Капитан смотрел на эту косточку, молчал… И вдруг ему подумалось, что инородцы говорят, что от мамонта добра никогда не бывает, потому что он зверь нижнего мира, а в нижнем мире живёт смерть. И так же отец Авраамий, царство ему небесное, когда-то сказывал, что мамонт нечистый зверь, его в Ковчеге не было… Ну и так далее. Но ничего этого капитан вслух не сказал. Он же давно уже заметил, что спорить с адъюнктом бесполезно, он же всё знает, так он думает. И чёрт с ним! И не стал капитан говорить, что эти кости надо выбросить, пока солнце не зашло, и тогда, может, беду отведёшь… А так просто поднялся и ушёл к себе. Это было в воскресенье вечером, пятнадцатого мая. А шестнадцатого, то есть в понедельник утром… Глава 9 Капитан вывел своих на плац. Костюков ударил в барабан, Гуськов поднял прапор, остальные взяли на караул. Капитан уже хотел было скомандовать «вперёд на линию марш»… Но вдруг почувствовал что-то недоброе и обернулся. На комендантском доме, на трубе, сидел ворон и смотрел на капитана сверху вниз. Костюков продолжал бить зорю. Капитан махнул рукой – отставить! Барабан замолчал. Ворон ещё немного подождал, а после открыл клюв и каркнул. Капитан шагнул к нему и замахал руками, закричал: – Прочь! Прочь пошёл! Но ворон и не думал улетать, а только ещё раз открыл клюв, но уже беззвучно. Капитан обернулся к своим и велел: – Пыжиков, скуси патрон! Пыжиков ловко скинул с плеча ружьё и начал его заряжать. Тарантуй перекрестился. Ворон взлетел, завис над крышей. Капитан скомандовал: – Пли, Пыжиков! Пыжиков стрельнул. И промазал. Ворон взлетел ещё выше, сделал круг. Ситников скинул ружье и тоже начал заряжать… – Отставить! – сказал капитан. Ситников отставил. Капитан сказал: – Если Пыжиков промазал, то тебе чего уже! А ворон сделал ещё один круг, уже в два раза больший и в два раза выше, а после медленно развернулся и полетел на восток, к Колыме. А там и за неё, подумал капитан сердито, и там его сейчас ждут. И здесь тоже надо не зевать! – Ситников, принимай команду, – сказал капитан и развернулся, и пошёл. А во дворе было уже полно народу. Шутка ли – стреляли в крепости! Капитан шёл через двор. – Что случилось, ваше благородие?! – спросил Вакула-истопник. – Бабы переполошились! – Атч-ытагын к нам едет, – сказал капитан. – Птицу засылал. По ней стреляли. – Э! – сказал Вакула, усмехаясь. – Такую птицу хрен застрелишь! – Вот тут ты угадал, – ответил капитан, не оборачиваясь на Вакулу, и повернул к съезжей. Там на крыльце стояли адъюнкт, Черепухин и Орлов. Орлов был с ружьём и с мешком, как он это называл, для экспонатов. – Всё отставить! – сказал капитан. – Чукчи едут. Из крепости никому не выходить! Мало ли что у них на уме! – А сколько их? – спросил адъюнкт. – И откуда ты узнал? – Атч-ытагынов ворон прилетал, – ответил капитан. – Пыжиков стрелял и не попал. А он никогда не промахивается! Значит, это его ворон. – А… – опять начал было адъюнкт… Но капитан его уже не слушал, а увидел идущую к нему Матрёну и сказал ей, что едут чукчи, их надо встречать, пускай бабы начинают стряпать и сразу накрывать на стол. Матрёна спросила, сколько их, капитан ответил, что не знает, потому что сам он видел только ворона. Пока он это говорил, пришёл Хрипунов с тремя казаками и сказал, что их ещё с десяток подойдёт сюда, а остальных он оставляет на посаде, скрытно. И пусть капитан даст пушку, хотя бы одну. На что капитан ответил, что одну пушку можно взять на чердаке и там же пушечный припас по ящикам. Казаки сразу же полезли на чердак, а Хрипунов спросил, в чём дело. Капитан рассказал про ворона. Да, это он, сказал Хрипунов, вот только чего ему надо? Капитан пожал плечами. Хрипунов ушёл. Казаки стащили с чердака пушечку, это был старый двухфунтовый фальконет, и потащили его по двору, а после вытащили через ворота и потащили по улице. Капитан расхаживал туда-сюда, сердито поплёвывал, поглядывал по сторонам и на своих. Свои, то есть Ситников с командой, поднялись на стены, а внизу остались только Тарантуй и Мешков, они стояли при воротах. Потом к ним подошли казаки, восемь ружей, а не десять, как обещал Хрипунов. Ну и ладно, подумал капитан, может, всё это зря, может, это вообще был не Атч-ытагынов ворон, а просто залётный, и Пыжиков просто промазал. Может Пыжиков когда-нибудь промазать? Может! А теперь он ходит по стене, волнуется, потому что если это был всё-таки Атч-ытагынов ворон, то Пыжикову это так просто не сойдёт, ведь же на кого он руку поднял?! Надо будет выписать ему отрез сукна, аршинов двадцать, не меньше, вот где его жена обрадуется, а то от этого Пыжикова она имеет только одну головную боль. А тут вдруг отрез! А… Но дальше капитан подумать не успел, потому что засвистели. Капитан осмотрелся и увидел, что с вышки над посадскими воротами замахали рукой – едут, едут! Потом оттуда же показали руками, что едет одна упряжка. Потом показали, что с ней десять копий. Какая ерунда, подумал капитан, поправил шапку, разгладил усы и положил руку на черен сабли. Послышалось звучное гиканье, мягко затопали копыта. Снег громко захрустел. И он хрустел всё громче и громче, а потом вдруг резко перестал. Это они подъехали к воротам. Потом кто-то постучал в них. – Кто идёт?! – громко спросил Мешков и снял ружьё. – Атч-ытагын со своими людьми, – послышалось из-за ворот. – Первый тойон за Великой рекой. – А где его тамга? – спросил Мешков. – Его тамга – его люди. – А к кому он идёт? За воротами немного помолчали, а потом ответили: – К первому тойону с этой стороны. Мешков повернулся к капитану. – Открывайте! – велел капитан. Мешков и Тарантуй стали открывать ворота. Открывали не спеша, ворота были смазаны и не скрипели. А когда они открылись, во двор комендантского дома, правильнее, на крепостной двор, конечно, въехала оленья упряжка, и в ней сидел Атч-ытагын, а следом за ним вбежали десять воинов, все с копьями. Атч-ытагын был одет просто, в старую кухлянку, и он был без шапки и без рукавиц, волосы у него были густые, чёрные, торчали копной, а щёки толстые, надутые, а глазки узкие как щёлки. Что в них было, разве разберёшь? Да капитан и не стал разбираться, а сразу спросил: – Здоровы будем, тойон, с чем к нам пожаловал? – Да вот мимо ехал, – сказал Атч-ытагын, – дай, думаю, заеду. Давно же не видел! – Это хорошо! – воскликнул капитан. – А я знал, что ты заедешь! – Откуда знал? – спросил Атч-ытагын. – А твой ворон сюда прилетал, – ответил капитан. – Почему мой? – Да потому что ловкий. Мы в него стреляли, не убили. Значит, твой! Они засмеялись. Тойон даже утёр глаза от смеха. А капитан ещё спросил: – А где он сейчас? – Домой полетел, покормиться. Он же только дома кормится. – Тогда пойдём и мы покормимся. Мои люди нам много чего хмельного приготовили! И с этими словами капитан подал Атч-ытагыну руку. Но тот её не взял, как будто не заметил, а сам легко встал с нарт и пошёл рядом с капитаном к съезжей. Там на крыльце уже никого не было. И в самой съезжей, в горнице, тоже. И там было очень просторно, потому что стол был отодвинут к дальней стене, а пол плотно устлан оленьими шкурами. На шкурах там-сям уже стояли яства и запивки. Капитан расстегнулся, снял саблю и положил её на край стола, а сам сел на пол, на шкуры. Атч-ытагын тоже снял пояс, а на нём у него были нож и кисет, и положил всё это рядом с саблей, а сам сел напротив капитана, осмотрелся и довольно облизнулся. А девки продолжали накрывать, сновали туда-сюда по шкурам и молча улыбались. Атч-ытагын изловчился и схватил одну из девок за ногу. И не отпускал! Девка заскакала как коза и вырвалась, и убежала. Атч-ытагын негромко засмеялся. Капитан молчал, ждал, когда все девки выйдут. Наконец они все вышли, стало тихо. Капитан взял свою чарку и посмотрел на Атч-ытагына. Атч-ытагын взял свою. Капитан кивнул, и они чокнулись и молча выпили. Закусили и ещё раз так же выпили. После чего капитан достал белый платочек, медленно утёр им губы и спросил, как дела. Атч-ытагын перестал закусывать и начал очень подробно и нудно рассказывать про то, какая в этот год была суровая зима, как они много чего натерпелись, а после как они, наконец, откочевали с зимних пастбищ к морю, на луга, и как прошёл отёл, сколько народилось оленят, и от кого… И как на них вдруг пришли коряки, Хыпаевы люди, и немало их пограбили, потому что Атч-ытагын тогда был в отъезде и некому было отбиваться. А когда он вернулся и увидел всё это, то крепко разгневался, собрал всех своих лучших воинов и быстро пошёл на Хыпаевы стойбища. Тут Атч-ытагын остановился, помолчал, потом спросил: – Ведь это хорошо же? – Почему? – спросил капитан. – Потому что Хыпаевы люди, – сказал Атч-ытагын, – ваших ясачных сборщиков той осенью зарезали. Пять голов в крепость принесли! Я сам их видел! Капитан молчал. Атч-ытагын усмехнулся и прибавил: – И ещё кишки им всем выпустили. Хыпай – злой человек. Наши люди удивляются, почему вы ему это простили. – Как простили?! – рассердился капитан. – Дмитрий Иванович ходил на них, пожёг. – Мало пожёг! – сказал Атч-ытагын. – Так ты что, хочешь, чтобы мы опять на них пошли? – спросил капитан. – Нет, – ответил Атч-ытагын. – Не хочу. Я же знал, что ты побоишься идти, оробеешь. Поэтому я тогда сам сходил, пожёг две крепости и отогнал у них с пастбищ тысячу оленей. Хорошо откормленных! Очень хорошие олени, просто о! – И он поцеловал кончики своих пальцев, зажмурился… А потом быстро глянул на капитана и так же быстро продолжил: – Но нам столько много оленей не надо. Мы дадим тебе пятьсот оленей, хочешь?