Потускневшие глаза Амии поднялись вверх, скользнули невидящим взглядом по фигуре брата, метнулись за его спину. Она замерла, скрюченные худые пальцы царапнули ткань юбки. Заострившиеся черты лица страшно исказились, когда она увидела стоявшего у самого выхода человека. Вэл задержала дыхание, встречая горящие черным безумием глаза некогда одной из самых влиятельных женщин, которых она знала. Амия смотрела на нее, затаившись как змея, грудь ее не поднималась, замерев без малейшего движения, будто она не дышала. Холодная, с белым как полотно лицом, обрамленным черными длинными прядями спутанных в колтуны волос. Запавшие глаза ее блестели безумием, и сложно было поверить, что всего несколько дней назад эта сумасшедшая почти что старуха была роскошной и красивой молодой женщиной. Вэл видела впалые щеки и лоб: мертвенно-бледные, как из воска. Пляшущие тени искажали некогда прекрасные черты лица, превращая его в посмертную маску. И оттого становилось почти что страшно — живая, она, как никогда, была похожа на мертвеца. Посиневшие дрожащие губы приоткрылись, и тихий сип раздался из впалой груди. Вэл сглотнула, сжимая кулаки. Необъяснимая дрожь неприятно скользнула по спине. Проснувшийся было безотчетный страх отпустил, сменившись инстинктивным отвращением: склизкое, как недавняя гнилая солома, оно скользнуло по венам, смешиваясь с бурлящей кровью. — Ты… — не голос, а сухое карканье резануло по ушам, холодком проводя по затылку, — мразь. Поганая мразь! Раза шевельнулся, чуть повернув голову, — Вэл не увидела, а почувствовала его взгляд. И этот взгляд, наверняка полный беспокойства, вдруг отрезвил. На стенах и потолке плясали тени. Запах жаровни ударил в нос — запах огня и дыма. — Мразь… — повторила Амия скрипучим, как несмазанная петля, голосом. Чужим, не своим, украденным у уличной пропитой побирушки голосом. Раза ничем не выдал своего недовольства, но произнес так, словно льдом по коже провел: — Замолчи, Амия. Она засмеялась. Совершенно как сумасшедшая нищенка, просящая милостыню у дверей церкви, — Вэл всегда избегала подобный сброд, боясь подхватить какую-нибудь заразу от немытых годами тел. — Разрешил своей шлюхе глумиться надо мной? — зашипела Амия, подавшись вперед, с неприятным звуком стукнувшись коленями об пол и дергано подобрав под себя полотняную серую юбку. — Глупый мой брат, когда же ты поймешь, что она будет предавать тебя раз за разом до тех пор, пока, как пиявка, не высосет из тебя все соки! Амия выплюнула последние слова, не смотря на Раза, не отрывая лихорадочно блестевших глаз от замершей у стены Вэл. Сила жила в этом худом сломленном теле, но Вэл не сомневалась — ее пытали. Мучили, может быть, щадя, ведь Раза любил ее. Любил, но бросил в темницу, когда рассеялись последние сомнения. И в этот раз он не вел никакую странную и изматывающую игру. Вэл не знала, в чем именно призналась скрючившаяся на полу женщина, но и того, что рассказал Шейн, было бы достаточно, чтобы никогда не увидеть свет солнца, навсегда сгинув в сырых подвалах темницы. — Пока что благодаря твоим стараниям предавал ее я, — резко и жестко ответил Раза. Вэл захотела уйти. Захотела развернуться, скользнуть в проем двери и закрыть ее за собой, отсекая возможные звуки. Не хотела видеть и слышать ни случайного жеста, ни краткого слова. Но осталась, стиснув челюсти. Потому что теперь она была совершенно точно уверена, что Раза нуждался в ней. Никаких сомнений — потому и не настаивал на ее уходе, что не хотел переживать это в одиночку. Возможно, он просто и не мог. Сестра, которую Раза любил просто потому, что не мог приказать своим чувствам, просто потому, что они были как нечто непреложное по отношению к красивой черноволосой женщине, — любила ли она своего брата хоть когда-нибудь? Вэл помнила рассказы Зеффа о непрекращающихся конфликтах и излишней амбициозности Амии. Помнила жесткого и непреклонного отца, который считал свою дочь более разумной, чем эмоционального, но старающегося выглядеть безразличным сына. Отец ли взрастил в Амии то, что его сыну пришлось ощутить в полной мере на своей шкуре? Или она просто была такой с самого начала — беспринципная, готовая на все, лишь бы подняться выше. Даже на то, чтобы заставить собственного брата поверить в свою любовь. Сердце застучало в висках так громко и сильно, что заглушило все остальные звуки. «Сильно ли ты отличаешься от нее, Валлери? Вы совершенно разные, как свет и тьма, и цели ваши различны, но методы абсолютно одинаковые». Мысль обожгла как кипятком, раскаленным маслом окатила внутренности. Сознание просто отказывалось это воспринимать. Вэл мотнула головой, сбрасывая наваждение. Она знала себя. А потому потянулась вниз, не страшась узреть сокрытую во тьме правду. Из самых темных глубин, из-под толщи тяжелой воды, с самого дна она подняла нескончаемо важное чувство — то чувство, что навсегда приковало ее к Раза. Она хотела стряхнуть мокрый песок и прочитать его, озвучив для самой себя. Она знала его, ощущала его кожей и не могла ошибаться. А потому задохнулась, когда увидела истинное внутренним взором, озаряясь пониманием. Схватила ртом воздух и сглотнула, опуская глаза. Темные пряди волос скрыли ее остекленевший на миг взгляд. Не просто любовь. Нет. Больше ее, сильнее, страшнее. То, что не имеет определения. Невероятная, изводящая, мучительная любовь на грани. Сильная и непоколебимая. Глубокая и въевшаяся в кожу, зарубцевавшаяся шрамами на самом сердце. Почти необъяснимая после всего, что они пережили. И это вдруг показалось самым настоящим и правильным. Вэл попыталась кашлянуть, прочистить горло, но с неприятием обнаружила, что там только сухая пустыня без малейшей капли влаги. «Хватит. Оставь это. Сейчас ты нужна Раза». Мысль свежим ветерком ворвалась в воспаленное сознание. Все домыслы и сомнения вдруг оборвались, как натянутая до предела лопнувшая веревка. Они оба начали эту историю когда-то, и им же двоим предстояло ее завершить. Заглянуть в глаза своему разбитому прошлому казалось сложным, но Вэл постаралась. Она облизала растрескавшуюся нижнюю губу, поднимая подбородок; кивком головы откинула непослушную прядь с прищуренных глаз. И посмотрела прямо в черные бездонные радужки, различая плещущееся в них голое безумие. Амия сошла с ума — Вэл поняла это со всей ясностью, едва что-то ненормально-темное, выглядывающее из глубины подернутых пеленой глаз коснулось ее. Амия потеряла себя. Оттого ли, что все ее планы рухнули в одночасье, уничтоженные вдруг скинувшим покров слабости братом, или оттого, что она потеряла дорогого себе человека, — Вэл не знала, да и не хотела знать. Возможно, Амия и вправду любила Зена. Возможно, его смерть ударила по ней, сокрушая до основания, как ударила бы по Раза смерть слабой человеческой девушки с ясными голубыми глазами, которой он когда-то спас жизнь. Вэл не понимала, хочет ли знать ответы на свои вопросы. Имело ли теперь значение все, что вело Амию против своего брата? Она осознавала только, что когда-то давно Амия совершила большую ошибку, начав хитрую игру. Промах за промахом, случайность за случайностью — или же счастливое стечение обстоятельств, — но Вэл оставалась жива, а привязанность Раза становилась все сильнее. Возвращение Вэл сломало все ее планы, вспугнуло, заставив действовать поспешно. Она шагнула дальше, организовав убийство Кара, сделав решающий ход, должный уничтожить Раза. Но Амия снова ошиблась, так и не поняв, насколько сильна была необходимость ее брата в обыкновенном человеке. Вэл была уверена: соли больше не будет. Дурманящая настойка перестала иметь власть над Раза с того момента, как Зверь ощутил ласковое прикосновение руки своей единственной, необходимой как воздух. Все осталось в прошлом: и былая слабость, и одинокие вечера в своем кабинете, и боль, раздирающая душу изнутри, скребущая, как тот самый Зверь, шерсть которого мягко сминалась под пальцами Вэл. Амия заигралась и не видела очевидного. Все, что ей следовало сделать давным-давно, — это любыми способами убить человеческую девчонку, привязанность к которой у ее брата была куда сильнее, чем к любому веществу или живому существу в этом мире. Амия упустила свой шанс. — Ты жалок. Ты всегда был жалок, брат. — Увядшее, осунувшееся лицо, потерявшее краски, исказилось гримасой ненависти. Амия перевела бегающий, пугающе-ненормальный взгляд на замершего на месте Раза. — С самого детства ты был никчемным, неспособным слабаком. Чего мне стоило вытянуть тебя, поднять вверх, и теперь ты отдаешь все это… человеку? Все, чего ты добился лишь благодаря мне, — ты отдаешь своей шлюхе? Ведомый жалкий пес. — Пузырьки слюны выступили на серых потрескавшихся губах. Амия смолкла, грудь ее поднялась в тяжелом вздохе. Горящие презрением глаза впились в бледное лицо Раза, не отпуская. — Тобой всегда кто-то будет управлять. Но… эта мразь… человек… как низко ты пал! Краем глаза Вэл заметила невнятные движения дознавателей. Съежившиеся у скамьи, они явно чувствовали себя лишними. «Не вы одни, — хотелось сказать Вэл. — Не вы одни мечтаете убраться отсюда». Раза долго молчал. Он смотрел на свою сестру, не двигаясь, точно превратившись в камень. Вэл отдала бы многое, чтобы узнать его чувства и забрать их себе, пусть и сгорая от боли, но подарив так необходимое ему спокойствие. Она вздрогнула, когда Раза заговорил. Голос его звучал ровно, почти расслабленно. — Видимо, наш недавний разговор прошел для тебя даром. Повторю — ты перешла черту, Амия. То, что ты сотворила с Кара… — он замолчал, казалось, с трудом удерживаясь от необдуманных слов, не меняясь в лице, — и все, что я теперь знаю о тебе… о том, чему я позволил случиться… Вемир уже озвучивал мое решение, но я спрошу еще раз — ты понимаешь, что должна умереть? Амия засмеялась вновь. Смех ее поднялся под потолок, обрушившись на головы присутствующих словно ледяным дождем. Вэл поежилась, безотчетно вжимаясь в стену, чувствуя лопатками твердость сырого камня, и посмотрела на опустившего взгляд Вемира, медленно и тяжело выдыхая. — На все твоя воля, наместник. — Длинные тонкие пальцы заскребли плиты пола.