Потому что да, Бетти определенно являлась ревенантом. …Привидения бывают разные — минутка «Доронаха» к вашим услугам. Даже полминутки, учитывая обстоятельства. Есть призраки, которые сохраняют полное сознание и память. Для них смерть не сильно отличается от жизни: обычно они с комфортом устраиваются на чьем-нибудь чердаке или в спальне (зависит от наглости). Когда такой призрак устаёт от посмертного бытия или же выполняет миссию, ради которой остался — он тихо угасает. Но есть и другие — ревенанты. Их в нашем мире держит лишь одно: месть. После гибели ревенанты почти беспамятны. К ним сложно подойти: отталкивают болью. Они бродят в полубреду, обычно возвращаются к своему дому, и стонут там, и злятся, потерянные и непонимающие, что делать, лишь твердящие своё имя, как молитву. Энергия ревенанта спрятана в нём до поры до времени: до того момента, пока он случайно не столкнётся с виновником своей гибели. Кстати, да… — Почему ты хочешь убить именно жреца, а не богиню? Может, лучше на нее откроешь охоту — и заодно скажешь нам, кто она? — спросила я девочку. — Не знаю ни о какой богине… Жрец выбрал меня, привёл… Сказал: верь, и всё получится… Завязал глаза… Испугалась… Кто-то тронул… Не получилось… — пробормотала Бетти. И полностью, эх, воплотилась. Потому что — последняя деталь в портрет ревенанта — когда он окажется рядом с целью, он соберёт воедино всю до того копившуюся энергию и станет чудовищем. Чудовищем на вечерок, для одного. Равнодушным к остальным. Монстром, который исчезнет, убив злодея. Или умрет в схватке — если кто-то вызовет его на бой вместо намеченной жертвы. Прикусив губу — воздух наполнился чужой болью, пробирающей, как морозные иглы, — я смотрела на то, как обрастает плотью и странно выворачивается тело Бетти. Суставы гнулись и ломались с хрустом, на удлинившихся руках пальцы отрастали, как у ящериц, сквозь голову пробились ветками два крученых, назад уходящих рога, а рот превратился в жвалы. Прах. Меня трясло оттого, что я ничего не могла сделать для Бетти. Для той, настоящей Бетти, умершей при Прыжке. — Мне жаль… — тихо сказала я. В ответ нежить, чернее черного, похожая на демона Узких Щелей, вскинула к небу морду и засипела, означая начало охоты. — Я побежал! — кратко сообщил Анте и, действительно, побежал, судя по скрипящим доскам моста. Раньше это не имело смысла: призрак бы нагнал мгновенно: легче ветра, они даже не нуждаются в телепортации. А вот нежити придётся попотеть, пошевелить ручками-ножками. — Догоняйте, что встали! — вопил у меня за спиной Давьер, но я не обернулась. — Не убежать нам от тебя, да? — спросила я ревенанта дрожащим голоском. — Ты быстро бегаешь… Очень быстро бегаешь, хорошая девочка… — Аргх! — жвалы клацнули у меня перед носом: «отойди!». Усики нежити, капая какой-то слизью, приблизились ко мне, изучая. — Хороо-о-о-ошая девочка… — продолжала я, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле, мешая дышать. Шипя, ревенант на выгнутых в обратную сторону ногах попробовал меня обойти. Я упрямо двигалась параллельно ему. Мысли тоже двигались. Параллельно решениям. Я не могу вступить с ревенантом в схватку — не голыми руками, это идиотизм. Я не могу сделать шаг в бок с театральным «оп-ля!» и предоставить Гординиуса на растерзание твари. Вон, даже Анте понимает, что так нельзя. Я не могу больше задерживать нежить разговорами — собеседники её не интересуют. Впрочем, стоп. Как всегда говорил магистр Орлин: «Перестаньте думать о препятствиях и начните — о возможностях». Так-с… Всё еще не давая нежити ходу, отвечая шагом на каждый её шаг — какая настырная человечишка, не разойдешься — я сменила фокус мыслей на оптимистично-самоубийственный. Я бегаю быстрее, чем Анте с Гординиусом на руках — можно ударить тварь, вызвав на бой, и рвануть в обратную сторону. Плюс: перекину ответственность на Теннета, ведь тогда ему придётся меня спасать. Минус: как он сказал, «кладбище близко, не страшно». С Анте станется изобразить, что не заметил смены кадра. Но, добежав куда-то, я могу найти там союзников. Попросить, что ли, культистов о помощи, а то мало им приключений на вечер? Хотя нет, культисты опять штаны потеряют, зато… Точно! Идеально! — Бетти, не смею задерживать, — я отвесила нежити полупоклон и отошла, пуская её вперёд. Там, вдалеке, странно горбатилась улепетывающая фигура Анте, утяжеленная длинными конечностями волшебника, торчащими по сторонам, как веник. Ревенант, уже уставший от моего общества, с предвкушающим сипом шагнул туда, но я, сорвав лассо с бедра, зацепила им витой рог твари. Бетти дёрнуло назад. Я затянула петлю туже, так, чтоб демон взвизгнул и, после секунды осмысления — было видно, как перекатываются желваки — бросился уже на меня. Я метнулась прочь от моста, обратно. Это всего лишь тренировка, детка. Беги-беги. Всё нормально. Вон цель! Пятьсот метров. Четыреста. Триста. Где-то вдалеке мне почудился удивленный вскрик Анте («Чокнутая!»). Ревенант бежал тяжело, грузно наваливаясь на размякшую ночную дорогу, застревая в ней длинными пальцами. Я же волновалась не столько за скорость, сколько за идею в целом… — Сэр! — заорала я заранее, едва приметив тусклый свет лампады в тумане. — Сэр! Пожалуйста! Сэр! Помогите! Мысль о том, что будет, если скульптура монаха не оживёт, разжигала панику. Пятьдесят метров… Двадцать.. — Сэр монах! Защитите… эээ… дитя церкви от страшного монстра, умоляю вас, сэр, пожалуйста! Только сверчки поют на обочинах, да сипит сзади нежить. — Бездействовать — ГРЕШНО! — наконец, возопила я, надеясь на авторитет Ноа де Винтервилля. И, да. Белый свет дрогнул в белом тумане. Я вихрем промчалась мимо монаха, который, со скрежетом отбросив фонарь в сторону, выпрямился посреди дороги, встречая нежить со столбом-указателем, вытянутым на манер копья. — Спасибо! — выдохнула я. Надо запатентовать игру: «передай защиту». Я набрала вдоль дороги камней и периодически швыряла их из-за спины монаха, но скульптура справлялась и так. Монах сражался быстро, ловко для камня: все время перемещался, не разгибая ног, делал широкие взмахи шипастым столбом, сначала обороняясь, а потом — уже нападая на ревенанта. Нежить клацала жалами, прыгала, шипела, пыталась достать его то тут, то там, но каждый раз железный указатель преграждал ей путь. Не прошло и двух минут, как ревенант, пронзенный насквозь, сначала с сипом завалился на дорогу, содрогаясь, а потом тихо растаял, как пепел на реке. Монах невозмутимо поднял свой фонарь и принял прежнюю позу. Кончик носа отколот, щерится совсем не благостно. Указатель — залит багряной кровью чудовища, не спешащей исчезать. Да… Теперь в ночи это выглядит ЕЩЕ ХУЖЕ. Когда к нам издалека приковылял Анте (Гординиус на нём), я читала старинный срединный заговор над мерцающим пятном, оставшимся на дороге там, где был труп ревенанта. — Тинави, перестаньте оживлять скульптуры! — зашипел хранитель, наземь скидывая Гординиуса. — Вселенная построена на балансе, здесь нельзя бесконечно брать! — Я знаю это, Анте, — я нахмурилась. — И тем не менее, прибегаете к поддержке статуй! Идиотка! Запомните: зачастую, чем легче вам оказывают помощь, тем большее потребуют в ответ. Оказать человеку услугу — сделать первый шаг к приобретению раба в его лице! — Мне кажется, баланс Вселенной не столь прямолинеен, — возразила я. — Помогая другому, ты можешь заработать этим некие… ммм… плюшки в других областях. И наоборот: не обязательно расплачиваться по долгам в том же окне, где брал заём. Мир интересней банка. — Кхм. Глобально — да, вы абсолютно правы. Но в повседневности никто не хочет рассуждать на этих уровнях. Поэтому для малых связей применяют классическую, упрощенную механику: берёшь у кого-то — расплачивайся с ним же. Грубо, но эффективно. Плодить должников «на будущее» любят и люди, и боги, и скульптуры. Далеко ходить не надо: ваш Полынь на этом строит половину коммуникаций. Я так делаю. Рэндом. Карл. Очень удобно, хоть и несимпатично. Так что завязывайте со скульптурами, черт бы вас побрал! — …Во избежание, — со вздохом кивнула я, принимая урок. Потом я перевесила на шею монаха один из своих оберегов — в благодарность, камень к камню, — и мы побрели прочь. Ночь раскалилась до черноты, до триумфа, когда мы пришли к пещере Дахху. Гординиус все также оставался без сознания. Импровизация — это сумма накопленного опыта, вырывающегося хаотически. Полынь,