Первые недели зимы, принесшие с собой холод и сухой колючий снег, казались тоскливыми и полными мрака. Дни становились короче, ночи темнее, а редкое зимнее солнце успевало уйти с небосвода к моменту, когда Вэл отправлялась домой. Она поймала себя на странной мысли, что ей удивительным образом начинали нравиться долгие вечера в кабинете наместника, наполненные скукой, отрывистыми разговорами и редкой нежностью. Раза, молчаливый, погруженный в ворох бумаг, нечасто позволял себе отвлечься на свою утомившуюся от безделья гостью. Однажды, заметив унылое выражение лица Вэл, он, виновато улыбнувшись, объяснил свою занятость стечением обстоятельств, обещая как можно скорее разобраться с нахлынувшими делами. Она улыбнулась в ответ, наблюдая, как от ее улыбки исчезает проскользнувшее напряжение в темных глазах. Она была нужна Раза. Вэл чувствовала это. И каждый раз, когда мыслей ее касалось понимание происходящего между ними, глубоко внутри начинал ворочаться гладкий, скользкий и очень кусачий зверек. Вэл ненавидела свое сомнение. Она хотела отринуть воспоминания, причиняющие боль, хотела перестать чувствовать режущие осколки разбитого прошлого. Желание искоренить былое казалось малодушием, но это желание было искренним. Вэл признавала это, не узнавая себя, словно заглядывая в кривое зеркало. Забыть прошлое, вычеркнуть боль — и отдаться волнующему настоящему. Но густой колючий терн, опутывающий сердце, лишь крепче сжимал мягкую плоть, впиваясь колючками, проливая капли алой крови. Черный зверь оставался черным зверем, преступившим через то, что было дорого ей. И этого нельзя было забыть. Нельзя было предать память, даже желая освобождения. Каждый вечер несколько часов вдвоем в просторном, все еще впечатляющем роскошью кабинете — и становилось только хуже. Вэл жаждала избавления и спокойствия, боясь, что иначе не выдержит, сорвавшись, потеряв или обретя себя иную. Неизвестную. Верное решение нашлось: заходя в кабинет и поднимая глаза, встречая приветливую улыбку в глазах Раза, Вэл оставляла за спиной их прошлое. Пусть на время, пусть это казалось игрой, но игра эта была необходима ей как воздух. Понимал ли это Раза, Вэл не знала. Она не задавала вопросов и не получала ответов. Неделя тянулась за неделей, и навязанная необходимость видеть Раза каждый вечер незаметно превратилась в приятную привычку. Иногда Вэл молчала и страдала от безделья, листая очередную книгу, не вчитываясь в смысл сухих слов, а порой, не в силах изображать занятость, дразнилась, откровенно не скрывая игривого настроения. И тогда Раза откладывал все свои дела и привлекал ее к себе, лаская со всей теплотой, на которую был способен. Вэл млела от его прикосновений. Рвущая душу позабытая нежность на грани с почти ощутимой болью, не переходящая границ. Заботливые руки, касания губ, ласковые пальцы, обнимающие и поглаживающие волосы. За закрытыми дверями кабинета не существовало никакой шлюхи наместника. Пусть стража шепталась, пусть вслед ей летели бранные слова и насмешки — Вэл узнала правду. Здесь она была Второй Раза. Мучительные и одновременно сладкие игры продолжались. Сегодня Раза даже не пытался делать вид, что занят своей ежедневной работой, — едва Вэл зашла в кабинет, он привлек ее в свои объятия. Уютная софа показалась маленькой для двоих, но Раза, похоже, это не смущало. — Ну же, Кролик. — Он легко подтолкнул ее к краю софы, и она послушно подвинулась, наблюдая, как он устраивается за ее спиной. — Иди ко мне. — Раза прислонился к мягкой спинке, обнимая Вэл за талию и притягивая к своей груди. Она откинула голову, упираясь затылком в его плечо, ощущая, как волосы скользят по тонкой кожаной куртке. Вэл ругала себя, понимая, что не может бороться с тем, что оказалось куда сильнее ее самой. — Ра, могу я задать вопрос? Уютно устроившись в кольце его рук, она чувствовала себя побежденной. Раза имел над ней власть, которую она не могла объяснить. Вэл помнила все: и причиненные ей унижения, и боль, и звериную жестокость черного пса, и запрятанную глубоко в душе смерть невинного мальчишки — но, к своему стыду, все это переставало иметь значение, когда Раза был так близко. Она приказала себе оставить ненужные терзания. Могла обойтись и без приказов — тело все решило за нее, растворяясь в охватывающем его пламени. — Конечно. Не стоит спрашивать. — Пальцы Раза неуловимо пробежались по волосам, погладили нежную кожу за ухом, вызывая дрожь, волной спустившуюся вниз по спине. — Зен. Откуда он взялся? — Голос прозвучал рвано, с нотками неуверенности. Вэл запоздало подумала о том, что не стоило начинать эту тему в тот самый момент, когда губы Раза коснулись ее шеи. Он на мгновение замер, а потом его горячее дыхание прокатилось по шее — Раза рассмеялся тихим смехом, прижимаясь губами к покрывшейся мурашками коже. — Тебя интересует Зен? Мы будем говорить о нем сейчас? Вэл сглотнула, против воли прижимаясь ближе, сильнее. Хотелось ощущать мужчину всем телом, пусть и через одежду. Она глубоко вдохнула, а затем медленно выдохнула через нос, стараясь успокоить зачастившее сердце. Не получилось. — Что произошло? Он что-то сказал или подходил к тебе? — Раза дотронулся ладонью до ее безвольной кисти, переплетая их пальцы. Вэл опустила взгляд, завороженно рассматривая большой, тускло сверкающий серебряный перстень. Символ власти. — А ему нельзя подходить ко мне? — не отрывая взгляда от кольца, пробормотала она. Былая решительность, подтолкнувшая задать мучающий много дней вопрос, медленно испарялась, как вода под жаркими лучами солнца. Раза. Ее Первый, пусть золотой браслет больше и не обвивает руку. И тут же пламенем окатило ясное понимание. Этот мужчина с пронизывающими черными глазами — наместник города, ставший Первым во всем, как говорил Шейн; тот, кого боятся и перед кем заискивают, добиваясь расположения или вымаливая прощение. И этот наделенный силой и властью оборотень со всей присущей ему нежностью обнимает слабую, когда-то предавшую его человеческую девчонку. Необъяснимая, невнятная, едва оформившаяся мысль вдруг напугала. Не стоило слушать Янису, не стоило задавать вопросы, которые могли вызвать лишние подозрения. Не нужно будить спящего зверя. — Никому нельзя подходить к тебе, — прошептал Раза прямо в ухо, проникновенно и не оставляя сомнений: он говорит не только о Зене. — Звучит ужасно. — Вэл дергано хмыкнула, чувствуя, как сердце-предатель на миг замирает. — Так что, Вэл? Что случилось? — Губы Раза вновь коснулись шеи, медленно и ласково скользнули ниже, дразня влажным языком. Она судорожно выдохнула, ощущая, как тело, изголодавшееся по ласке, отзывается на прикосновения. Дрожь пробежала по плечам, выкручивая мышцы. Вэл прикрыла веки, поворачивая голову навстречу мягким губам мужчины, желая почувствовать привычную боль его поцелуя. Раза будто не заметил этого жеста, лаская шею, и Вэл, неуверенно улыбаясь, отметила его ход. Игра продолжалась. — Ничего, — хрипло, сглатывая вязкую слюну, ответила она, с трудом пробираясь сквозь путаницу мыслей. — Просто мое любопытство. Кто он такой? Раза ответил не сразу. Он освободил ладонь, оставляя дрожащую руку Вэл, нежно погладил напряженный живот через мягкую ткань туники, дразня, медленно провел по кромке штанов. Вэл губами коснулась его высоких скул и кончиком языка тронула кожу. Еще немного, пожалуйста… пусть продолжает играть, пусть делает что угодно, только не останавливается… Спина вдруг вспотела. Она вновь сглотнула, вжимаясь в грудь Раза, ощущая металлическую застежку его куртки, впившуюся под лопатку. — Зен давний друг моей сестры. — Ладони Раза уверенно потянули ткань туники, скользнули под нее, вынуждая вздрогнуть от прикосновения пальцев к голой коже; поднялись выше, мягко проникли под нижнее белье, накрыли грудь и коснулись сосков, заставляя Вэл тихо заскулить, кусая губы. — Когда я занял этот кабинет, Амия очень помогла мне… — Подсунула тебе его? — Мысли путались, а слова, крутившиеся на языке, забывались, исчезая в тумане. Вэл, не сдержавшись, провела языком мокрую линию по щеке Раза. Щетина уколола, но Вэл это понравилось, как и нежная кожа под губами. Не поцелуй, не ощущение чужого языка во рту, которого она жаждала, но что-то настоящее, чувственное — необходимое. — Вэл, — тихо, но укоризненно произнес Раза, — что бы ты ни думала о нем, он очень умен. Может быть, он не нравится тебе, но нравится мне. Теплые ладони скользнули вниз, к пряжке кожаного ремня. Вэл затаила дыхание, внезапно испугавшись. Нежность и ласка, которые дарил ей Раза, вдруг показались ненастоящими, невозможными между ними. Она слишком привыкла к боли — к ожиданию боли. — Не сомневаюсь, — сглатывая подступивший к горлу ком, не в силах пошевелиться, вжимаясь в грудь Раза спиной, прошептала Вэл, — незаменимый помощник. — Я слышу ревность в твоем голосе? — Влажный язык Раза облизал ухо, спустился к шее, а пальцы легко справились с ремнем и шнуровкой штанов. Жар охватил непослушное тело, заставляя разлепить губы и втянуть ставший невозможно горячим воздух. — Ты хочешь, чтобы это была ревность? — сипло, со свистом вдыхая, прошептала Вэл, теряясь от прикосновения к чувствительной коже внизу живота. Подушечки пальцев огладили кожу, поднялись выше, очерчивая плавные линии: давно забытая ласка и нежность, жестокая в своей щедрости. — Да, я хочу, чтобы это была ревность, — твердо, без тени сомнения ответил Раза. Холодные упрямые слова — и все же выдал себя сбившимся, рваным дыханием. «Мой глупый зверь».