И я дал ей силу (четверть склянки, авансом), и сказал: «Я вернусь за тобой, Тишь, а пока будь добра, закрой все дела в этом мире, чтобы дальше не отвлекаться». Вслух я не установил никаких ограничений, но тихонько прописал ей в голову невозможность убивать. Кровожадная моя избранница при всем желании бы не решилась умертвить кого-то. Своими руками. Про чужие руки я не подумал. Признаем: десять процентов моей «оперативной памяти», оставшихся свободными, явно соображали хуже, чем мне бы того хотелось. А Тишь, меж тем, оказалась докой в делегировании… Короче, я рукоположил Архимастера в должность, сказал обвыкнуться, а сам свинтил в книжки. Погрузился в них полностью, по самую тулью шляпы. Поэтому когда ты, Тинави, дёргала меня со своими славными «по-мо-ги-и-и мне!», я мог лишь отшвыриваться картами, как почтовыми извещениями, и надеяться, что такая лапулечка сообразит, что к чему. Я чувствовал, что у вас с каждым днем все сильнее накаляется обстановка, но… Я как раз нашёл такую книгу, ТАКУЮ, — (да, про тебя говорю, и не смей кусаться, вредина) — что просто не смог из неё вовремя вынырнуть. А когда всё же сумел… Ндась. Страж мой, слетевший с проторенной дорожки повиновения, мёртв. Часть хранительской силы пропала втуне. Врата всё также распахнуты. Авена и Карл монструозно жертвенны. Я не нашел рецепт качественного замка для Хаоса, а Теннет, козлина, и вовсе спит в Междумирье — что за курортницу вы из него воспитали?! Короче. Короче. Короче. Не смотрите на меня так, Ваше Величество, вы всё правильно поняли: я — Рэндом, один из шести хранителей, пресветлый бог; Скачущий Меж Мыслей; Джокер; Жженый Живчик; Магистр Лёгкого, Как Перышко, Успеха… Нет. Мне не надо поклоняться. Не сейчас. Я просто думаю. А когда я думаю, ничто так не способствует моей эффективности, как немного лести. ГДЕ МНЕ ТЕПЕРЬ ВЗЯТЬ НОВОГО СТРАЖА, А?! Я ВАС СПРАШИВАЮ! Подождите-ка… А что, собственно, происходит? * * * Договорив, Рэнди на каблуках повернулся к инграсилю и пытливо сощурился, убрав руки в карманы бархатных бриджей в стиле модного студента Академии. Опутанная лианами книга навострила страницы туда же. Все мы поддержали этот любопытный взгляд. А происходило… Происходило нечто невероятное. Королевское дерево инграсиль, пустынный хищник, оставшийся без защитной витрины, втягивал Тишь в себя. Тащил, как морской прибой, в белоснежную пену, взбухшую по всей длине его ствола. Уже осыпались последние цветки, и ветви — красивые, узорные, витые — тонули в столбе солнечного света, проступившего из древесной сердцевины. — Небо голубое! — ахнула я. — Инграсиль что, решил съесть Тишь?! — Йоу, но Тишь же была мертва? — нахмурилась Андрис. — А инграсили вроде живыми людьми питаются… — Марцелу он точно живьём употребил, она раск-казывала, — подтвердил Лиссай. — Конфеточка-а-а-а! — вдруг ликующе завопил Рэнди. Джокер бросился ко мне, схватил меня за руки и сплясал со мной бойкую нойшвайнскую джигу (и не то, чтоб я хотела плясать, но поди попротивься). — Ты спасла моего стража света! Тинави! Вот молодчинка! — Э-э, — протянула я своё «фирменное». — А как я это сделала? — Ты вкатила в неё лошадиную долю своей энергии! То-то я думаю: ты какая-то подозрительно пустая была, когда я пришёл! Куда истратилась, не пойму? А ты, оказывается, законсервировала Тишь, не давая искре и силе окончательно угаснуть! Ай, будь у меня бабушка, я б отправил её к тебе на курсы «закатки»! Тишь была слишком ранена, чтоб ожить, ЕС-ТЕСТ-ВЕН-НО, но искра теплилась на волнах твоей дарёной энергии — как у призрака. А такой закуской инграсиль не побрезгует! А теперь — ЦЫЦ! Любуемся! Хранитель аж притоптывал от восторга. С его пальцев сыпались крохотные игральные карты — признак нетерпения — таявшие лепестками роз при касании с полом. Мы все уставились на древо. Постепенно тело Тишь полностью исчезло в золотом мареве, возникшем вместо ствола. Инграсиль стал меняться. Дерево запульсировало, как сердце, распрыскало вокруг себя пахучий туман, дурманящий мысли. Я, щурясь, вглядывалась в сияющую мглу. Где-то там, под шелками света, происходило преображение. Материя мялась и крутилась, как ткань в руках умелой мастерицы; потом лепилась, будто глина; после — пела, зажигаясь чудом изнутри. И вот…. Минуту спустя инграсиля не было. Зато посреди Зала Совета стояла Тишь. Как новенькая. И — в то же время — вовсе не Тишь. Золотая мантия, короткая стрижка, фигурная скоба на левом глазу — это да. Но поза расслабленная. И губы — мягче. И взгляд, блуждающий по нам — нейтральный, задумчивый, ни капли безумия. Король Сайнор сглотнул так громко, что слышно и неловко стало всем. Он сделал шаг вперёд: — Это действительно ты? Новоявленная Ходящая дважды моргнула, будто ища что-то в памяти, потом задумчиво сказала: — Зависит от выбранного критерия оценки. А я тебя помню, — вдруг улыбнулась она. — Ты — мой король. Но убивать тебя я теперь считаю нерациональным. Я не стала сохранять в себе ядовитые мысли и чувства своей создательницы. Без них ей… нам… Лучше. — М. Разумно, — запнувшись, сказал удивленный король. — Спасибо. А «древесная Тишь» медленно обвела нас взглядом. Остановилось на Рэндоме. — Теперь я ещё сильнее хочу стать стражем Вселенной, хранитель, — сказала эта чужая Тишь. — Можно? — Господи! — всплеснул руками Рэнди. — Да я только «за», леденечик! Не придётся тягаться с твоим жутким нравом! Детишек берём? — Да. Но только не Ринду Милкис, — подумав, медленно ответила Тишь. — Заметано. Ну что, всем чмоки! Увидимся в великолепный день! Так, сначала мы попросим драконов закрепить твой облик… И оба они исчезли. А в коридоре раздались удивленные вскрики магов: видимо, виры пропали прямо из чародейских рук. Все, кроме юной Ринды: ее басовитые недовольные вопли разнеслись по коридору и, о чудо, почти сразу к ним присоединились истеричные нотки госпожи Милкис-старшей, взявшейся тут не пойми откуда: — Это что за безобразие?! Вы почему держите за руки мою дочь? Хотите встретиться в суде?! Встретимся, не сомневайтесь! Меж тем, долгая тишина воцарилась в разгромленном Зале Совета. — Я правильно понимаю, — Его Величество Сайнор сурово поджал губы, смотря на пустой подиум инграсиля, — Что Шолох только что лишился главного символа государственной власти? — Могло быть и хуже… — раздался усталый, но весёлый девичий голос с пола. — Шолох мог лишиться МЕНЯ! И, тогда как Сайнор удивленно обернулся на дерзкую Мчащуюся, я кинулась к ней с поистине щенячьим визгом. Так мы и катались, обнимаясь и хохоча, по щедрому полю подснежников, выросшему меж чиновничьих кресел. А вокруг бродили маги, и лекари, и гвардейцы. И Андрис вслух прикидывала, куда лучше деть пятьдесят «уснувших» мумий (Музей? Лазарет? Башня? Или себе в Иноземное стащим?). Гординиус, запинаясь, рассказывал, где держат настоящих теневиков — связанных, но накормленных. А Лиссай неохотно отвечал на пытливые расспросы Сайнора, по большей степени касающиеся того, где принц обрел такие знакомства. Причем, как выяснилось, «такие знакомства» — это Кадия, а не Рэндом. И ночь за окном, текущая ливнем, хохочущая ураганом, больше не выглядела опасной. Горгульи возвращались по домам, лишённые приказа. Шахматные лорды засыпали в лабиринте. Правда, ночь была слегка растерянной — ведь мы, победители, выступили сегодня не полным составом. И это следовало как можно скорее исправить. — Лиссай! — окликнула я, спасая принца из отцовских силков. — А вы не хотите… Погулять? И я отчаянно заморгала, эдакий псих-подмигивальщик, намекая на Междумирье, Мудру и всё такое. — К-конечно, хочу! — встрепенулся принц. — Отец, раз тебе так интересна К-кадия, выдели ей весь больничный корпус во Дворце, договорились? Лис панибратски похлопал короля по плечу и попрыгал ко мне сквозь цветочки. Из одного кармана у него торчала палочка, из другого — пушка. Под задумчивым взглядом Сайнора, помахав друзьям, мы скрылись в толпе.