— Удивительно, как хорошо работает вся эта гниль… Но почему же «гниль», да? К праху сантименты, когда мы говорим о стратегии, а? Это же просто путь наверх. Не без изъянов, как и всё! Просто рабочие техники!.. Так я утешаюсь, когда мне тошно. Так, я пару дней назад заигрывала на балу с толстыми, отвратительными, обрюзгшими мужиками, чтобы получить высокую должность в департаменте стражи. Вы прикиньте: я им расписываю план охраны столицы, а они хором косятся в декольте. — У-у-у-у! — одобрительно заржала публика. И, кажется, одобряла она не Кадию, но стражников. — Я им объясняю, как сократить расходы, а они в ответ спрашивают, как дела у моего отца — я дочь Гласа Короля, если кто не знает… — Прах! — на этих словах зачарованный Мелисандр очнулся и начал проталкиваться вперёд. Пепел-с-два: тролль и вампир не пускали. — …И мой папочка славится своими благотворительными жестами тем и другим ведомствам. Вы даже не представляете, как благотворительность помогает скостить налоги — ой, ребята-а-а… Целая наука для "своих". Но не будем отвлекаться. Я сказала: дела у папы отлично тогда, когда дела отлично у меня. И подмигнула со значением. И опустила бретельку платья — вот так. Ага. Ага. И знаете, что? Кадия вскочила. Глаза ее блестели, как ненормальные. — Мне в ТОТ ЖЕ момент предложили работу! В обход тестирований и проверок, меня мгновенно взяли на важнейшую, чтоб тебя, должность по охране этого лыдрова города! Одно упоминание отца — одно голое плечо — схема простая, как два пальца — и вот уже я тот самый человек, кто будет отвечать за вашу безопасность! Эти мерзкие, жирные толстосумы выбрали для охраны города меня! МЕНЯ! Нравлюсь я вам, народ? Хорошая у вас будет стража?! — ДА-А-А-А! — взревела публика. — Еще вина всем, хозяин! От имени Дома Мчащихся, блин! — Прах побери, — посерел Мелисандр и, пригнувшись, все-таки сумел поднырнуть упёртому и молчаливому троллю под локоть. Но препятствия лишь множились. Разгоряченные посетители таверны повскакивали со своих мест и прыгали в проходах, поддерживая стражницу криками и поднятыми кружками. Где-то в дальнем углу, у вешалки, уже назревал бунт против монархии. Кадия махала кулаком, надрывая голос: — Вы всегда подозревали, как гадко все устроено наверху, и вот — я подтверждаю это собственным примером! Я расскажу вам больше — слушайте! Сегодня я пришла подписывать документы для вступления в должность. Там было несколько "шишек", уже не тех, что на балу. И знаете, что они меня спросили? Как вы думаете, они интересовались моим опытом? Наградами? Рекомендациями? — Не-е-е-ет! — Правильно! Один из них попросил передать Балатону привет с надеждой, что тот «Помнит Своих Друзей», а второй ущипнул меня за бедро! Прах побери — при всем кабинете! — Да-а-а-а! — А вот и НЕТ! — вдруг зло рявкнула Кадия и с грохотом топнула ногой, чуть не проломив сцену. — В том-то и проблема, что НЕТ! Что вы ржете, идиоты? Вы думаете, это смешно?! — Да-а-а-а! — Это НЕ СМЕШНО! От этого хочется помыться! Вы скажете: это нормально, девочка, относись к этому снисходительно. Но я не хочу быть снисходительной! Горите в лавовых щелях, вы, смиренные! Я никогда не буду улыбаться вам в ответ на ваши сальные улыбки! Я ни монеты не положу в кошелек стражи, вы, жирные ублюдки! Я ненавижу вас всех! И их! И больше всего — я ненавижу себя! — Да-а-а! — уже непонятно что, но крайне радостно поддерживала публика. — Еще вина всем этим мерзким людям! — исступленно крикнула Кадия с высоты сцены, со странным, брезгливым, но внимательным выражением лица наблюдая за радостной и гнусной жизнью Чрева, вскипающей под ней и по её вине. Мчащаяся залпом допила своё вино и с ненавистью швырнула пустую бутылку куда-то в центр зала, положив начало общей свалке… Мелисандр наконец пробился к сцене. Над ними уже летали феи, жужжа, как стрекозы; ботинки прилипали к полу, грязному от браги; привычный бармен, подхватив сундук с выручкой, сиганул в окно. Кадии в голову прилетел гобой, брошенный кем-то из музыкантов (они скромно выглядывали из подсобки, пытаясь хоть как-то найти путь к былой славе) — и Мелисандр удачно подхватил отрубившуюся стражницу… Рывком стащив ее со сцены, раздав пару тумаков на обратном пути, пару минут спустя патологоанатом вывалился из душной, накуренной, пропахшей отчаяньем таверны в ледяную ночь. * * * — Кхм, ну и вот мы здесь, — закончил Мел, потягиваясь и оглядываясь назад, где на топчане, перевернувшись лицом вниз, спала Кадия. Мы сидели на полу у дивана. Как-то так получается из года в год, что, сколько гостям кресел не ставь, все равно все заканчивается на ковре… Ох, гравитация. Ох, нравы. Я обхватила согнутые колени руками и тоже обернулась на подругу: — Не знаю, что сказать. — Да ничего не говори, Стражди. Все мы имеем право на маленькую истерику. — Получается, Кадия назвала им и своё имя, и должность?… И всё такое? — Получается, так. — Прах. Возможно, нам стоит поехать туда сейчас и… Не знаю. Предложить им всем молчать? Мел расхохотался и дружески взъерошил мне волосы: — Детка. Если ты хочешь замять какое-то дело, просить людей молчать о нем — худшая идея. Вообще, учитывая, как трясся и стонал «Полёт бражника» за моей спиной, не факт, что там останется хоть кто-то с воспоминаниями завтра. Как говорят в Саусборне: небо отвернётся, как-нибудь обойдется. Я покачала головой: — Спасибо, что ты привёз её, Мел. — Обожаю выручать вашу троицу, — саусбериец подмигнул. — Вот, сегодня днём еще господину Смеющемуся помогал. Может, и тебе подсоблю, малышка? — А чем ты помогал Дахху? — я несколько удивилась. — Пообещай сгонять со мной в Мудру летом — и я расскажу. Мелисандр и Дахху были настолько контрастны, что даже просто оказываясь в одной комнате одновременно, вызывали у случайного свидетеля лёгкий диссонанс и подёргивание глаза. Будто в рамках одного обеда тебе подают свиные уши по-крестьянски и — тут же — дьи`га музз ай`я брэ дебрийор[2]. * * * [2] Я без понятия, что это, но, когда Дахху вспоминает об этом блюде народа шэрхен, создается впечатление, что это что-то недоступное простым смертным. Настолько отделяющее мир гурманов от мира людей, что даже вопросом о составе блюда я оскорблю гастро-небожителей. Чего бы не хотелось. Тонкие ж натуры. * * * Мы вышли из комнаты, тихонько притворив за собой дверь, чтобы не будить Кадию и вновь задремавшего Мараха. Я жестом поманила Мелисандра на кухню — лучшее место для ночных посиделок, — но историк категорично покачал головой: — Ну, нет, Ти. Я собирался гулять и радоваться жизни, поэтому не жди, что я закончу вечер среди твоих ситцевых штор. Хочешь слушать мои байки — упаковывайся в плащ и дуй за мной. Можешь прямо в саване. — Мел, у меня утром работа. — Ой, да когда тебя это останавливало. И да, про Мудру — я не шучу. Я очень давно туда хочу. Я даже оплачу тебе билет на караван, если ты будешь паинькой и сейчас оденешься за пять, четыре, три, два… Ну вот. Видишь. Билет у тебя в кармане, детка. Стоит только захотеть. Мы отправились к святилищу богини Авены — величественной лесной скульптуре, спрятавшейся в чащобе неподалеку от моего дома. Я не уверена, что Мелисандр хотел радоваться жизни именно так, но всегда приходится искать компромиссы: зато мы вышли из дома! Огромный каменный бюст богини-воительницы (размером с хижину), поросший мхом и опятами, торчал наверху небольшого водопада в глубокой лесной расщелине, видимо, появившейся здесь еще в XII веке[3]. * * * [3] В XXI веке Авена, Теннет и Карл порезвились с геологическими породами всего материка. Случайно, но от души.