По безжизненному коридору его голос растекся, как древнее вино. Лиссай продолжил: — То, что по всей дамбе нет охраны — иск-ключение сегодняшнего дня. Вампирий маг-стихийник почувствовал, что к плотине со стороны Мудры идёт свора смерчей-шувгеев. Прямо сейчас. Всех эвак-куировали. Ураганы часто прорываются сквозь щели в дверях и бойницы, а встретиться с хищным пустынным ветром здесь, — Лис обвел веснушчатой рукой коридор, — Это далеко не лучшая смерть. Наш "жалостливый" пленник считает, что, если мы выйдем в Пустыню Тысячи Бед, то избежать столкновения с одним из к-когорты ураганов будет очень сложно. Но если шувгей проникнет сюда — шансов выжить у нас нет. — Йоу, значит, нам все-таки придется найти лестницу. Не вверх, так вниз прогуляемся, — Андрис вздохнула. — Зашибись, блин! — Кадия раздосадовано шлепнула себя по бедру. — Зря поднимались?! — Судя по лицу Его Высочества, вниз нам тоже не надо… — прищурился Полынь, глядя на Лиса. Он ведь тоже эмоции читать умеет. По-своему, по-полыньи. — Да, — согласился рыжий. — Наши пленники успели подать сигнал тревоги — с секретом своей слюны. На нижнем и страховочном уровнях нас уже ждут дозорные. Весь гарнизон дамбы, ведь у них все равно нет других задач на сегодня. "Злорадный" вампир просветил меня, что делают в Хейлонде с похитителями и контрабандистами. Если позволите, переск-казывать не буду. Ок-казывается, в сравнении с местными правилами политика моего отца видится весьма гуманной, — принц свел светлые брови на переносице. Мы с ребятами переглянулись. Вдруг снаружи, за толщей пограничных врат, вернее, через щель под оными, послышался слабый, далекий свист. Если не знать, что стоит за ним — и не страшно. Но если знать… Я откашлялась: — Ребят. Я бы предложила претерпеть непогоду снаружи. Все лучше чем сидеть в каменном мешке, уповая на удачу. — Лот «самоубийца номер один!» — присоединяюсь! — воскликнула Кадия. — Я тоже тут торчать не буду. Что мы, от урагана не убежим? — От своры ураганов, — поправила Андрис. — Пустыня большая, всем места хватит! — подруга не собиралась сдаваться. — Если что — сольёмся в Междумирье, начнём всё заново. — Мне к-кажется, за стеной я не смогу открыть дверь, — принц покачал головой. — Глушилка, — односложно поддержал его Полынь. Кадия поморщилась: — Н-да! Ладно, Внемлющий, а что насчет твоей магии? Ты ж крутейший маг! — М-м-м, — протянул куратор. — Здесь я колдую куда хуже, чем дома: в пустыне Тысячи Бед энергия унни крайне неподатлива — из-за беды, случившейся со срединниками. — Пустыня скорбит, — со знанием дела подтвердил принц. — Так что Умения всё еще со мной, но надолго их не хватит. — У меня тоже проблемы с магией, зато есть Стосокрушительная Бочка Зырцыги! — похвасталась Андрис, отгибая полу кожаной куртки, под которой на ремне висел ряд пузатых бутылочек. — Если брошу несколько таких в смерч, вихревые потоки подморозятся и нас разорвёт не сразу. — Класс! — восхитилась Кадия. Я кивнула: — Что, решено: выходим, пока шувгеи не подошли вплотную? И, прокрутив колесо до конца — почти колесо фортуны — мы все вместе с трудом отворили огромную, толстую дверь в пустыню. ГЛАВА 24. Сердце бури Госпожа Удача любит наряжаться в Невезение, чтоб сразу отказать в знакомстве тем, кто опускает руки слишком быстро. Поговорка пустынных контрабандистов Я мягко спрыгнула на песок. За мной — последней из компании — тотчас с лязгом закрылась дверь в Дамбу Полумесяца. Потребовалось время, чтобы привыкнуть к изменившейся обстановке: после темного коридора яркий свет ослеплял, песчаная поземка колола ноги даже сквозь штаны, а неожиданно-сухой, надсадный воздух не давал вдохнуть полной грудью. Сощурившись до состояния круста, я медленно поднимала взгляд. Он захватывал все больше желтого песка и редкие иссохшие коряги. Ни намека на жизнь. Официально считалось, что здесь никого не бывает. Незачем тут кому-либо бывать. А следы тех, кого вампиры всё же пускали через границу — тихонько, под покровом ночи, за сотню звякнувших в кармане золотых — мгновенно затягивало песком. Пустыня, будучи профессионалом, не оставляет улик. — Йоу, придётся поторопиться! — вдруг обеспокоенно крикнула Андрис Йоукли. Маленькая Ищейка залезла на зубец дамбы и оттуда изучала горизонт, глядя в серебряный маг-окуляр, такой тяжелый, что, казалось, вот-вот её перевесит. Но даже без колдовских линз зрелище, явленное вдалеке, не предвещало ничего хорошего. Невероятных размеров бронзовая туча, ворча и перекатывая мышцами, гремела на востоке. Она навалилась на пустыню глухой, голодной злобой, и в её сухом чреве то и дело мелькали багряные разряды молний. Песок, поднятый ураганом, стирал детали, но я знала: в глубине таких бурь живут шувгеи. Колдовские смерчи, демонические воронки, выходящие на охоту стаей. Внутри каждого сидит злой дух — собственно, шувгей — который больше всего на свете любит лакомиться человечинкой. Воронка воздуха затягивает тебя в разряженное сердце смерча, и уже там он начинает шинковать жертву, как салат к обеду, никуда не торопясь. Как именно это выглядит, неизвестно: до сих пор никто не выживал. Или выживал, но не спешил распространяться. О действительно страшных вещах не хочется вспоминать. Мусолят косточки катастроф только те, кто обошелся малой кровью — или вовсе мимо проходил. Говорят, на Лайонассе шувгеи появились после падения Срединного государства. Они стали одним из порождений остаточной магии, которая разлилась по Мудре в тот год, когда срединную столицу сожгли драконы. Ведь даже смерть одного человека порождает сильный всплеск бесконтрольной энергии унни, а что уж говорить о единовременной гибели целого города! Андрис ловко спрыгнула со стены и доложила: — Я разглядела очертания семи крупных воронок. — Они рассредоточены? — спросил Полынь. Ищейка кивнула: — Да. Растянуты цепью, зазоры по несколько миль каждый. Но и в этих «окнах» с видимостью будет полная… — слово, которым Андрис припечатала свой вердикт, я не решусь повторить. Даже Кадия удивленно вздёрнула брови и, судя по задумчивому выражению лица, решила на досуге обновить свой словарик ругательств. Полынь кивнул: — Что ж. Идёмте. И мы двинулись навстречу урагану. Выбора у нас не было: "глушилка" Тишь подавляла телепортацию, классическая магия почти отсутствовала, а Скольжение Полыни нельзя было разделить на пятерых… Перетаскивать же каждого на руках, по очереди, играя незавидную роль собственной лошадки, было для куратора дохлым номером — он помер бы от истощения быстрее, чем первый из нас увидел бы голубое небо за пылевым фронтом. Поэтому мы шли пешком. Это было очень странно: идти на бурю. Противоречило инстинкту самосохранения. Я привыкла, что самые жуткие и опасные вещи происходят быстро. Р-раз! И всё взрывается. Два! И ты летишь в пропасть. Три! И в тебя полощет огнём. А этот топкий, безнадежный, изматывающий пешкодрал навстречу стихии бередил душу. Легко преодолевать препятствия на пути к свету, но непросто заставить себя погрузиться во тьму. Я обвязала голову платком, оставив только щелочку для глаз, но сообразно тому, как буря приподнимала свой карминно-пылевой подол, это помогало все меньше. Острые, злые песчинки били в самый зрачок. Я поминутно тёрла глаза руками, но ощущение того, что теперь под веками у меня живёт песок — вместо теневых бликов — не уходило. Полынь, шедший первым, обернулся, оценил эти жалкие попытки и рывком натянул мой платок вниз — так торговцы опускают гребенчатые ставни лавок перед уходом. — Замотайтесь все! Я доведу! — пообещал Ловчий, перекрикивая тревожный свист ветра с тяжелым гулом-послевкусием. — Один ослепнуть решил?! — взвилась Кадия, растрепанная и красноглазая, как фурия. — Магия! — коротко пояснил Ловчий и, пусть с видимым усилием и только с третьей попытки, но наколдовал себе защитный шлем-пузырь. Остальные наглухо скрыли лица и вцепились друг в друга как в карнавальном танце. Вытянулись вереницей, эдаким смелым, безнадежным караваном, и воющие барханы приветствовали наш путь, танцуя и поднимая пески. Рядом с Полынью осталась его верная мумия: единственная из команды, кому буря не причиняла неудобств. Более того, иджикаянский мертвец еще и нежно поддерживал Ловчего, когда тот, бывало, спотыкался. Мне же в беспесчаной темноте платка вспомнилась иномирная картина, чью копию однажды показывал Теннет. Она называлась «Притча о слепых» и была нарисована до того жутко, что сложно было оторвать взгляд. — «Если слепой ведет слепого, то оба они упадут в яму», — продекламировал тогда Анте, склонив голову набок и любуясь полотном. — И что это значит? — буркнула я. — Тщательно выбирайте учителей. — А если выбираешь не ты, а тебя? — Пф. Иллюзия, придуманная слабаками. Все что с нами происходит — следствие нашего и только нашего выбора. — Если это было бы так, то все жили бы счастливыми, богатыми и знаменитыми.