— Стражди, это я! — возопили с улицы, и в зычном мужском голосе я узнала Мелисандра, внеурочно бодрого, — Открывай скорее, детка! — Что случилось? — я распахнула дверь. Она чуть не сбила с крыльца высоченного, плечистого саусберийца, чьему загару завидовали столичные модницы. Самоуверенность окружала мужчину щитом, как других окружает магическое поле. Мелисандр, пепел, Кес. Бродячая неприятность с привкусом моря. — Ух ты ж лыдровые пташки! — Мел отшатнулся. На его лице промелькнула смесь ужаса с восхищением: — Это у тебя ночнушка или саван? Ты из какого века, солнце? Я всегда знал, что ты оригиналка, но даже мои покойнички так не наряжались, хотя морги Саусборна — это высший класс и широкий ассортимент постояльцев… Я проигнорировала сомнительный комплимент, потому что на руках у Мелисандра обнаружилась Кадия. Подруга вольготно развалилась в объятиях саусберийца и, закинув голову назад, то ли хихикала, то ли храпела, а еще скорее — все вместе. Я захлебнулась негодованием: — Мел! Какого пепла?! Ты что с ней сделал?! — Умолчу о том, как оскорбляет меня твоя реакция, — надулся Мелисандр и, оттеснив меня плечом вбок, нагло протопал в мою спальню, где бережно сгрузил Кадию на топчан. — Я, — продолжил он весомо, вытягиваясь во весь рост и цепляя большие пальцы за лямки портупеи, которую Мел носит поверх белых рубашек — особый южный шик, — Ничего не сделал, чтоб ты знала. Ничего такого, чем не могу гордиться: редкий случай, кстати. Наша блондиночка написала мне с просьбой скрасить её одиночество, и когда я согласился — а кто бы на моём месте не согласился? — дала адрес одного веселого заведения. Когда я приехал, Кадия уже была в несколько непривычном для неё состоянии. Рассудив, что везти госпожу Мчащуюся под родительское крылышко чревато, а привези я её к себе — ты мне что-нибудь потом отрежешь, я сразу выбрал пунктом назначения Мшистый квартал. Так что я вновь поступаю достойно. А ты вновь не ценишь. Порочный круг наших отношений, Стражди, не находишь? — Она что… пьяна? — с ужасом спросила я, присаживаясь на корточки перед подругой. Идеальная рожица Кадии была землисто-бледной и, странное дело, искажалась болезненно-брезгливой гримасой, очень ей не подходящей. Серебряная кираса стражницы, обычно вычищенная до блеска, сейчас лишь тускло серебрилась, скорее поглощая, нежели отражая мерцающий свет аквариума с осомой. Мелисандр вздохнул: — Можно я буду звать тебя Ханжа из Дома Страждущих? — он поправил серую ленту, перетягивавшую его отросшие пшеничные волосы и деловито потопал на кухню. — Но зачем она так с собой? — огорченно и вроде бы риторически спросила я, когда Мел вернулся с мокрым полотенцем и стаканом воды. Саусбериец сумрачно зыркнул на меня исподлобья. Насколько я знаю Мела — а знаю я его даже лучше, чем стоило бы, — это максимальная степень серьезности, ему доступная. — Я бы хотел сказать, что понятия не имею… — от незавершенной нотки в его голосе мне стало не по себе; саусбериец вздохнул: — Но, боюсь, я в курсе проблем Мчащейся. И посетители таверны «Полёт бражника» — тоже. — Как это? — я застонала. — Ты точно хочешь услышать из моих уст то, что сама Кадия тебе никогда не расскажет? Либо потому, что не вспомнит, либо потому, что застыдится? — уточнил Мел, старательно укрывая стражницу пледом. Хороший вопрос. Я решила: если Кадия намеренно смолчит завтра, я тоже рта не раскрою. Не заставлю её обсуждать неприятную тему, зато, выяснив сейчас детали, учту, какие моменты обходить в беседах, чтобы не сделать больно. Ведь проще всего достоверно изобразить незнание, зная. И куда проще найти оправдание любопытству, чем отказаться от него. — Хочу, Мел. Вещай, будь добр. Саусбериец пожал плечами, сел на ковёр, опёрся спиной о диван и принялся за рассказ. * * * История Мелисандра Кеса о весёлой ночке в Чреве Шолоха Чрево Шолоха — это такое специальное место, которое позволяет сразу определить благородную даму. Ибо благородной даме в Чреве Шолоха путь один: в обморок. Перед остальными же открываются фееричные, хотя и не всегда возвышенные, перспективы. Мелисандр как раз разочаровался в карточном турнире, который собрал сегодня (игроки были жутко унылые; а некий Ловчий, присланный Тинави — всех хуже), когда в грязное окошко подвала на Брюквенной аллее ворвался голубь — чисто-белый, но слегка потрепанный, остро пахнущий духами. Таких голубей по просьбам разгоряченных клиентов отправляли туда и сюда бармены из Чрева. Ибо иногда гости доходят до того уровня веселья, что заклинания оживления ташени легко путают с подъемом покойника из могилы. Таких эксцессов никому не хочется — Чрево и так живёт на полулегальной, полусумеречной основе — а потому голубочков предлагают бесплатно. Пользуйтесь, милые, только не забывайте обновлять бокал. «Мел! Ты — я — шедевральная ночь. Приезжай в «Полёт Бражника». Тысяча поцелуев, Кад». Мелисандр слегонца удивился, ибо их отношения с белокурой стражницей, хоть и полнились морским шифром из точек-подмигиваний и черточек-улыбок, но всегда оставались сугубо приятельскими. «Тысяча поцелуев» была опасным симптомом, который мог привести к злокачественной опухоли из взаимных недопониманий в дальнейшем. Но Мел считал себя джентельменом. А если дама зовёт — джентельмен приходит. И оценивает риски на месте. Мелисандр расшугал картежников: они к этому моменту уже забыли про игру и перешли в новую фазу вечера — активно пытались друг друга умертвить. Мелисандр снял с крючка для факела незадачливого гнома, зацепившегося капюшоном после краткого, но выразительного полета; вытащил из кувшина вина фею со слипшимися крылышками; отпинал Ловчего за порог, угрожая ему Полынью; и еле выскреб из шкафа дриаду, которая, опечалившись проигрышем, пыталась утешиться близостью к хоть какому-то дереву. Выгнав всех из подвала, повесив на дверь амбарный замок и с одного щелчка поймав кентавра-перевозчика, Мелисандр поехал на встречу с Кадией. Прах побери! Неужели стражница наконец поняла, кто тут единственный нормальный мужчина? * * * «Полёт бражника» мог похвастаться покосившейся вывеской, которую по бокам подсвечивали висящие в банках болотные огоньки. Некоторые из них не мигали: видимо, выражали протест против бара-банковладельца, потому что обычно огонькам только дай волю посветить-попрыгать. Крохотный бар был зажат между двумя гостиницами на улице Уголька — извилистой и резко взбирающейся на холм из низинного устья реки Доро. Многочисленные гуляки, люди и нелюди, изо всех сил пародировали улицу: петляли еще хитроумней, чем она. Мелисандр взлетел по крутой лесенке (умышленная преграда, отсекающая чересчур уставших клиентов) и замер на верхней площадке, услышав, что внутри не звучит музыка, как следовало, но зато разносится голос Кадии… Мел нахмурился и открыл дверь. Ловец ветра из бутылочных стекляшек звякнул, и пара гостей за столиками повернулись в сторону Кеса. Но большинство не отводило взгляда от сцены, где, усевшись на барабан, как на коня, и силой своей харизмы отогнав ангелов-музыкантов в темноту гримерки, вещала Кадия. Публика таращилась на неё, как на диво дивное. «Полёт бражника» скупился на иллюминацию: по залу стояли лишь несколько блеклых красноватых сфер с магическим туманом. Поэтому стражница на подсвеченной сцене, сама по себе светловолосая и белокожая, оказалась единственным ярким пятном обстановки. Кадия сняла с ремня керосинку, зажгла её и уютненько поставила возле себя, заставив отблески огня плясать на ширме сзади. С правой стороны от барабана лежал сброшенный Кадией шлем, слева — почти пустая бутылка вина, к которой девушка иногда прикладывалась. Кадия вела себя расслабленно, будто была на дружеской встрече, а не в гнусном, прах побери, притоне. «Возможно, самом гнусном в Шолохе», — подумал Мел, косясь на одноглазого каменного тролля справа от себя. Госпожа Мчащаяся, меж тем, толкала монолог, активно жестикулируя и размахивая вилкой с насаженной на неё оливкой. Уровень ее доверия к публике вогнал Мела в ступор. — Итак, как вы уже поняли, я всегда была образцовой молодчинкой, — Кадия слопала оливку, размахнулась и метнула вилку через тёмный зал в чучело для Тролльих Яблочек[1], — Я знала, куда иду, и шла туда, каким бы дерьмом не поливала меня жизнь по дороге. Снова и снова я одерживала победы, вызывая у кого-то восхищение, но у большинства — раздражение. «Да что она о себе возомнила! Да ей просто повезло, выскочке!». Да-да, я вижу это презрение в ваших глазах и сейчас, — Кадия рукой провела по залу, будто гипнотизируя публику. * * * [1] Тролльи Яблочки — игра, популярная у этой народности. Обычно маленькими топориками пытаются сбить яблоко, помещенное на голове у самого скучного из игроков (выбирается принудительным голосованием). В шолоховских тавернах адаптировали игру: вместо живой мишени ставят чучело на радость всем желающим. * * * «Дойдя» до последнего столика с окосевшими, но оттого не менее саблезубыми кошкоглавыми асассинами, девушка горько хохотнула: — А еще я знаю, как это презрение стереть. Сейчас будет моя сверхспособность, внимание… Эй, хозяин! — Кадия назидательно подняла палец, и, выждав паузу, весело рявкнула: — Всем вина за мой счет! Публика тотчас взорвалась одобрительными криками и улюлюканьем. И вправду — Мел заметил, что все эти зверские рожи до странности подобрели… Кадия прошлась по сцене туда и сюда, заложив руки за спину, пока расторопные официантки бегали по залу с подносами, позвякивающими кувшинами. — Так вот в чём проблема, — когда все выпили, а Мелисандр в конец растерялся, Кадия вновь обратилась к залу. — Я действительно знаю, как добиться того, что я хочу. Будь то временное внимание публики, — шутовской поклон, — Или приглашение на королевский бал. Или новая, идеальная должность. С иголочки. Есть ряд уловок, которыми я могу воспользоваться, и которые открывают передо мной множество дверей. Во-первых, я не прочь показать общественности, что у меня есть деньги, потому что они меняют ко мне свое отношение — это мы только что проверили на вас. Еще вина хотите? — ДА! — взревела публика. Кадия щелкнула пальцами и засмеялась, закинув голову. Мел покосился на сумеречного вампира из западных земель Хейлонда, чьи клыки вдруг откровенно блеснули в темноте. — Во-вторых, — продолжала Кадия, — Я могу заправить прядку волос за ухо и кокетливо повести плечом — вот так, — потому что я красивая, и я это знаю. Можно еще надуть губку. Ага. В-третьих, всегда полезно изображать дуру и смотреть мужикам в рот. Восхищенно. Даже когда они несут полную чушь — я стараюсь выглядеть глупее. Кадия вздохнула и села на край сцены, свесив ноги: