Вообще-то на тот момент я не мог себе такого даже представить. – Спасибо. Но я могу оказаться далеко не лучшей компанией. И я действительно вышел просто прогуляться. – Звучит серьезно. – Она похлопала по сумке. – А я просто собиралась заглянуть куда-нибудь перекусить. Немного почитать. Сделать кое-какие заметки. Проводишь? – Конечно! Я пристроился рядом. Припомнилось, как мы частенько ходили так вот бок о бок тем летом – просто петляли по улицам, болтая обо всякой ерунде и делясь своими великими планами на будущее. Шли недели, и казалось, что наши жизни начинают постепенно переплетаться, и это порождало в наших отношениях легкую натянутость – оба понимали, что между нами что-то возникает, но еще не были готовы это признать. Много времени прошло с тех пор, конечно же, и все стало по-другому, но непринужденность, пришедшая с возрастом и опытом, оказалась тоже по-своему приятной. – Почему мы потеряли друг друга из виду? – спросила Дженни. – Не знаю. Я засунул руки в карманы, вызывая в памяти те времена, когда она навещала меня в университете, и те считаные случаи, когда мы виделись после этого, – помню лишь, что с каждым разом оба ощущали все бо́льшую неловкость. Дженни была моей первой любовью, а когда ты молод, то еще долго цепляешься за нее – даже после того, как уже знаешь, что впереди ждет тупик. Когда понимаешь, что оба должны наконец отпустить друг друга, но это настолько трудно и тоскливо, что так и тянешь до последнего – пока боль от того, что продолжаешь упорно держаться за кого-то, не перевесит боль утраты. – Не знаю, – повторил я. – Это было так давно… Единственное, что я знаю, так это что просто здорово опять с тобой повидаться. – Аналогично. – Она улыбнулась мне. – Итак, что нового? Я немного помедлил с ответом. – Не хочу прямо сейчас про это говорить. – Угу, вижу. Тем больше оснований все-таки попытаться. И вот так, после секундного колебания, я и поступил. Рассказал ей про стук в дверь и про фигуру, которую видел в лесу. Про то, что Билли больше нет в живых. – Ну что ж, – сказала Дженни насчет последнего, – я очень этому рада. – Я так и думал. Я знаю, что тоже должен. – Пожалуй, но ты всегда был более деликатным. – Она нахмурилась. – Так что, по-твоему, происходит? – Не знаю. Но помнишь кукол, которых сделал Чарли? – Помню, как ты мне про них рассказывал. – Кто-то вчера сунул мне такую в щель для писем. – Что?! Дженни резко остановилась рядом со мной, явно ужаснувшись. – Зачем кому-то такое делать? – вопросила она. Это был один из вопросов, не дававших мне покоя. До сих пор внимание, которого я удостоился, лишь пугало меня, не причиняя реального вреда. Тот, кто стоял за всем этим, совершенно очевидно задался целью меня от чего-то отпугнуть. Но теперь казалось, что все это идет по нарастающей – подводит к чему-то, – и я не мог избавиться от ощущения, что мне реально грозит опасность. Но был и вопрос, который пугал меня больше всего: «Кто?» – Не знаю, – сказал я. – Тебе нужно пойти в полицию, – сказала мне Дженни. Я посмотрел на нее. – Нет. Я всегда могу просто уехать. И стоило мне это сказать, как я понял, что сказал это совершенно серьезно – что эту мысль подбросили мне вчера вместе с этой чертовой куклой, пусть даже я и не признавался себе в этом вплоть до настоящего момента. Да, можно просто спастись бегством. Никакой закон не вынуждает меня торчать здесь, в Гриттене. Если я таким образом подведу свою мать, то все эти годы я уживался и с худшим чувством вины. И разве она сама мне не сказала, что мне нельзя здесь находиться? Да, у меня не было никакой нужды и дальше оставаться здесь. Дженни печально улыбнулась. – Не думаю, что тебе стоит поступать так и на сей раз, Пол. А потом протянула руку и коснулась моей руки. Это был первый наш физический контакт более чем за двадцать лет. Меня словно ударило током, и когда она не убрала руку, я ощутил, как по коже растекается приятное тепло. «Не думаю, что тебе стоит поступать так и на сей раз». – Потому что я в долгу перед своей матерью, так? – спросил я. – Нет, ты в долгу перед самим собой. И знаешь что? По-моему, какая-то часть тебя хочет этого. В конце концов, ты вообще не обязан был сюда возвращаться, так ведь? Ты не обязан был останавливаться в этом доме или заглядывать на чердак. Но ты это сделал. – Да. – Потому что в глубине души ты знал, что это просто нужно сделать. Я ничего не ответил. Через секунду Дженни убрала руку. – Ну, вот и пришли. Я отвел от нее взгляд и только тут сообразил, что мы стоим возле какого-то кафе на одной из главных улиц. Я был настолько поглощен разговором с ней, что совершенно не обращал внимания на мир вокруг. – Тогда я тебя тут оставлю, – сказал я. – Но спасибо тебе. – Эй, – всегда пожалуйста. И потом Дженни зашла внутрь, оставив меня на тротуаре в полном одиночестве, – только руку еще покалывало в том месте, которого она касалась. Ее слова тоже остались со мной, и я знал, что она права. Да, я могу побросать свои вещички в машину, и только меня тут и видели. Это было бы проще всего на свете. Но не было тем, что мне действительно нужно. И в этот миг я осознал, что касательно той куклы есть и еще один вопрос, на который нужно обязательно получить ответ. Выяснить не только «зачем?» и «кто?», но и «как?». Я не знал, что сталось с остальными тремя куклами, но как-то не припоминал, чтобы избавился от своей. В таком случае она должна была бы лежать в коробке вместе с остальным моим барахлом. Но это оказалось не так. И если мне подбросили мою собственную куклу, то как кто-то мог завладеть ею? В голову приходил только один ответ. Этот «кто-то» в какой-то момент должен был побывать в доме. 25 День еще только вступал в свои права, когда наконец пришли результаты вскрытия тела Билли Робертса, но Аманда уже валилась с ног. Она всегда недолюбливала отели. Или это они ее недолюбливали? Эта мысль на миг озадачила ее. А потом Аманда встряхнула головой, отхлебнула дрянного кофе и попыталась опять сосредоточиться на экране перед собой. Что было непросто. В числе прочей полезной информации, полученной при работе над делом, она выяснила, что сновидения приходят лишь в неглубоких фазах сна. Этой ночью неудобный матрас всеми силами старался держать ее в этой фазе как можно дольше и обеспечил их во множестве. Кошмарные сны, разумеется. С учетом того, что всяких ужасов за свою карьеру Аманда навидалась предостаточно, можно было ожидать, что и сниться после такого должно бы что-нибудь кровавое, жестокое и до предела реалистичное. Но тот дурной сон, который она видела чаще всего, выглядел на первый взгляд довольно безобидно. Вокруг – лишь сплошная чернота, бесконечное пустое пространство, словно во всем мире больше ничего не осталось, кроме этой совершеннейшей пустоты. Ни единого звука. Никаких реальных ощущений вообще, за исключением туго стянувшей голову тревожной мысли, что где-то здесь, в темноте, потерялся ребенок. Что он погибнет, если она его не найдет. И что она не успеет сделать это вовремя. Аманда всегда просыпалась от этого сна в состоянии полного смятения, с болью в груди – даже не столько с физической болью, сколько с гнетущим чувством беспомощности и отчаяния. Нынешним утром это ощущение было отягощено еще и паникой. Комната вокруг нее была почти столь же темной, как и обстановка кошмарного сна, и то немногое, что она сумела разглядеть в сумраке, казалось незнакомым и угрожающим. Детектив быстро села на кровати. «Где я?» Несколько секунд Аманда была не способна мыслить связно. В тот момент она опять почувствовала себя ребенком – отчаяние лишь росло при смутном осознании того, что отца нет в живых и что если она позовет, то никто не придет к ней на выручку. Ну по крайней мере прямо сейчас Аманда знала, где находится. В кафетерии отдела полиции Гриттена. До боли знакомая обстановка, классика жанра: крошечное помещение с бежевыми стульчиками и хлипкими складными столиками с отбитым по краям пластиком. Вся кухня – торговый автомат в углу. Аманда отхлебнула еще дерьмового кофе, добытого из него, и подумала: «Сосредоточься, женщина!» А потом открыла отчет о вскрытии на своем лэптопе. К нему были прицеплены фото, но пока она избегала смотреть на них. И к самому тексту отчета прекрасно подходило известное выражение «дьявол – в деталях», причем в прямом смысле слова. Она просмотрела изложенные в нем подробности, стараясь не терять хладнокровия. Приблизительное время смерти – вчерашний день, около одиннадцати утра. Этот пункт заставил ее поежиться. Аманда была уверена, что убийца все еще находился в доме, когда она туда приехала, и криминалистический отчет фактически подтверждал это. Когда она постучала, с обратной стороны двери таилось чудовище, глядя на нее в смотровой глазок. Господи, если бы она с ходу попробовала повернуть дверную ручку… Аманда всеми силами постаралась выбросить эту мысль из головы и продолжила чтение. Причиной смерти, судя по всему, стала жуткая ножевая рана на горле Робертса, но, как она и сама заметила на месте преступления, имелись также многочисленные иные повреждения, перечисленные в отчете: порезы лица и рук, сильные ушибы головы и тела, методично переломанные кости… Билли Робертса жестоко пытали перед тем, как в конце концов убить, а отметины вокруг запястий позволяли предположить, что на протяжении почти всего этого своего испытания он был скован наручниками. Собравшись с духом, она открыла одну из фотографий. Та крупным планом показывала, что осталось от лица убитого. Аманда слегка откинулась назад, передернувшись от этого зрелища. В ходе своих изысканий она уже видела фотографии Билли Робертса в юном возрасте, и та, что крепче всего застряла в памяти, была из какого-то газетного материала: неприветливое лицо, неподвижно уставившееся в объектив – то ли еще мальчик, то ли уже мужчина. Несоответствие между этим подростковым снимком и тем, что она видела сейчас, было разительным в любом возможном смысле слова. «Кто это сделал с тобой, Билли?» – подумала Аманда. Но, как всегда, больше не давал покоя другой вопрос. В данный момент он казался еще более важным, чем когда-либо.