— Внимательно посмотрите на меня, юноши, запомните и не путайтесь под ногами, если судьба вдруг сведёт случайно на узких улочках Риги. Когда акулы заняты важными делами, килька не высовывается. Если не хочет превратиться в консервы, в шпроты рижские… Славно — пока окаянствовал и суперменствовал, дождь прекратился, даже солнышко хоть краешком, хоть на пару-тройку минут, но выглядывает сквозь разрывы в облаках. Но прогулка с построением планов по честному, без гипнотического воздействия, овладения Ириной Владимировной, прервалась встречей с Юрием Борисовичем. — Добрый день, рад вас видеть, Павел. — День добрый, Юрий, день добрый, Экий вы красавчик, нос то как разбарабанило! А вы храбрец, не стесняетесь с побоями на люди выйти. Это пострашнее будет чем против трёх противников стоять. Для юноши, конечно, с годами проходит стеснительность и романтизм выветривается, увы, проза жизни. — Какой же вы старик, Павел, простите, отчества не знаю. — Павлович, Павел Павлович Корчагин. — Корчагин? Павел Корчагин? — Что-то знакомое? — Это же персонаж из книги про Совдепию. Красный конник, комсомолец, затем литератор… — Точно так, Юрий Борисович, точно так. Честь вам и хвала — интересуетесь вероятным противником, даже художественную литературу «их» читаете. Далеко пойдёте, если голову сбережёте, не подставите под удары наёмных боксёров. — Павел, а вы… — Видите ли, Юрий, — вспомнив «адъютантопревосходительный» уже советский мини-сериал, расхохотался от души, собеседник от удивления даже с шага сбился, -хотел же спросить агент Советов товарищ Корчагин, так жеж? На утвердительный кивок юного белогвардейца поведал, что хоть и русский по происхождению, хоть и советский по паспорту, но отнюдь не дел тайных мастер, а скорее Робин Гуд уголовной направленности. — Не похожи вы на бандита. — А ты их много видел? Я Юр, в серьёзной конторе работал, золото с приисков в Госхран возили. Эдакая служба в службе, не подчинялись даже Ежову — всегда с оружием, всегда тренировки в стрельбе и борьбе. Вроде дипкурьеров, раз про Корчагина читал, должен и Маяковского стих знать, про товарища Нетте, человека и пароход. Только Нетте диппочту возил по заграницам, а мы внутри СССР гоняли, и золото и ювелирка и камешки. А как пришёл Берия — кончилось времечко золотое, отдал Лаврентию в подчинение нашу службу товарищ Сталин. — И что? — А то — сначала начальника, хорошего человека, арестовали. Ну, а когда за мной пришли, положил трёх гавриков бериевских и в бега. По правде говоря, последний месяц готовился, деньги, а платили хорошо, обернул в золотишко, благо связи имелись, но немного не успел. Но! Как пострелял чекистов, терять то уже нечего, выставил один интересный магазинчик, где московские партийцы жёнам брошки-серёжки покупали. В Польшу ушёл с частью золота, часть в Союзе прикопал. Потом бегал от польской полиции и контрразведки, для них же шпион — только попадись, все потроха отобьют. Я и не попадался. Дважды уходил, подстрелил одного ляха, а тут немцы. Вот, в Латвии теперь, думаю, как в Аргентину свалить, но для этого железные здешние документы нужны. — Почему в Аргентину? Почему не в Бразилию, не в Рио-де-Жанейро? — Ого какие в Риге подкованные рыцари белой мечты и «Как закалялась сталь» читали, и «Двенадцать стульев»… — Но, почему не в САСШ, — иронично улыбнулся аналитик с огроменным «фонарём» под правым глазом. — Не веришь? Да и ладно, ты ж никакими секретами не владеешь, ну какой смысл серьёзной разведке к тебе, юнцу подводить такого серьёзного человека как я? А я очень серьёзный. Да сам ты всё понимаешь. САСШ в войну ввяжется, мобилизацию объявит, поэтому и Аргентина, те останутся наверняка нейтралами. — Понятно. А что серьёзный, да, заметно. Ивар и его наёмники перед вами как гиены перед тигром — мелкие ничтожества. — Тот глист, который на тебя налёт устроил? Интересно, барышня, «яблоко раздора», из русской общины? — Нет, — герр Сиверс аж просиял, получив возможность поговорить о предмете обожания, — Ильза латышка, но бабушка, мамина мама у неё русская, из Киева. — Из Киева, тогда уж украинка. — Неважно. Ильза хочет поступать в политехнический, ко мне на факультет, я и вызвался помочь. — О! Господин репетитор! — Точно! — Юрий сарказма-троллинга не уловил, да и откуда ему что знать, иное время, иные мемчики, — а этот поддонок взревновал. Ильзе он противен, однако родители, дружба семей. В общем, всё непросто. — Слушай, Юрий, есть просьба! — Да. — Познакомился сегодня с интересной женщиной, Ирина Владимировна Самойленко. Глядишь и знаешь, русская община она не такая уж и огромная. Лет двадцати семи — двадцати восьми, работает чертёжницей в какой-то конторе. Вроде и замужем, но по повадкам — давно одна, хоть и кольцо специально продемонстрировала обручальное. О, вижу, знаешь, давай, колись. Не жадничай, у тебя же Ильза есть! Знаешь что про Ирину? Юрий знал. Ирина Владимировна как в русской сказке: и не вдова, и с мужем, и не замужем. Бравый ротмистр Иван Дмитриевич Стеблецов уже был женат и развода от первой супруги не получил, та уехала в Берлин и вроде как даже замуж вышла, — брак то первый в Российской Империи заключён, а она распалась, значится не считово. Но! Церковный то обряд свершён! Таинство! Посему хитрожопец Стеблецов, охмурив юную Ирочку Самойленко, в церковь девушку не повёл, а в ратуше брак заключить побоялся — вдруг окажется двоежёнцем. Хотя нет, не побоялся. Просто подлец и негодяй. Работать Стеблецов не любил, службу не искал, а выпить и в картишки перекинуться обожал. От долгов и сбежал в 1936, вроде как в Испанию, воевать с красной сволочью. Однако ж под знамёна доблестного генерала Франко не ринулся, осел в Париже и заработал в тамошних притонах сифилис. Никому не нужный развратник-сифилитик вспомнил о «жене», начал писать, вызывать Ирину в Париж, повествовать о своих испанских подвигах и ранах. Доверчивая барышня перевела ловкому ротмистру все сбережения «на покупку фермы» и сама собиралась выехать, мебель распродала, чемоданы упаковала, когда не выдержал приятель Стеблецова, штаб-капитан Ефимцев — всю правду Ирине рассказал и горько каялся, что не успел предотвратить перевод трёх тысяч франков мерзкому распутнику-аферисту. Кстати, Ирина Владимировна недалеко от Сиверсов квартирует, Второй Морской переулок, комнату снимает у двоюродной тётки Ильзы. — Удачно, удачно с тобой столкнулся. Так, денег не возьмёшь, ещё и обидишься. Но от хорошего обеда, полагаю, не откажешься. С коньяком! Двинули? — В смысле? — В смысле в ресторацию, какая тут приличная — денег достаточно, самое время немного покутить. Выпьем чутка, кухне рижской отдадим должное, я про Ильзу послушаю, ты про Ирину расскажешь, годный план? — Мне в библиотеку надо бы сегодня. — Эх, студент! Ни хрена ты не студент! Ботаник! — Кто? А, ботаник, то есть зубрила? — Ну да! — Ладно! Идёмте! — Вот это мужское решение! Разумеется, юношу развезло. Так и пил студиоз всерьёз, «по взрослому», чтоб на равных, чтоб грамм в грамм и чтоб все видели — не пьянеет! Господи, как же сие знакомо. Эх, молодость, помню сам в одна тысяча восемьдесят девятом… Доставил Юрия домой, повинился перед почтенной матушкой, Натальей Васильевной. Чтоб не сильно ругалась, признался — я и есть тот таинственный герой, что Юрочку спас от хулиганья. Был оставлен на чай с замечательным вишнёвым вареньем и за третьим стаканом (студент давно и смешно храпел, точнее тонююююсенько так подхрапывал) ненавязчиво выяснил за съём жилья, — тетка то Ильзы сдаёт недалече комнаты. Но кварталы хулиганские, солидные люди редко попадаются и у Агнессы почитай половина «квадратуры» пустует. Но она намеренно дорожится, боится пускать мазуриков всяких — обнесут или пожар устроят, поэтому жильцов немного, на шесть отдельных комнат только Ирма цветочница, да наша, Ирочка Самойленко, очень хорошая девушка, хоть ей и дорого, зато спокойно и продукты покупает у хозяйки дешевле, той с фермы привозят родственники. Да ещё Вениамин Степанович, журналист и поэт, но тот платит через раз, похоже, амуры с хозяйкой крутит, коль по сию пору не выставлен… Жаль поздно уже. Заночую на конюшне, а завтра пойду комнату смотреть, чтоб поближе к Ирине Владимировне, желательно за стенкой. Стоп, берём себя в руки, расщепляем алкоголь, идти то по хулиганским кварталам до конюшни Палыча. А чтоб время совсем уж медленно не тянулось, займусь написанием донесения в британское посольство, в военно-морскую разведку о готовящейся адмиралом Дёницем диверсии в Скапа-Флоу. Угробить экипаж «U-47» уже в октябре 1939 — хороший такой вклад в изничтожение вояк Третьего Рейха. Заодно и экипаж «Королевского дуба» — «Ройял Оука» не погибнет, а тогда вместе с линкором ушли на дно 833 моряка, во главе с целым контр-адмиралом! Так. Главное упомянуть — пролив Холм-зунд, через который тевтоны таки проползут в бухту, номер субмарины и капитана указать обязательно. Да что там, помню же данные практически всех капитанов начального периода войны, не только Гюнтера Прина «заложу» джентльменам. А совсекретную информацию передать лучше всего через разведчика. Тут и дел-то — выловить нужного человечка из британской дипмиссии, приставить незаметно от окружающих ствол к спине, продиктовать послание от дружественного офицера кригсмарине, друга Британии и «простимулировать» гипнотически «живое письмо». И всё, 14 октября не возликует, не заистерит радостно фюрер германской нации, не объявят траур на британском флоте. Да будет так! Глава 17 Середина октября ознаменовалась хорошими новостями, почерпнутыми из лондонских военных радиожурналов. Лорды Адмиралтейства поведали миру, что силы обороны базы Скапа-Флоу обнаружили и утопили немецкую субмарину «U-47», пытавшуюся прорваться в главную гавань Гранд-Флита. Поскольку отбомбились по тевтонам на мелководье, половина экипажа «U-47» выжила, выбравшись из выскочившей на поверхность лодки, в том числе и командир, отважный но невезучий Гюнтер Прин. Вот же судьбы ирония, в нашей реальности Гюнтер после утопления «Ройял Оука» был принят фюрером, все высшие награды рейха получил (ну, почти все) кумиром для тысяч и тысяч молодых «арийцев» стал, по его примеру пошедших на службу к «папаше Деницу». А сейчас Прин первый командир подводной лодки угодивший в плен, корабль свой угробивший из-за неумелого командования. Правда, жив остался, не сгинет без вести в марте 1941 года, плюс не утопит за полтора года почти три десятка транспортов, в основном британских. В этой, «сдвинувшейся» реальности завязка битвы за Атлантику иная. Так, «U-39» не выходила в атаку на авианосец «Арк Ройал» и не была уничтожена сворой эсминцев эскорта, так что не попали в плен подводники с «тридцать девятки», вернулись, скорее всего на базу. С другой стороны не отличилась легендарная «U-29», не столь удачно стартовала — не утопила авианосец «Корейджес». В общем и целом похвастаться Дёницу перед Гитлером по итогу первых недель, особо и нечем… Кстати, по шифрам вопрос интересный — наверняка немцы считают, да что там, просто обязаны считать, что шифровальный аппарат лодки Прина захвачен противником. Вследствие чего коды сменят, это даже можно не обсуждать. Впрочем, тема «Энигмы» она долгоиграющая, вечная борьба дешифровщиков и шифровальщиков, позже эпично воспетая киношниками. Но подлодки в ходе большой войны всенепременно будут гибнуть, захватываться противником, а там и шифры, там и новые сюжеты. М-да, как пошла война на море с первых минут по иному сценарию, начиная с «нечаянного» боя польских эсминцев с «Кёнигсбергом», так и первый блин у подплава рейха вышел «здесь» комом, а не триумфом «U-47» и «двадцать девятой» как «у нас»… Жаль, что вся информация по разворачиванию германских рейдеров уже неактуальна — наверняка после фиаско у Скапа-Флоу новые вводные получены командирами «Альтмарка», «Дойчланд», «Адмирал граф Шпее» и прочих и по иному закрутится война на море. Да и на суше запросто могут быть изменения, не бабочка раздавлена, а целая германская субмарина с подготовленным экипажем в руках противника. Вдруг да Гудериан уговорит Гитлера перебросить драгоценные ресурсы со строительства флота на танковые колонны… Никогда не числил себя англофилом, потому и особых церемоний с «сэрами и пэрами» разводить не намеревался, чем проще, тем доходчивей, в эдаком «чисто германском» стиле и повёл игру. Сотрудник британской миссии в Риге невзрачный и неприметный Оливер Фишер, после двух дней наблюдения схваченный за глотку (в буквальном смысле) неизвестным амбалом в собственном подъезде, внимательно выслушал инструктаж как воспользоваться информацией, заключённой в нескольких листах, заботливо ему в карман положенных. И, конечно же, кому из чинов Адмиралтейства следует в первую очередь доложить о инициативно пошедших на контакт германских моряках антинацистах. Прихватил бритиша так, чтоб ничего тот не мог зафиксировать даже глаза краешком, но лояльности и уверенности в правдивости передаваемых сведений, влил в Оливера через «Слияние» немеряно. Конечно, могли в Скапа-Флоу и просто так, случайно «прищучить» Прина, иные пошли расклады, немного, но иные. Однако после радиожурнала из Лондона, после ликования диктора, слюной восторга брызжущего аж до Риги, проследил Фишера через три дня, через пять, через неделю. И вычислил двух матёрых, с повадками крупных хищных кошек джентльменов, очень и очень грамотно, на почтительном расстоянии (но такие ухари вмиг рядом окажутся, уж поверьте) сопровождающих ничем доселе непримечательного чиновника. Значит — дошла депеша. Да и сам тёзка диккенсовского персонажа кепку потёртую сменил на элегантную шляпу оговорённого серо-стального цвета, маякуя о желании плодотворно сотрудничать и далее. Есть, есть моя доля в утоплении «сорок седьмой», поверили! Так и было отчего встать на уши морской разведке — расклад по проблемам с торпедным оружием, распределение командиров и наиболее выдающихся специалистов подплава по субмаринам и планы по развёртыванию «волчьих стай», районы, приблизительный состав, замаскированные под нейтралов суда снабжения. Все эти сведения устаревают невероятно быстро, так что далее я лордов Адмиралтейства порадовать не смогу сверхсекретами, оттого и важно в начальной стадии поспособствовать угроблению «у-ботов» и элиты подводного флота Германии по максимуму. Пока дойчи и бритиши упражнялись на морях, не намереваясь развязать масштабную войну в воздухе, а Франция шла чётко по лекалам «странной войны», Советский Союз и Финляндия провели второй раунд переговоров, закончившихся предсказуемым пшиком. Только вот есть у Кремля козырный туз в рукаве, — пребывая в Москве под личиной мистера Бонда я «нарисовал» (очень красиво, кстати) бериевцам полный расклад по «линии Маннергейма». Наиподробнейше, до деталей мельчайших расписав всё что знал и помнил — от дотов «миллионников», до особенностей противотанковых бетонных нашлёпок-надолбов и секторов обстрела каждого дота, плюс несколько раз в «финском» отчёте, делал упор на прекрасно подготовленные лыжные батальоны финской армии. Глядишь и додумается Мерецков до организации своих лыжных частей заблаговременно, так-то физкультурников едва ли полстраны, не зря же на значки ГТО сдавали нормативы да в трусах маршировали по площади по Красной. Теперь Генштабу РККА и разведку «линии Маннергейма» проводить не надо, если, конечно, поверят информации от «англичанишки». Хотя тут как раз сомнений особых нет, всё равно начнут проверять, сообразят, — сплошь правда, никакая не деза. Посмотрим, посмотрим на сталинских орлов в действии, прорвут малой кровью оборону «белофиннов» на Карельском перешейке и «советизируют» Финляндию, или же и «здесь» ограничатся Выборгом. Настраиваю старенький но «приёмистый» радиоаппарат на Москву, но уловив гримасу неодобрения соседа — Жарова Вениамина, «местного Гиляровского», так он представился при знакомстве, нашёл какой-то радиоконцерт дойчей, отметил «одобрение» на челе акулы пера и отошёл к продавленному креслу. — Зер гут, АлександЕр, зер гут, — подначил Вениамин Степанович, — привыкайте к маршам и фокстротам будущих хозяев мира. — Так уж и мира? — Европы, это абсолютно точно, а Прибалтику Гитлер проглотит и не заметит. — Ведь не рейху, а Советам отошли и Эстония и Латвия с Литвой, разве не так поделили малые страны два людоеда, а товарищ Жаров⁈ — Попрошу вас! — Пардон, пардон, Вениамин Степанович. Ну какой из вас товарищ, — только герр! Герр Жаров! А может-таки — камрад⁈ — Идите к чёрту, Александр, — на этот раз без растянуто-ироничной «Е» раздражённо процедил корреспондент трёх, а может и четырёх «ведущих газет страны», — если и вырвались из Совдепии, не переносите сюда комиссарские шуточки… Легенду о беглом СССР-овском курьере Госхрана решил и далее «внедрять в массы», раз уж Юрке Сиверсу «открылся», нечего множить версии. Со здешней охранкой вряд ли сложности приключатся, им сейчас не до комбинаций с неким Новиковым. Да хоть сто раз из СССР, но в политику не лезет, рабочих не баламутит — и хрен с ним. Чинам латвийской госбезопасности впору думать как свои головы уберечь при неизбежной советизации, не должны на мелочёвку отвлекаться. Немного неспортивно, конечно, но хозяйку, почтенную госпожу Агнессу пришлось «кодирнуть», очень уж непреклонно и категорично желала добропорядочная и законопослушная женщина, вписать Александра Владимировича Новикова в «гроссбух» постояльцев. Конечно, «убедил» Агнию-Агнессу (Агнией мама нарекла, а Агнессой пять лет как величаться стала, типа так «латышестее», солиднее) за руку взял, поцеловал пальчики и убедительно попросил, за двойную плату, нигде не фиксировать беглеца из России. Она и согласилась, свято веря, что пошла на нарушение закона исключительно из-за жалости к симпатичному постояльцу и совсем немножко из-за денег. Пусть так и считает далее. С финансами проблем нет, потихоньку реализую золотишко минского чекиста, любившего супругу ветреную трепетно, но безответно. Бл, почти стихи, надо запомнить. Поначалу думал самонадеянно, — на легенду курьера, золотишко в Советском Союзе перевозившего, хорошо играет тот факт, что на большей половине белорусской ювелирки бирки магазинные не оторваны, видимо жена капитана не особо и радовалась дорогим «цацкам» от законного супруга, в ящик скидывала. А посему выходит — либо я и есть всамделишный курьер Госхрана, грабанувший казну и бежавший за кордон, либо просто удачливый уголовник, но уж точно не агент ГПУ-НКВД. Но! Почтенный еврей Абрам Соломонович Копфман, коего я высокопарно именовал «герр компаньон», что старику невероятно нравилось, провёл «невзначай» просветительскую работу. Понемногу скупая (оптом я продавать категорически отказался) у фартового Саши Новикова «советские» ювелирные изделия, Соломоныч, деликатно покашливая, обратил внимание «юного друга» на то, что некоторые из колец-кулонов-браслетов-цепочек-брошек явно старой, «довоенной» выделки, то есть до одна тыща девятьсот четырнадцатого года, «царские». А сие означает, что конфискованы были «бранзулетки» и попали в закрытый чекистский распределитель, где их капитан государственной безопасности Торопов и покупал горстями для жены, а та оказалась альтруисткой неблагодарной. Да-с, хреново, прокол. Старый семит предельно прозрачно намекнул, что от меня НКВД разит за версту, эх, киборг-шмиборг куев, такую простую тему не просчитал. Ладно Копфман, — дипломатичный ювелир ясно дал понять, его дело сторона, надеется на протекцию со стороны тайного агента СССР, ежели Советская власть, укоренившись в Прибалтике, начнёт прижимать бедного еврея. Но как быть с подручным Соломоныча, шустрым Толиком Пашковцом, непонятно как прислонившимся к семейному бизнесу золотых дел мастера. Анатоль, как и Юра Сиверс, из белоэмигрантов, только постарше Юрия, лет эдак двадцати пяти — двадцати шести. И, что самое неприятное, положил стервец глаз на мою пассию, Ирочку. «Слияние» двух одиночеств, после моего появления в «доме тётушки Агнессы», случилось на третий день, точнее вечер. Ирина, обнаружив в соседях воздыхателя-графика, напряглась, даже качественно выполненный портрет в образе лукаво улыбающейся велосипедистки, шедевр пин-апа (ну, я так считаю) не растопил, а только «нарастил» лёд недоверия между двумя художниками.