Ведь даже я, отнюдь не будучи мастером Шептуном, сходу перечислю дюжину разных тварей, обитающих в реках Смахового леса. И каждая из них легко может сожрать лепрекона. И ладно бы — лепрекона, в господине Очоа дай небо, если пятнадцать дюймов наскребется (с ним и Суслик, кобылка Кадии, за один укус справится[2]). Но половина этих тварей может сожрать и меня, и Полынь, а некоторые даже двоих сразу. **** [2] Кадия из Дома Мчащихся — моя лучшая подруга. Если вы еще с ней не знакомы — я вам сочувствую. Такого друга, как Кадия, заслуживает каждый из нас. А Суслик — это злобненькая лошадь Кадии. И вот тут не-знакомству я бы позавидовала… * * * Например, речной кракен-убивец. Вы такого когда-нибудь встречали? Я уверена, что нет. Иначе сейчас мне было бы просто не к кому обращаться. В общем, лучше и впрямь узнать, на кого охотимся. — Знаешь, что куда интереснее, чем предполагаемое поедание лепрекона? — сказал Полынь пять минут спустя. Куратор хитро глядел на меня из-за этажерки. Впрочем, его взгляд не шёл ни в какое сравнение со взглядом десятка глазных яблок, распиханных по стеклянным банкам там же… Завороженная этим жутким зрелищем, я лишь молча покачала головой. Полынь помахал лепреконьим Журналом Доходов и Расходов: — Кто в департаменте Шептунов на постоянной основе покупает чучело туманной лани? Несколько раз в год! Это слегка лицемерно, не находишь? Я хотела ляпнуть что-то философское, но тут вайты, оставшиеся на улице, вдруг по-мушиному забились в окно. Весьма, я бы сказала, самоотверженно. До голубоватых пятнышек на стекле. — Зачем же так убиваться! — ахнула я. Я подпрыгнула к столу, перегнулась через него и распахнула окно, пуская в душную хижину свежий весенний воздух. Спиральки вайтов, жужжа, рванули не в комнату к Полыни, как я подумала (весна, мало ли у кого какая романтика?), а обратно к песку, где, оказывается, продолжали свои прописные изыскания. Медленно, но упорно. «РЕКА => ДОМ» — теперь надпись выглядела так. — Э-э, Полынь, нам стоит присмотреться к чучелам… — обескураженно протянула я, оборачиваясь. И в этот же самый момент огромный аванк — зубастый житель речного омута — прыгнул на меня со шкафа, распахнув пасть, испокон веку не встречавшуюся со стоматологом. Всё завертелось, как в воскресных комиксах «Вострушки». Я с визгом упала, подныривая под тварюгу. Аванк перелетел через меня. По ходу дела он снёс письменный стол, этажерку, Полынь и — стеклянный шкаф с инструментами. Вёселый звон разбитой витрины донельзя обрадовал вайтов, которые смутились было своим запоздалым предупреждением. Я перекатилась вправо и сорвала с бедра тугую ленту лассо. Аванк — бугристое чудовище два с половиной метра длиною — уже корячился по направлению ко мне, широко раскрыв зубастую пасть. При желании я могла впрыгнуть туда целиком, но вот только желания что-то не возникало… — Мне нужно полминуты, Тинави! — крикнул из угла комнаты Полынь, которого слегка так придавило шкафом. — Как ты вообще без меня работал… — проворчала я, снова откатываясь вбок. Аванк, сипло взревев, стукнул по полу хвостом-лопатой и повернул ко мне тупорылую башку. (Тупорылый — это биологический термин, если что. Поясняю, чтобы вы не вздумали накатать жалобу о нетолерантности. У нас в Иноземном Ведомстве с этим строго). Я отбросила лассо — не на что его было цеплять — и начала беспорядочно метать в аванка попадавшимся под руку скарбом. Бобёр, кажется, счел это приятной закуской. Глаза его были блаженно зажмурены, пасть так и оставалась открытой. Воняло из неё столь жутко, что я еле избежала соблазна зажать нос двумя руками. Полминуты прошли. Подручные метательные объекты кончились. — Ар-ар-ар! — заревел аванк, сам себе желая приятного аппетита перед главным блюдом. То есть мною. — Ну, нет уж! — я позеленела под дождиком из слюны. И приготовилась прыгать через морду монстра, как через спортивного козла. — Сайген, р`га, булээй! — Полынь громко выкрикнул последние слова боевого заклятья Робогайя. Шоу завершилось мгновенно. Электрический хлыст гадюкой взметнулся под потолок, срезал потолочные маг-светильники, «добил» этажерку (глазные яблоки весело запрыгали по ковру), перерубил парочку несущих столбов хижины и располовинил аванка. Столь смущавшая меня пасть с хрустом захлопнулась. Мерзкая тварь упала, дымясь. Дом дымился не меньше — на этажерке, видимо, хранились кое-какие горючие склянки. Мы с куратором переглянулись, сраженные учиненным нами разгромом. — Ну, — обескураженно протянул Полынь, — Дело закрыто. И принялся старательно тушить огонь. — Как мне отмыться теперь? — простонала я, с омерзением поднимая руки, пальцы на которых склеились от слюны аванка. — Нет, как МНЕ ОТМЫТЬСЯ?! — вдруг раздался визгливый, нервный, надрывный голос откуда-то…. Прямо изнутри чудовища. Я замерла, не спеша приближаться к трупу. Полынь сказал: «О?» и с вновь разгоревшимся интересом присел перед передней половиной монстра. Прошла минута, заполненная некоторыми стоматологическими процедурами и металлическим запахом крови… Наконец, совместными усилиями изнутри и снаружи, пасть аванка открыли. С языка, как с горочки, скатился лепрекон. Всем лепреконам лепрекон: рыжеволосый обладатель зеленого костюмчика и круглых глаз с вертикальными зрачками. На голову господина Эндерлана Очоа был нацеплен магический шлем для работы с токсичными материалами. В шлеме была функция воздушного пузыря и брызгалка, что, видимо, и позволило лепрекону прожить столь долго в пузе у чудовища. Вообще, я бы с удовольствием взяла у него интервью для несуществующей рубрики «Советы бывалых: чем заняться в желудке у монстра?», но лепрекон не был расположен к беседе. — Вы! Убили! Моего! Аванка! — возопил господин Очоа, не размениваясь на приветствия или похвалу. Мы с Полынью снова переглянулись. — И спасли вас, — я тихонько кашлянула. — Шкуру попортили! А кости-то, кости! А-а-а! — продолжал бесноваться лепрекон, бегая кругами. Я тихонько выдохнула, радуясь хотя бы тому, что за своей профессиональной скорбью он не замечает общих разрушений вокруг. — Подпишите тут, пожалуйста, — Полынь безапелляционно подсунул лепрекону ведомственный бланк и перо. — Вам помочь, э-э-э, с уборкой? — сочувственно предложила я. Таксидермист таксидермистом, а хижина его теперь долго не простоит. Без вот этих двух чудных балок-то. — Уже помогли! Ловчие, чтоб вас! — снова заголосил господин Очоа. Но бумажку подписал безропотно. То ли все-таки рад спасению, то ли испугался непроницаемой физиономии Полыни. Это я знаю, что эта холодная рожа свидетельствует о том, что куратору жалко убиенную зверушку, какой бы гадкой она не была. А для всех остальных глухая линия поджатых губ Внемлющего видится, скорее, признаком черствости. — До свидания, господин Очоа! — последний раз попробовала быть милой я, уже покидая негостеприимный дом лепрекона. — Никаких пепловых свиданий! Валите отсюда! — яростно заорали в ответ. * * * — Спорим, он всё-таки пожалуется на нас, едва отойдет от шока? — вздохнула я полтора часа спустя, когда мы отдавали лошадей в ведомственную конюшню (запах стойла напомнил мне аванка). — Пожалуется. Наверняка, — Полынь почему-то улыбнулся. — Лепреконы всегда жалуются, вредные создания! — поддакнул куратору конюх, эльф по имени Йелангерлеибал. (Я уже говорила, что если ты эльф и хочешь много денег, то иди в логопеды? У всех остроухих так себе с именами). Мы пожелали эльфу хорошего дня и поспешили на улицу: она манила резким снопом света в конце конюшни. Вокруг нас засиял Шолох — наша безупречная, невероятная, восхитительная и волшебная столица. «Город магии, мигрантов и свободы», — как гласят рекламные афиши Лесного ведомства, что несёт ответственность за непрекращающийся поток туристов и такую приятную вещь, как связанное с ними золото. Было десять часов с хвостиком. Утро вошло в полную силу: солнце в пудрово-розовой дымке беззаботно щекоталось над верхушками пиний. Стало куда теплее. Министерская площадь, обычно шумная, дышала простором: сотрудники ведомств уже разбежались по кабинетам. Ну, большинство из них. Только некоторые — самые ленивые и самые крутые (угадайте, кто из них мы) — оставались «на свободе». Мы с Полынью, воровато оглянувшись на помпезную лестницу Иноземного Ведомства, нагло потопали прочь, к набережной, пестрящей магазинами и кофейнями. Пусть на улице и было холодно, упрямые шолоховцы уже вовсю сидели на верандах. Заматывались в пледы, как мумии, но сидели. И я хотела присоединиться к этому шерстяному гимну весне. — Кофе, — сказала я, указывая Полыни на поворот к Ратушной площади, где был мой любимый ресторанчик, — Кофе, кофе, кофе. Если ты надеешься, что я и дальше буду выигрывать тебе по полминуты перед лицом врага, мне точно нужен завтрак. Немедленно. «Все кураторы кормят своих помощников; все Ловчие кормят своих мальков» — это одно из условий контракта. Если нет — надо вписать. Пошли к шефу, пусть вписывает. Но сначала — кофе!