– Мама говорила, что в этом возрасте мы стоим на пороге будущего, но так, как еще никогда не бывало и больше уже никогда не будет. Моя подруга снова умолкла, как будто пыталась вызвать из глубин памяти голос своей матери. Ло потеряла мать еще подростком. Это стало одной из причин, почему мы подружились в колледже. – Это время выбора. Мама предупреждала меня, что многие женщины теряют себя в этот великий год. Они живут словно в тумане или оказываются там, где никогда не хотели быть. Кто-то делает неправильный выбор, совершая страшную ошибку. Но есть и такие, кто живет смело, громко, управляет своей жизнью. Кажется, моя мама говорила: «Бери жизнь за яйца». – Ло вздохнула. – В любом случае это опасный год. Нам следует быть мудрыми. Я думала о словах Ло, пока шла через рынок. До ресторана «У Лоуэлла» оставалось пройти не так много, а там за столиком меня будет ждать Кэм. Я вспомнила и о Колетт, и о том, как она настаивала на том, чтобы я совершила свое путешествие до тридцатилетия, вернее, до заката в день моего тридцатилетия. Двадцать девять лет. Интересно, Колетт тоже считает этот возраст опасным? Мой телефон зазвонил в квартале от ресторана. На экране я увидела имя Флинна и ответила. – Привет, – сказала я. – И тебе привет, – ответил брат. – Какие планы на обед? – Я встречаюсь с тем журналистом, Кэмом. – Свидание! – Да, – подтвердила я. – Думаю, это можно назвать именно так. – То есть он тебе нравится. Правильно я понимаю? – Полагаю, правильно. – Что ж, он хороший парень, Джейн, – продолжна Флинн. – По-настоящему хороший. Он рассказывал тебе о Джоанне? – О ком? – Джоанна была его девушкой, она умерла. – Умерла? – Да. Это было ужасно. Я подробностей не знаю. Мне в общих чертах об этом рассказал один парень, Адам, который жил в одной квартире с Кэмом в Нью-Йорке после всей этой истории. Ужасный случай. В то время они были помолвлены, насколько я понимаю. Кэм был за рулем, они ехали к каким-то друзьям за город на уик-энд. Я не знаю толком, что случилось, но они попали в аварию. Кэм отделался испугом, но Джоанне не повезло. Она долгое время провела в коме и так до конца и не оправилась. Амнезия, травматическое повреждение мозга и все в таком духе. Кэм взял годичный отпуск на работе и ухаживал за ней. Адам как-то навестил его в это время, и он потом говорил, что никогда не видел, чтобы мужчина так заботился о женщине. Он купал ее, кормил с ложечки, заново учил ходить, говорил ей о своей любви. – Это и печально, и вдохновляюще, – сказала я. – И чем все закончилось? – У Джоанны случился удар. Это было осложнение после травмы головы. – Какая трагедия! – Да, – согласился со мной Флинн. – Это изменило Кэма, как любые трудности меняют человека. Такое даже представить страшно: человека, которого ты любишь, у тебя отнимают в мгновение ока. – Теперь мне все понятно, – вздохнула я. – Именно поэтому он теперь так скептически относится к любви. Она у него была, а потом он ее потерял. – Точно, – ответил Флинн, – но я не уверен, что могу назвать его отношение к любви скептическим, Джейн. Скорее Кэм стал относиться к ней серьезнее. Теперь он знает, что ничто в жизни не вечно. Слова Флинна все еще звучали у меня в ушах, когда я вошла в ресторан и увидела Кэма, который уже ждал меня за столиком. Он сразу заметил меня и помахал мне рукой. Я обошла администратора и направилась к Кэму. – Привет, – поздоровалась я и села. Внутри у меня все трепетало. – Ты великолепно выглядишь, – оценил Кэм. Я сняла пальто и пристроила его на спинке стула. – Спасибо. – Я чувствовала его взгляд, но не посмотрела ему в глаза, а оглядела зал. – Ты уже бывал здесь? – спросила я, заставляя себя встретиться с ним взглядом. Кэм все так же смотрел на меня. – Нет, – ответил он. – Это не то место, куда мы с Флинном отправились бы на первом курсе. А потом я долго не возвращался в Сиэтл. Кэм помолчал, потом спросил: – Послушай, разве не здесь снимали сцену из фильма «Неспящие в Сиэтле»? – Здесь, – подтвердила я. – Это была та самая сцена, в которой Том Хэнкс и его друг говорят о… – Тирамису, – одновременно со мной произнес Кэм. Я улыбнулась и отвела глаза. – Не могу поверить, что мы с тобой не встречались с Нового года, – сказал Кэм. – Забавно, как быстро бежит время. – Я закусила губу и отругала себя за такой банальный и пустой комментарий. – Что ж, я рад, что мы наконец встретились снова. Я думал о тебе, – признался Кэм. Я посмотрела на него. – В самом деле? – Да. Он был уверен в себе, даже нахален. Ло его бы одобрила. Но я все никак не могла разобраться, что значит для меня его бравада. – А ты думала обо мне? – спросил Кэм. – Ну… Пожалуй, да, – я почувствовала, как румянец заливает мои щеки. – Знаешь, я никак не мог забыть тебя! Я тряхнула головой. – Что? – Я все время вспоминал о том, что ты мне сказала в тот вечер о твоем даре, – ответил Кэм. – О твоей способности… – он заговорил тише, – видеть любовь. – О! Я надеялась, что мы не станем возвращаться к этой теме. – Почему? – Потому что это… сложно. – Ты мне доверяешь? – Почему я должна доверять тебе? – с усмешкой поинтересовалась я. – Мы едва знакомы. – Но ты доверилась мне в ту нашу первую встречу, – парировал Кэм. – Почему бы тебе не продолжить в том же направлении? Я кивнула. – Ты прав. Официант принес два мартини, которые Кэм заказал заранее, мы чокнулись, а потом сделали по глотку. – Вот что мне хотелось бы знать, – снова заговорил Кэм. – Когда ты бываешь в тех местах, где собираются пары, как ты себя чувствуешь? – Что ж… – осторожно начала я, – это может быть интересно. – Что именно? Я пересказала ему типичный эпизод, и Кэм только качал головой то ли от удивления, то ли от недоверия, то ли от того и другого сразу. – Я поражен, – признался он. – То есть, иными словами, если ты сейчас посмотришь на пары в зале, то ты, вероятно, увидишь то, что заставит работать… твой дар? Я кивнула. – Любовь вокруг нас, она многолика. И если это настоящая любовь, то я это увижу. – Тебе больно от этого? – спросил Кэм, опуская подбородок на ладонь. Я покачала головой. – Не то чтобы больно, но возникает какое-то давление в голове. А потом перед глазами появляется туман. Иногда я даже полностью теряю зрение. Это немного неприятно, несколько дезориентирует, но у меня ничего не болит. Кэм задумался. Потом кивнул. – У этого должно быть научное объяснение. Оно просто обязано существовать.