– Так вот, – продолжал отец, – когда я почувствовал, что меня тянут вниз, я забарахтался и попытался выплыть на поверхность… – Его дыхание участилось, речь сделалась отрывистой. – И тут она схватила меня за запястье! Схватила и снова потащила в глубину. Я видел ее лицо, Джекс. Это была она, Лекси… – Он покачал головой. – Я уверен, что не ошибся. Не мог же я не узнать свою собственную дочь! – Страх и адреналин могут сыграть с человеком шутку и покруче, – сказала я, пытаясь вернуть разговор на твердую почву. – Ты сам сказал, что утопающий впадает в панику и перестает мыслить здраво. Тед выпрямился и посмотрел на меня в упор. – Так ты считаешь, я до того перепугался, что вообразил то, чего на самом деле не было? – Ты же знаешь, какая темная в бассейне вода. На глубине всего нескольких футов невозможно разглядеть собственную руку, даже если поднести ее к самому лицу! Он снова покачал головой. Похоже, мои слова его не убедили. – Нет, я не сомневаюсь, что ты что-то видел, – сказала я примирительным тоном. – Но мне хорошо известно, что в темноте воображение начинает работать на полную мощность и человек может увидеть… увидеть что угодно! Я действительно знала, что говорила, – знала на собственном опыте. Я и сама кое-что видела в этой воде. На мгновение мне снова вспомнилась та давняя ночь, когда я стояла на краю бассейна и смотрела в его черную воду. Что же померещилось мне тогда? И померещилось ли?.. – Лекси утонула всего несколько дней назад, и утонула именно здесь, в этом бассейне. Ты скорбишь о ней, и больше всего на свете тебе хочется увидеть ее снова. Все эти дни ты испытывал сильный стресс, поэтому, когда ты выпил лишнего, твой мозг частично утратил способность нормально функционировать. Вот почему, когда ты оказался в необычной и, прямо скажем, опасной ситуации, ты увидел не то, что есть на самом деле, а то, что ты хотел видеть. И это совершенно нормально, Тед! – Конечно, я понимаю. – Он отвернулся. – Как скажешь, Джекс. * * * Когда я наконец поднялась к себе в спальню, сестра уже ждала меня там. Конечно, не она сама, а ее портрет, но какая разница? Я совершенно забыла о нем и, увидев на подушке лицо сестры, невольно вздрогнула. – Ну, я и идиотка! – пробормотала я себе под нос. «И трусишка!» – прозвучал у меня в ушах голос сестры. Взяв с подушки портрет, я поставила его на высокий комод, но и оттуда Лекси продолжала следить за каждым моим движением. Не выдержав ее немигающего взгляда, я подошла к портрету, всмотрелась. В ее глазах – в темных, чуть расширенных зрачках – что-то было. Отражение? Да, это было отражение ее собственного отражения: Лекси на краю бассейна отражалась в глазах Лекси, которая отражалась в воде. Или… была в воде. Я вернулась к кровати и легла поверх одеяла. Сестра продолжала наблюдать за мной с комода. Вино, коктейль, кодеин и непонятное происшествие с отцом вымотали меня до крайности. Слава богу, головная боль не то чтобы улеглась, но, по крайней мере, перестала буравить мозг словно раскаленное шило, превратившись просто в тупую ломоту в висках. Мой телефон, который я поставила заряжаться перед отъездом в траурный зал, по-прежнему лежал на тумбочке, и сейчас я взяла его в руки. На экране я увидела уведомления о двух пропущенных вызовах и об оставленных на голосовой почте сообщениях. Одно было от Карен Херст, другое – от Барбары. Я набрала короткий номер и включила телефон на громкую связь. «Привет, Джеки, это Барбара. Я свободна завтра с часу до трех, попробуй позвонить мне в это время. Если не сможешь, пришли эсэмэску: попробуем придумать что-нибудь еще». «Привет, Джеки, прости, что снова тебя беспокою, но мне хотелось узнать, сумела ли ты связаться с Валери́ Шипи. Она так и не привезла Деклана в больницу, и я не знаю, где она и что с ней. На мои звонки она не отвечает. Попробуй дозвониться ей сама – быть может, тебе больше повезет. Честно говоря, я начинаю волноваться за мальчика. Позвони, если что-то узнаешь. Спасибо». Я еще раз проверила телефон. Пропущенных звонков от матери Деклана не было. Черт! Время было совсем позднее, к тому же я еще не совсем протрезвела. Придется позвонить ей утром. Я очень устала и вымоталась, но возбуждение прошедшего дня еще не оставило меня, поэтому о сне нечего было и думать. Пытаясь придумать себе какое-нибудь занятие, которое помогло бы мне успокоить взбудораженные нервы, я остановилась взглядом на коробках с записями Лекси. Крышка верхней коробки по-прежнему была открыта – я бросила ее, когда услышала шум у бассейна. Кое-как спустив ноги с кровати, я с трудом поднялась и, подойдя к коробкам, стала перебирать бумаги, гадая, сколько тысяч лет мне понадобится, чтобы привести их в порядок и разгадать их значение. Впрочем, попытаться все равно стоило, и я поднесла к глазам очередной тетрадный листок в мелкую клеточку. 3 июня Мне начинает казаться, что бассейн или как минимум вода, которой он наполнен, представляет собой живое существо. Невероятное, невозможное, но живое – такое же, как птицы или звери в лесу. И у этого существа есть свои инстинкты, желания, потребности. И главная из этих потребностей – голод… 6 июня Г-11 13 час. – 7,4 м Г-11 17 час. – 15 м Г-11 23 час. – больше 50 м! Невольно я вспомнила последний звонок Лекси, ее взволнованный голос на автоответчике: «Джекс! Джекс! Я действовала по науке. Сначала гипотеза, потом – эксперимент». На других листках я уже видела похожие записи и решила, что держу в руках отчет о результатах этого эксперимента, состоявшего, по всей видимости, в измерении глубины бассейна. Как ни странно, глубина изменялась в зависимости от времени суток. Как это может быть, спросила я себя и сама же ответила: никак. Потом я подумала о последних обращенных ко мне словах, прозвучавших из динамиков автоответчика. «Она здесь, Джекс. Боже мой, она все время была здесь!» Кто это – она?.. Вероятно, Лекси что-то почудилось, но она решила, что действительно что-то видит. Ведь померещилось же что-то Теду! Почему же тогда результаты измерений не могут быть плодом ее воображения, результатом деятельности больного рассудка? Хотела бы я знать: как давно она отказалась от лекарств? Я посмотрела на портрет. «Чем ты тут занималась, Лекс? И зачем?» Она не ответила (естественно!), а я подумала о том, как отец обвинил меня, что я не даю Лекси сказать ни слова, что я прерываю разговор еще до того, как он начнется. Наверное, если бы я захотела понять сестру по-настоящему, мне, возможно, это и удалось бы. Не исключено, что я сумела бы даже разгадать, что происходило у нее в голове в последние дни и недели, но для этого мне пришлось бы выйти за пределы моей зоны комфорта, пришлось бы разгадывать ее секреты, отыскивать следы и расшифровывать записи, какими бы бессмысленными и безумными они ни казались. Ну-ка попробуй, Джекс! Спорим, у тебя ничего не получится? Я повернулась к портрету. – А вот посмотрим!.. * * * Выйдя в коридор, я на цыпочках прокралась мимо закрытой двери бабушкиной комнаты, где спала Диана. В эти минуты я снова чувствовала себя девчонкой, которая намерена совершить ночной налет на холодильник или встретиться с Райаном, чтобы отправиться навстречу запретным приключениям при свете звезд. Правда, раньше со мной всегда была Лекси. Она шла первой и поминутно шикала на меня, чтобы я не очень шумела. «Ни звука, Джекс! Ну что ты топаешь, как бегемот? Ты разбудишь весь дом!» Подростками мы нередко нарушали бабушкино Правило Номер Один. Обычно Лекси будила меня среди ночи, шептала: «Вставай. Пора!» – после чего мы вместе спускались по ступенькам вниз и потихоньку выбирались через кухонную дверь в патио. Уже тогда я знала: если сестре захотелось поплавать в бассейне ночью, это означает, что она в очередной раз перестала принимать лекарства. Ночные купания успокаивали ее, благотворно воздействуя на беспокойный, мятущийся разум. Мне не особенно нравилось нырять в холодную воду, да еще в темноте, но я старалась не отставать от сестры. Добравшись до берега, мы сбрасывали наши фланелевые пижамы и беззвучно сползали в бассейн. В первые секунды вода казалась просто ледяной и у меня буквально перехватывало дыхание от холода. Каждое такое погружение казалось мне похожим на маленькую смерть, но я не могла не признать, что в нем было и что-то сказочное, волшебное. Мы с Лекси плыли рядом, и наши тела слегка фосфоресцировали в воде, члены немели от холода, но сердца громко стучали, и я с особенной остротой чувствовала себя живой. Помню одну картину: Лекси – ей тогда было уже семнадцать – сидит голышом на краю бассейна и курит, запрокинув голову и откинув на спину волосы. Капли воды стекают по ее телу, а она задумчиво пускает кольца и смотрит, как они уплывают высоко в небо – к темным тучам, закрывшим луну. И сейчас, спускаясь по лестнице, я словно наяву услышала ее шепот: «Вставай. Пора!» Лекси снова звала меня, и я беззвучно скользнула в кухню, не зажигая света. Там я открыла ящик буфета и достала электрический фонарь, который мы нашли, когда прибирались. Я щелкнула кнопкой, чтобы убедиться, что он работает, потом все так же тихо, чтобы не разбудить тетку и отца, вышла из дома через парадный вход. Как ни странно, я отлично понимала, что задуманная мною авантюра не имеет никакого рационального объяснения, но отказываться от своих намерений не собиралась. Отец и – до него – Лекси что-то видели в бассейне. Теперь я хотела взглянуть на это что-то сама. Подобный план мог родиться только в голове, из которой еще не выветрился весь алкоголь. Я очень хорошо это сознавала, поэтому придумала себе более реальную цель. Мне нужно убедиться, сказала я себе, что глубина бассейна не может достигать пятидесяти метров, что моя сестра ошиблась – или вообразила, – будто она может меняться в зависимости от времени. После этого (это я пообещала себе твердо) я пойду в дом, лягу спать и постараюсь забыть о своей дурацкой идее – о том, что записи моей сестры могут хотя бы отчасти отражать реальное положение вещей. В конце концов, размышляла я, логика всегда была моей сильной стороной. Даже на жизнь я зарабатываю тем, что помогаю людям переживать разного рода критические ситуации, и мне в общем-то не пристало тайком покидать дом, да еще ночью, чтобы измерить глубину бассейна, который не может – просто не может! – быть бездонным. Что за нелепая фантазия! Вымощенная плиткой дорожка, что вела вокруг дома к бассейну, все еще хранила тепло прошедшего дня; я отчетливо ощущала его ступнями босых ног. Калитка в ограде была заперта. Я отодвинула щеколду, и калитка отворилась с пронзительным скрипом. Надо будет смазать петли, машинально отметила я и потянулась к рубильнику, включавшему фонари, которые установила еще моя бабушка, любившая купаться ранним утром, еще до света. Но не ночью. Ночью она не купалась никогда. Нам это тоже было строжайше запрещено. Фонари не включались, хотя я дернула рубильник два или три раза. Должно быть, в них тоже не было лампочек. Днем мы с Дианой заменили все лампочки в доме, но проверить фонари возле бассейна нам просто не пришло в голову. Сейчас я, впрочем, думала не столько о лампочках, сколько о том, что в последний раз Лекс пришла к бассейну в полной темноте. Она сняла шорты и футболку и бросила на бортике – на том самом месте, где на следующий день их нашли Диана и полиция. А что, если лампочки в фонарях выкрутила или разбила вовсе не Лекси? Что, если она услышала какой-то подозрительный шум, доносящийся от бассейна, и пошла проверить? Что, если на нее кто-то напал? Но эта версия казалась сомнительной даже мне самой. В конце концов, полиция не обнаружила никаких следов борьбы и никаких следов незаконного проникновения. Смерть от несчастного случая – такой вердикт вынес коронер, и он ни у кого не вызвал сомнений. В самом деле, что тут странного, если психически нездоровая женщина с неустойчивым поведением и суицидальным мышлением бросается ночью в бассейн и тонет? Ничего странного. Все объяснимо, все понятно. Отчего печален ты, мой цветок осенний?.. Я включила фонарик и сделала несколько шагов к бассейну. Он чернел между гранитных берегов, неподвижный, черный, смутно угрожающий, и мне пришлось совершить над собой форменное насилие, чтобы не броситься наутек. До края бассейна оставалось еще несколько ярдов, но даже на этом расстоянии я почувствовала, что к острому минеральному запаху воды примешивается еще один не особенно приятный аромат, который, впрочем, был мне знаком. Да, порой от нашего бассейна попахивало и сыростью, и гнилью, и – как сейчас – тухлыми яйцами. Лично мне всегда казалось, что вода, которую бабушка называла целебной, должна пахнуть совсем не так, но бабушка продолжала утверждать, что стоит только нам в ней искупаться, и любую хворь как рукой снимет. Как рукой… Я вспомнила Глэдис Биссет, которая просила для мужа разрешения приходить к источнику, чтобы облегчить боль от полученных на войне ран, вспомнила Диану, которая налила банку воды для Терри. Должно быть, мать Райана тоже верила, что она поможет ей от склероза. Конечно, самовнушение – великая сила, но… Что же все-таки оцарапало Райану ногу? И кто сегодня приманил к бассейну моего отца? А я?.. Я-то зачем приходила сюда ночью много лет назад? Впрочем, со мной все было более или менее ясно. Виновата была Лекси, которая взяла меня «на слабо». Она сказала, что мне ни за что не хватит смелости прийти к бассейну ночью одной. День за днем она всячески изводила и дразнила меня, пока я, наконец, не разозлилась и не решила доказать, что смелости у меня достаточно. Было где-то около полуночи, когда я потихоньку выбралась из своей комнаты, спустилась вниз и вышла к бассейну. Ночь была черной как чернила, и мне пришлось ждать, пока мои глаза привыкнут к темноте. Но еще до того, как я начала различать что-то вокруг, от бассейна донесся громкий плеск. Сначала я вздрогнула, но потом подумала, что это наверняка Лекси. Она услышала, как я вышла из дома, и поспешила к бассейну, чтобы меня напугать. В полной уверенности, что это сестра, я вполголоса окликнула ее, но… Но никакой Лекси возле бассейна не оказалось. Сейчас я, однако, постаралась поскорее отогнать от себя это воспоминание. По правде говоря, стоять возле бассейна в темноте мне было очень страшно. Холодок пробежал у меня по спине, и я подумала, что самым разумным с моей стороны было бы поскорее вернуться в дом и лечь спать. Но сначала я должна все-таки подойти поближе… просто чтобы проверить, все ли в порядке… – А еще я хотела измерить глубину, – сказала я вслух и сама не узнала собственного хриплого голоса. Стараясь как-то подбодрить себя, я взмахнула фонариком и направила луч на бассейн. Вода в нем была совершенно неподвижна, но она почти не блестела, как любая нормальная водная поверхность. Казалось, темный прямоугольник бассейна способен поглощать свет, словно настоящая черная дыра, гравиполе которой затягивает в себя любую материю и энергию. На мгновение мне даже почудилось, будто даже вершины холмов за бассейном (в темноте я их, разумеется, не видела, но ощущала их присутствие) начинают понемногу склоняться в его сторону. Стараясь не смотреть туда, где прятались во мраке холмы, я двинулась вдоль бассейна к дальнему бортику, где располагался водослив. Именно там мы привязали надувной матрас Лекси. Я, конечно, не собиралась выплывать на нем на середину бассейна; про себя я решила, что измерю глубину только у бортиков. Проведем научный эксперимент, уговаривала я себя. Давай-давай, Джекс! Попробуй! Просто так, для прикола! Я посветила фонарем на матрас. Измерительная лента с грузиком была на месте. – Ну вот, все просто, – снова сказала я себе, надеясь таким образом справиться с овладевшими мною нервозностью и страхом. Взяв ленту в руки, я перешла к левому от меня углу бассейна, который, согласно нарисованным на бортиках координатным отметкам, имел обозначение А-1. Осторожно, чтобы не поскользнуться, я встала на краю бассейна, вытянула перед собой руку и опустила груз в воду. Потихоньку разматывая ленту, я чувствовала, как он задевает за неровные стенки бассейна, и крепче сжимала пальцы, словно боясь, что какая-то неведомая сила может вырвать измерительный снаряд у меня из рук. Я была уверена, что груз очень быстро достанет до дна. Так и произошло. Продолжая держать мерную ленту натянутой, я наклонилась, подсвечивая себе фонариком. Шесть метров и восемьдесят сантиметров. Тогда я перешла к квадрату А-2 и получила почти такой же результат. Медленно двигаясь вдоль бассейна, я измеряла глубину через каждый фут. Везде глубина составляла от 6,8 до 7,4 метра, то есть от двадцати до двадцати четырех футов. Многовато, конечно, для плавательного бассейна, но бездонным он определенно не был. Убедившись в этом, я даже почувствовала что-то вроде разочарования. Все-таки я привыкла считать наш бассейн как минимум необычным. Я хорошо помнила, как Лекси, надвигая на глаза очки для плавания, кричала мне: «Смотри, Джекси, смотри! Сейчас я донырну до обратной стороны мира!» Тогда я верила, что когда-нибудь она действительно сможет это сделать и, вернувшись, расскажет мне, что она там видела. Но теперь я сама, можно сказать своими руками, добыла доказательство того, что ни Санта-Клауса, ни пасхального кролика не существует. И как тут не разочароваться, не почувствовать себя обманутым?.. Ладно… Пора было уходить, но я все же забросила грузик подальше от бортика. Теперь лента уходила в воду под углом, а это означало, что измерение будет неточным, однако и здесь я получила примерно такую же глубину. Опустившись на корточки с фонариком в руках, я как раз пыталась разглядеть цифры на ленте, когда позади меня – где-то у дальнего конца бассейна – раздался громкий всплеск. Вздрогнув от неожиданности, я уронила фонарик в воду и сама едва не полетела следом, лишь чудом удержавшись на скользком граните. Фонарик пошел на дно. В течение нескольких секунд его свет был виден под водой, потом он исчез, и я осталась в полной темноте. – Черт! – Я поспешно выпрямилась и огляделась по сторонам, изо всех сил стараясь разглядеть во мраке хоть что-нибудь. – Кто здесь? Ответа не было, и я поскорее вытащила из воды мерную ленту с болтавшимся на конце грузиком. Не бог весть какое оружие, но все-таки…