36 Двайер гнал слишком быстро, и когда ударил по тормозам перед тем, что некогда было детской площадкой в Гриттен-Вуде, машина пошла юзом. Позади сразу же остановился второй автомобиль, едва не врезавшись в них. Аманда увидела за боковым стеклом машины двоих мужчин, сидящих на одной из скамеек. Пола она узнала сразу, а по данным отслеживания телефона в реальном времени предположила, что второй – это Карл Доусон. У Двайера явно не было никаких сомнений: он уже выскочил из-за руля, двигаясь гораздо быстрее, чем она могла от него ожидать. Аманда еще отстегивала ремень безопасности, когда он уже перешагнул через низенькую ограду, выставив перед собой свое полицейское удостоверение. – Мистер Доусон? – услышала она его крик. – Мистер Карл Доусон? Аманда помчалась за ним вдогонку, слыша за спиной хлопанье автомобильных дверей. Обе машины остановились на одной и той же стороне каменного пятачка: не слишком-то дальновидно с точки зрения тактики задержания, но противоположную сторону бывшей детской площадки подковой огибали густые кусты, а Карл Доусон был явно слишком ошарашен их появлением, чтобы пускаться в бегство. Хотя он уже встал и двинулся от скамейки в центр площадки. Пол остался сидеть, явно не понимая, что происходит, но на лице у Карла была написана такая паника, словно он даже отдаленно не удивился, увидев здесь полицию. Как будто все-таки попытался бы сбежать, если б смог. Но Двайер уже настиг его. Рука с удостоверением нырнула в карман, а вторая уже лежала на плече Доусона – Аманда даже не успела заметить, как он это проделал. – Карл Доусон, верно? Остыньте, приятель. Мы просто хотим поговорить, лады? Тот застыл на месте. Аманда прошла мимо них и направилась на противоположную сторону площадки, где на скамейке все еще сидел Пол. Когда она подошла к нему, он встал. – Что вообще происходит? – Ничего. – Аманда остановила его поднятыми ладонями и быстро оглядела с ног до головы. Вид потрясенный, но вроде цел и невредим. Однако Пол лишь таращился мимо нее. Ей было слышно, как под отрывистое шипение раций на бывшей детской площадке у нее за спиной к ним присоединяются остальные оперативники. – Успокойтесь, Пол, – сказала она. – Что вообще творится? – Нам просто нужно поговорить с мистером Доусоном. – О чем? – В данный момент не могу вам сказать. В этот момент его взгляд переместился на нее, и Аманда увидела выражение отчаяния у него на лице. Его опущенные руки были прижаты к бокам, кулаки сжимались и разжимались. Она обернулась. Двайер вел Доусона к машине, одной рукой крепко обхватив пожилого мужчину за плечи. Со спины это выглядело так, будто они старые друзья и один помогает другому добраться до дому после бурно проведенного вечера. А потом Аманда увидела, как Доусон вдруг сбился с шага и слегка обмяк, словно из него выкачали воздух, и поняла, что Двайер только что объяснил ему, по какой причине тот задержан. По подозрению в убийстве собственной жены и пасынка, а также Билли Робертса. На секунду Карл Доусон обернулся туда, где стояли они с Полом. Аманда никогда раньше не видела на лице человека такой потери. Казалось, будто все, чего он с таким трудом достиг за долгие годы, сейчас у него отобрали. Словно в этот единственный миг Карл Доусон оглядывался на всю свою жизнь и сознавал, что каждая секунда в ней была прожита зря. И тут Двайер повел его дальше к машине. – Что он сделал? – спросил Пол. Аманда опять повернулась к нему. – Он не обязательно что-нибудь сделал. Нам просто нужно с ним поговорить. – Положив руку ему на плечо, она тихо произнесла: – Вы точно в порядке? – В полном. – Почему вы вместе с ним? – Мы просто разговаривали. Аманда услышала, как за спиной у нее захлопнулась автомобильная дверца. – О чем разговаривали? – спросила она. Пол все неотрывно смотрел поверх ее плеча, а когда перевел на нее взгляд, Аманда поняла, что абсолютно ничего не может прочесть на его лице. Это напомнило ей тот момент в пабе, когда она спросила его, если ли в Гриттене еще кто-нибудь, с кем ей стоит поговорить. Словно он боролся с чем-то внутри себя, точно не зная, сколько ей можно рассказать. – О моей матери, – ответил он наконец. – А что с ней? – Она умерла. – Знаю, – сказала Аманда. – Примите мои соболезнования. – А Карл был ее другом. Она обернулась на машину, где ее ожидал Двайер. Карл Доусон сгорбился на заднем сиденье. У них на руках имелись три жестоких убийства, а этот человек был так или иначе связан со всеми жертвами. «Так что ставлю все-таки на него», – сказал ей Двайер тогда в отделе, и он наверняка был прав. В конце концов, кандидатура и вправду самая очевидная. Если не он, то кто? Но сейчас, опять посмотрев на Пола, Аманда подумала, что что-то все-таки упускает из виду – что здесь происходило нечто большее, чем им представлялось. – Пол? – произнесла она. «Да черт возьми – помоги же мне хоть чем-нибудь!» Но его лицо оставалось пустым. Какое бы решение Пол только что мучительно ни принимал, он уже явно сделал свой выбор. А когда заговорил, казалось, что он больше обращается к самому себе. – Карл был ее другом, – произнес Пол еще раз. А потом опустил взгляд и отвернулся. – Вот и все. 37 Мой отец частенько что-нибудь жег. Это было одно из немногих воспоминаний, оставшихся у меня о нем с детства. В своей взрослой жизни я никогда не ощущал нужды разводить любого рода огонь, но тогда это происходило довольно регулярно. Когда я был еще достаточно мал, чтобы отец не успел возненавидеть меня, я мог стоять вместе с ним в саду на заднем дворе и наблюдать, как он колет растопку, превращая сухие сучья в некое подобие птичьих лап с растопыренными пальцами, а после помогать ему сметать шуршащие кучи листьев в обложенную кирпичом яму для костра, которую он там соорудил. Газеты, мусор, обломки веток, колючие прутья ежевики… Все, от чего он хотел избавиться, безжалостно сжигалось, а потом на следующий день пепел разравнивался граблями, готовый для очередного костра. Наверное, просто таким уж человеком был мой отец. Когда что-то уже не представляло для него практической ценности, он считал своей священной обязанностью стереть это с лица земли. Наверное, мыслил он верно. И теперь я стоял на заднем крыльце, держа в руках первую из коробок. Дело было к вечеру, и куда бы я ни посмотрел, везде сгущались тени. На Гриттен-Вуд быстро опускалась ночь, и вскоре должно было окончательно стемнеть. Но даже сейчас стена леса в конце сада нависала над головой бесформенной серо-черной массой, затянутой поднимающимся из переплетений подлеска туманом. Легкий прохладный ветерок нес ко мне запах земли и листьев. Весь день я пребывал в некоем оцепенении, потрясенный и растерянный тем, что произошло днем: сначала всем, что рассказал мне Карл, а потом прибытием полиции. Аманда отказалась объяснить, о чем они хотят поговорить с Карлом, и с тех пор у меня не было от нее никаких известий. Естественно, и у нее от меня тоже. Я не стал ни делиться с ней тем, о чем мне рассказал Карл, прямо на месте, ни звонить и добровольно давать какие-то объяснения после. Там, на бывшей детской площадке, для этого было еще попросту слишком рано. Тогда казалось, что решение, с которым меня оставил Карл, мне просто навязали, и то, что мне на самом деле требуется, – так это возможность хорошенько подумать и определиться, как лучше всего поступить. Если б я выложил все от и до, были бы разрушены три человеческие жизни, а участие моей матери во всей этой истории стало бы общеизвестным фактом. И что в итоге? Так что весь день я промотался туда-сюда, пытаясь отвлечься от этих тягостных дум решением чисто бытовых практических вопросов. Забрал вещи матери из хосписа. Оформил свидетельство о смерти. Прикинул, что понадобится для похорон. Но, как ни крути, требовалось наконец принять решение. И, по-моему, сейчас я уже его принял. Я отнес коробку в сад. Кострище слегка заросло, но кирпичи по краям еще держались, и выглядело это место более или менее таким, каким я его помнил: бледной язвой на зеленой плоти двора. Перевернув коробку, я вывалил газеты в яму, а потом ногами собрал их в кучу в центре, поднимая клубы застарелого пепла и кислый, грязный запашок давно прогоревших костров. Потом опять вернулся в дом. Почему-то казалось, что это дело следует проделать в темноте, так что я пока не стал включать свет в доме. Последних проблесков заката еще хватало, чтобы пробраться через сад к входной двери, где я собрал все приготовленное к сожжению. Я подхватил вторую коробку и отнес ее к кострищу. Опорожнил ее. Правильно ли я поступал? Я поднял взгляд. Небо над головой было уже темно-синим и усыпанным тусклыми колючками звезд. Никакого ответа оттуда не последовало. Опять вернувшись в дом, я подобрал третью коробку, которую тоже перевернул над кострищем – куча газет в ней была тускло-серой, как старые кости. Оставалось сходить еще за одной. Ну, вот и последняя коробка. В доме стало уже гораздо темнее, чем когда я приступил к делу, и воздух казался каким-то тяжелым, словно мои действия каким-то образом что-то добавляли к дому, а не изымали из него. Когда я вынес эту коробку к кострищу, поддул ветерок, и трава вокруг меня беспорядочно взъерошилась. Я вывалил содержимое коробки в яму. Свои старые толстые тетради. Свой дневник сновидений. Литературный журнал. Куклу, которую Чарли дал Джеймсу. Тонкую книжку в твердом переплете, с рассказом Дженни про Красные Руки. Дневника сновидений Чарли среди них не было. Я нахмурился.