриле, и веточки укропа между двумя кусками идеально поджаренного хлеба. Рай, иначе не скажешь. – Помнишь, как мама любила сидеть здесь по утрам с чашкой кофе? – спросил Флинн, вытирая уголки рта салфеткой. – Да, она сидела вон там и смотрела на бухту, – сказала я, указывая на скамью впереди, занятую в этот момент молодой семьей. Малыш в шортах с гавайским принтом, взвизгивая, кидал кусочки хлеба голодным чайкам. Я смяла бумагу от сэндвича и положила рядом на скамью. – Знаешь, я думаю, что мама так и не оправилась после ухода отца. Флинн кивнул. – Согласен. – Даже когда она была счастлива, – продолжала я, – в ее глазах жила печаль, как будто она все время помнила о нем. Брат посмотрел на бухту, потом повернулся ко мне. – Мне знакомо это чувство. – Что ты имеешь в виду? – Я говорю о женщине, которая живет в доме напротив, – он потер лоб. – Джейн, я не знаю, как это описать. Я понимаю, что это не имеет никакого смысла. Я до сих пор так и не познакомился с ней, мы ни разу не встречались. Но именно ради нее я просыпаюсь каждое утро, – Флинн улыбнулся. – У нас свой язык. Мы улыбаемся, машем друг другу, мы жестикулируем. Позавчера я написал на листке оберточной бумаги: «Какой ваш любимый цветок?» Она написала ответ на куске картона: «Оранжевые розы». И я купил огромный букет и поставил его возле окна, чтобы она их видела. Я улыбнулась. – Ну да, Ло говорила, что ты заходил за оранжевыми розами. – Они ей понравились, – сказал Флинн. – Она даже улыбнулась, а мне больше ничего и не нужно было. Она редко улыбается. Такое ощущение, что у нее на плечах лежит непосильная ноша. И тот мужчина продолжает к ней приходить. Думаю, он ее бывший приятель. После этих визитов она всегда плачет. Я вижу ее в слезах, и мне не терпится пойти к ней, облегчить ее боль. Я хочу утешить ее, как мне никогда не хотелось утешить ни одну другую женщину. Джейн, это не имеет никакого смысла, но я думаю, что это любовь. Флинн посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. – Или какая-то форма любви, – с усмешкой ответила я. – Флинн, как ты можешь знать, что любишь ее, если ты ни разу не говорил с ней? Ни разу не прикоснулся к ней? – Просто знаю, и все. И в эту минуту я поняла, что Флинн и эта таинственная женщина тоже займут свое место в старинной книге. Между ними восторженная, редкая и сильная любовь. – Спроси, как ее зовут, – сказала я. – На вашем языке спроси. – Спрошу, – ответил мой брат. * * * Кэм заехал за мной в четыре часа, и мы отправились на пароме на остров Бейнбридж, чтобы встретиться с его родителями в ресторане «Хичкок» в сонном городке Уинслоу, где они гостили у родственника. – Ты прекрасно выглядишь, – улыбнулся Кэм, когда мы вышли из машины и пошли по дорожке, держась за руки. Был великолепный вечер начала осени – теплый бриз, синее небо над головой, гуляющие по тротуарам пары, дети с мороженым в руках. – Моим родителям не терпится с тобой познакомиться, – продолжал он. Я поймала свое отражение в витрине и посмотрела на мой бледно-голубой сарафан и сандалии. Может быть, мне стоило одеться понаряднее? – Моя мама выросла на острове Бейнбридж, – сказала я. – Какая она была? – спросил Кэм. – Она была самым милым человеком на свете. Снисходительная, добрая, немного непрактичная, – я слегка улыбнулась. – Однажды она помогла торговцу рыбой с рынка сделать предложение его девушке. Из цветов эта девушка больше всего любила редкий сорт лилий. Разумеется, мама заказала их из Перу, не меньше двухсот штук, и не взяла с него ни цента. Она часто так помогала людям. Мама любила любовь. – А ты любила ее, – подсказал Кэм. – Очень любила, – ответила я. Мы подошли к ресторану, и я прошла следом за Кэмом в неярко освещенный зал. Нам помахала из-за столика седовласая пара, и Кэм улыбнулся. – Мама, папа, – сказал он, когда мы подошли к столику, – это Джейн. – Рада познакомиться с вами, миссис Коллинз, – поздоровалась я и поставила сумочку на стул. Она тепло обняла меня. – Пожалуйста, зовите меня Клаудия, – сказала она. – А это Джеральд. – Приятно познакомиться с вами, Джейн, – сказал отец Кэма. Подошедший официант раздал нам меню. Клаудия раскрыла свое и повернулась к Джеральду. – Дорогой, здесь подают ньокки[5]. Ты же их любишь. – Я не люблю ньокки, – с гримасой ответил он. – Нет, любишь. Ты просто забыл. – Она заговорщически улыбнулась мне. – Он бы и голову свою забыл, если бы она не была прикреплена к туловищу. Джеральд нахмурился и отложил свое меню. – Раз уж ты так хорошо знаешь, что я люблю, почему бы тебе не сделать заказ за меня? Клаудия уверенно кивнула. – Я так и сделаю. Кэм заерзал на стуле. Я понимала, что ему неловко за перепалку между отцом и матерью. Я видела, что он был прав. Его родители не любили друг друга. Я снова посмотрела на Клаудию и Джеральда. И тут это случилось. Перед моими глазами начал подниматься туман. Я моргнула и вцепилась в край стола, чтобы не упасть. – Ты в порядке? – шепнул мне Кэм. – Это же не… Я кивнула. – Да. – Дорогая, надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, – Клаудия потянулась через стол и похлопала меня по руке. – Все нормально, я просто… – У Джейн случаются мигрени, – вмешался Кэм. Я ненадолго закрыла глаза, чтобы туман рассеялся. Мне придется весь обед мучиться головной болью, изнутри будет что-то давить на глазные яблоки, но я знала, что нового эпизода не будет. Это никогда не случается дважды при общении с одними теми же людьми. – Бедняжка, – пожалела меня Клаудия. – С Джеральдом такое тоже случается. У него голова болит от сыра, но он от него все равно не отказывается. И еще у него непереносимость лактозы. – Клаудия покачала головой. – Если вы думаете, что он отказался от молочных продуктов, то ошибаетесь. Он не слушает доводов разума. Джеральд нахмурился. – Сыр, – произнес он, качая головой. – Она хочет, чтобы я отказался от сыра!