– Вы правы, – вздохнул он. – Но я сделаю это по-своему. – Конечно, вы лучше знаете своего кузена. А сейчас, что насчет моего предложения? Вы займетесь воспитанием Алексея? – Да, – решительно ответил генерал. – А ваша жена… – Об этом вы должны спросить Анну. Я так понимаю, что никто уже не сомневается в ее верности? – Не сомневается. Ники боялся, что ваша жена в сговоре с бандитами из Amici Mortis. Это было предположение тайной охраны, – быстро добавил он, видя потемневшие от гнева глаза Самарина. – Последние события опровергли это предположение, кроме того, я достал рапорт тайной охраны, который генерал Глобачев, похоже, не собирался мне передавать. – Это про инцидент в Новоминске? – Да. – А вы знаете, что этот жандарм имел наглость навестить меня? – Знаю. Даже знаю, чем ему угрожала Анна Петровна, – ответил Воронцов, улыбаясь. – Не смотрите на меня так, пожалуйста, я отвечаю за домашние дела, то есть за безопасность царской семьи и особ, связанных с ней. У меня нет таких возможностей, как у тайной охраны, но я кое-что знаю. Самарин нахмурил брови, не зная, как относиться к заявлению советника: было ли это предупреждение или, наоборот, выражение симпатии? – Моя жена не хотела… – начал он. – Я считаю, что Анна Петровна полностью оправдана, – прервал его советник. – Поскольку, похоже, господин Глобачев становится слишком самостоятельным и думает, что лучше всех знает, что хорошо для империи и его величества. Ничего нового среди офицеров тайной охраны, но в этот раз он перешел грань, поскольку ваша жена одна из кандидаток на воспитательницу Анастасии, и царь не простил ему припрятанного рапорта, который мог уже давно очистить ее от подозрений. – Не простил? – подхватил Самарин. – Глобачеву светило повышение. Сегодня утром император вызвал его во дворец и выразил недовольство по поводу этого, как он выразился, «инцидента». Теперь, ясное дело, не будет никакого повышения. Это своего рода заявление: «Не переходи дорогу графу Самарину и его жене». Это было необходимо, коль вы собираетесь стать наставником Алексея, иначе любой бы из чистой вредности пытался всячески препятствовать вам. Разговор прервало появление Анны и детей. Алексей выглядел взволнованным, Анастасия – утомленной визитом к больным. – Как впечатления? – спросил Самарин. – Они мне честь отдавали, – сказал цесаревич. – А я не знал, должен ли я ответить им. В конце концов, я же не офицер. Правда, во время последнего парада папа позволил мне это, но я не слушал его объяснения почему, – признался он. – Должен, – ответил генерал после минутного размышления. – Это правда, что ты не офицер, однако, как покровитель полка, ты можешь ответить на салют. – Я пожимал им руки, – с беспокойством сказал цесаревич. – Я неправильно поступил? – Это были офицеры? – Да. – Нет, это тоже приемлемая форма приветствия, но в случае с солдатами стоит ограничиться салютом. – Я запомню, – пообещал Алексей. – Мы можем уже возвращаться? – нетерпеливо вмешалась Анастасия. – Через минуту, – пообещал Воронцов. – Алексей, генерал Самарин согласился стать твоим наставником. – Правда? – просиял наследник престола. – Вы научите меня воевать? – Я думаю, что мы можем начать с уроков фехтования. Анастасия вопросительно посмотрела на пустой рукав генерала. – Доктор Рудницкий утверждает, что рука отрастет, – сказала Анна небрежным тоном. – А пока инструктором твоего брата может быть кто-то из офицеров Конвоя. – Я бы хотела, чтобы Олаф Арнольдович стал моим наставником, – сказала девочка, надув губы. – Он когда-то сделал для меня дракона. – Пока это невозможно, мой кузен очень занят, – пояснил Самарин. – Но вы мне скажете, когда он приедет? – Конечно, ваше высочество, – с улыбкой поклонился генерал. Девочка захихикала и ответила ему реверансом. – Графиня? – спросил Воронцов. – Еще сегодня я должен доложить царю, согласны ли вы учить нашего Дьяволенка. Анастасия с удивлением посмотрела на Анну. – У меня уже есть учителя! – дерзко заявила она. Воронцов прокомментировал это заявление красноречивым поднятием бровей. – Ну, почти все, потому что математичка отказалась, – добавила она тише. – Это стоит объяснить, – сказал советник. – Графиня должна знать, с кем будет иметь дело. – Она нашла жабу в кровати, – прошептала девочка, опустив голову. – Только одну? – улыбнулась Анна. – Я когда-то подложила подруге под одеяло аж три. А воспитательнице засунула под подушку ужа, но нарисовала ему на спине зигзаг, и он стал похож на гадюку. Самарин вздохнул и закатил глаза: на лице Анастасии появился неподдельный интерес. – И что? – спросила она, затаив дыхание. – Вас наказали? – За жаб – нет. Никто не подумал, что это я, меня считали воспитанной ученицей. К сожалению, со змеей было хуже, поскольку все начали визжать от страха, а я не сдержалась и громко засмеялась. Я полгода не могла видеться с родителями, получила дополнительные занятия. – Вышивание? – спросила она сочувствующим тоном. – И вышивание, и подготовка учебных пособий: много месяцев делала из картона геометрические фигуры. – А я за одну только жабу… – Мне тогда было десять лет. Когда я стала старше, то больше не прибегала к таким методам, стыдно было. – А что мне делать, если кто-то меня раздражает? Большая Пара все время смеялась надо мной только потому, что я однажды перепутала экватор с параллелью. – Большая Пара? – Это княжны Ольга и Татьяна, Анастасию и Марию называют Маленькой Парой из-за того, что они моложе и живут в одной комнате, – тихо пояснил Воронцов. – Ну, способы есть. И это точно не жабы в кровати. Сколько тебе лет? – Пятнадцать. – Ты почти взрослая барышня, а подкидывать жаб – это для детей. – Какие способы? Анна наклонилась к уху Анастасии и что-то зашептала. – Ну, не знаю, справлюсь ли я, – отозвалась девочка с сомнением в голосе. – Это не так трудно. – Графиня? – спросил Воронцов. – Я не хотела бы учить кого-то, кому я не нравлюсь, – с колебанием ответила Анна. – Спросите, пожалуйста, княжну. – Анастасия? Тебе подходит Анна Петровна или мне искать другую учительницу? – Не нужно, – быстро ответила девочка. – Я хотела бы, чтобы меня учила графиня Самарина. «Ну вот и решили, – подумал генерал. – Моя уважаемая супруга за несколько минут укротила маленькую проказницу, с которой годами не могли справиться другие учителя. Только что из этого получится? Если эти две негодницы споются, царскую семью ждет много сюрпризов…» * * * Самарин потянулся к телефону, отдернул руку и снова потянулся. Он был не в восторге от мысли снова обращаться за помощью к Олафу, однако видение нападения на дворец сломило его сомнения. Решительным тоном он потребовал соединить с Варшавой и назвал адрес Рудницкого. Олаф ответил сразу, в его голосе чувствовалось беспокойство. – Как рука? – спросил он.