– Это некая Оконева. – Оконева? Мой польский не так хорош, но разве эта фамилия не указывает на то, что она из простолюдинов? – Указывает, – покорно признался генерал. – Это служанка Олафа. Тем не менее это она сделала это открытие. А мой раздражающе честный кузен обязал меня передать эту информацию вашему величеству, прекрасно зная, что я и так задолжал Оконевой. – Задолжали? Самарин коротко изложил детали покушения на Анну. – Так эта женщина обезоружила адепта? – Нокаутировала его одним ударом, – сказал Самарин. – И ничего удивительного, я сам видел, как она поднимает трехпудовые мешки картошки, словно перышко. Я не хотел бы с ней драться. Губы монарха дрогнули, он не удержался и разразился смехом. – Я подумаю и об этой предприимчивой особе, – пообещал он. * * * Разговор с царем продолжался до одиннадцати ночи. Самарин зашел в свою комнату через служебное помещение, чтобы не разбудить жену. Он искупался, но не стал бриться, чувствуя себя невероятно уставшим. Что еще хуже, царь пригасил его на обед, а последнее, чего хотел генерал, – это близкий контакт с императрицей, которая с недавнего времени при каждой возможности передавала ему указания по поводу воспитания Алексея. Стараясь не шуметь, он вошел в спальню, но возле кровати горела лампа, а Анна читала книгу. – Наконец-то ты пришел, – воскликнула она, увидев мужа. – Что случилось? – Ничего необычного. Несколько дней назад я с Анастасией была в военном госпитале, но я не думала, что наш визит вызовет такую заинтересованность. – Какую заинтересованность? – беспокойно спросил генерал. – Что вы снова натворили? – Почему сразу натворили? Просто об этом написали в газетах, – сказала она, указывая на стопку журналов. – Это все столичные газеты? Анна кивнула. Самарин пролистал несколько журналов, останавливаясь на статьях об Анастасии. – Императрица будет недовольна, – сказал он. – Она захочет наказать дочь. Ты же знаешь, какая она. – Только через мой труп! – воскликнула Анна. – Ребенок не сделал ничего плохого. Если она ее накажет, я уйду с работы! Пусть Анастасию учит ее подруга, как ее там? Вырубова. Ты злишься? – тихо спросила она. – Нет, – устало вздохнул Самарин. – Я не злюсь. Просто у меня был тяжелый день. – Я приготовила кое-что для тебя, – у Анны быстро поднялось настроение. – Читай. – Ты получаешь польские газеты? – Да, читай уже, – настаивала она. – Вслух! Генерал взглянул на объявление, подчеркнутое красным карандашом. – Брачное объявление? – Читай! – «Злая, старая уродина, напишут только отважные джентльмены. Цель матримониальная». Это похвальная честность, – прокомментировал генерал. – Что тут дальше? «Михаил Прычков из Борков Яновских за нашим посредничеством заявляет: на той неделе от меня сбежала жена, блондинка, дерзкая, с выбитым нижним зубом и все время говорящая: а, чтоб тебя! Оставила меня, вдовца, с детьми и нетельной коровой и пошла по миру или во Львов, где у нее три кумы и один ухажер. Ничего еще баба, только сильно потеет и храпит на левом боку, когда печень пережимает. Потеряться она не потерялась, дорогу знает, только сама ушла, как ведром огрел ее, когда она вместо соли в картошку насыпала соды, и самого маленького Андрейка в животе перевернула, и прокляла тельную корову, из-за чего могла сглазить ее потомство, да и грешница она. Кто о ней знает, пусть уговорит ее вернуться, я сам по хате не справлюсь, а Анка ревет за ней как печная труба. Если не захочет возвращаться, пусть отдаст Баськино колечко и пусть скажет, где ключ от чердака, потому что Антек, как за сеном на чердак лазил, все портки порвал. Двадцать девять лет, и как уходила – была в красной юбке. Бога и добрых людей прошу, чтоб не обижали ее, а все, что о ней знаете, сообщайте мне, я телегой приеду, если плотник валек сделает, потому что она в печи им греблась, и он обуглился, старое не помяну и бить ее за это не буду». Генерал помимо воли улыбнулся и отложил газету. – Это намек, чтобы я не бил тебя ведром за твои проделки? А тебе не кажется, что у Михаила Прычкова проблемы посерьезнее наших? – И одно, и другое, – ответила Анна с притворной серьезностью. – И как? Получше? – Мне всегда лучше, когда ты со мной, – сказал Самарин. – Это было мило. И я думаю, что ты заслужил награду, – сказала она, поправляя очень соблазнительную ночную рубашку. – Но, наверное, завтра. Ты выглядишь уставшим. – Завтра, – согласился с ней Самарин, прикрывая зевок. Офицер погасил свет и обнял жену, прижимаясь к ее теплой груди. Он заснул, чувствуя под рукой ее спокойное сердцебиение. * * * Тамара Корсакова была молодой девушкой с красивым, слегка полноватым лицом и озорной улыбкой. В белом платье из органзы она напоминала ангела в женском обличье, а легкие, полные изящества движения и выраженные женские округлости делали ее привлекательной не только для двенадцатилетних. Без малейшего смущения она передала сумочку одному из солдат – было видно, что она проходила эту процедуру столько раз, что воспринимала ее как что-то очевидное. Самарин наблюдал за свечой Яблочкова, но в воздухе не появилась тень девочки. – Вы можете проходить, – сказал поручик Удалов с поклоном. Генерал подождал, пока барышня Корсакова не исчезла за поворотом коридора, и вышел из караулки. – И как? – нервно спросил он. Удалов движением головы перевел вопрос на сержанта. – Девица не имеет при себе никакого оружия, – отчитался тот. – Уверен? Знаешь, Пикулин, не так трудно спрятать нож в чулках или… – Александр Борисович, – отозвался солдат с упреком, – вы же знаете, кто я. Кем был, – сразу же исправился он. – В белье княжны Корсаковой только сама княжна Корсакова. Генерал откинул этот аргумент нетерпеливым жестом, но немного успокоился: Пикулин большую часть своей бурной жизни был карманником на улицах Петербурга, одним из лучших в своей области. – Где Матушкин? – В саду. – Я надеюсь, он не застрелит княжну, – произнес Самарин. – Я предпочел бы лично руководить этой акцией. – Вы не можете раздвоиться, – заметил Удалов. – Кто-то должен был принять решение, можно ли ей встречаться с цесаревичем. А вход в сад только один и хорошо освещен, она бы вас точно заметила, если бы обернулась. Не волнуйтесь! Полковник Матушкин справится. – Ну не знаю, – буркнул Самарин. – Я надеюсь. – С ним трое снайперов, – обрадовал его Удалов. – Это опытные люди, они не позволят, чтобы хоть что-то угрожало наследнику престола, и не убьют девочку, если даже она неожиданно обнимет цесаревича. – Что ей пришло в голову? – со злостью бросил генерал. – Она не могла заняться вышиванием или чем там еще занимаются дети ее возраста? – Благотворительностью, – добавил с ухмылкой Пикулин. – Мне нравятся барышни, занимающиеся благотворительностью. Но сейчас только платонически, зато раньше у меня был хороший урожай во время сбора денег для бедных и нуждающихся. Можно сказать, что я им помогал, поскольку сам был нуждающимся. Удалов смерил подчиненного сердитым взглядом, но было видно, что он с трудом сохраняет серьезность. – Кстати, о благотворительности, – сказал он, обращаясь к Самарину. – Несколько офицеров хотят обратиться к царю с просьбой, чтобы княжна Анастасия стала покровительницей их полков. – А мы надеялись, что скандала не будет, – с неохотой ответил генерал. – Судя по всему, Вырубова уже была у ее величества со стопкой газет. – И что с того? Ведь Дьяволенок не сделала ничего плохого. – Это только предлог, и дело не в Анастасии, – устало пояснил Самарин. – Положение учительницы какой-то из принцесс – это лакомый кусочек, особенно если учительница из высшего общества и к тому же подружится с подопечной. Многим не нравится, что именно графиня Самарина получила эту должность. А может, ударив по Анне, кто-то хочет ослабить мое положение при дворе? Такие уж тут игры, – закончил он с иронией. – Я предпочитаю игры среди фартовых, – с отвращением прокомментировал Пикулин. – Там подобные вопросы решаются с помощью кастетов или ножей. Раз и навсегда. – Я бы тоже так хотел, – горько ответил Самарин. – Мадам Вырубову кастетом? – спросил Удалов с притворным возмущением. – Может, не мадам, а того, кто за ней стоит, – буркнул генерал. – Лично… – Он замолчал, заметив Тамару Корсакову.