– Да, мадемуазель. Посредником между нами выступает г-н Жирель из Труа – роялист, который ради спасения своего состояния, подобно мне, примкнул к якобинцам. Письмо, которое в тот памятный вечер подобрал ваш фермер, касалось банковских дел и могло всех нас скомпрометировать; в тот момент от меня зависело не только то, буду ли жив я сам, но и их жизни, понимаете? Гондревилль мне заполучить не удалось. Мне бы живо голову сняли с плеч, пытаясь разузнать, где я раздобыл столько золота! Я решил чуть повременить с покупкой, но тут появился этот мерзавец Марьон, ставленник другого мерзавца – Малена. Ничего, Гондревилль все равно вернется к своим законным владельцам. Я об этом позабочусь. Подумать только, четыре часа назад я держал Малена на мушке! Я хотел его убить. Проклятье! Умри Мален, Гондревилль продали бы с торгов и вы могли бы купить его. В случае моей смерти жена передала бы вам письмо и вы знали бы, где взять на это средства. Но этот негодяй сказал своему подельнику Гревену, который и сам тот еще фрукт, что молодые де Симёзы замышляют зло против первого консула, что сейчас они прячутся неподалеку и что лучше их выдать и избавиться от них навсегда, чтобы преспокойно поживать себе в Гондревилле. Я знал, что из столицы приехали два матерых шпиона, я еще днем их видел, поэтому разрядил карабин и, не теряя времени, приехал сюда. Полагаю, вы знаете, где найти молодых господ и как их предупредить. Добавить мне нечего. – Вы достойны быть дворянином, – проговорила Лоранс, протягивая Мишю руку. Тот хотел опуститься на колени, чтобы ее поцеловать, однако графиня удержала его со словами: – Не нужно, Мишю! Благодаря интонации, с какой это было сказано, и взгляду Лоранс Мишю почувствовал себя столь же счастливым, сколь несчастным он был последние двенадцать лет. – Вы жалуете меня так, словно я уже исполнил все, что от меня требуется, – сказал он. – Слышите голоса этих слуг гильотины? Поговорим в другом месте. Мишю взял уздечку и встал так, что сидящая в дамском седле графиня оказалась к нему спиной. – Держитесь хорошенько, подгоняйте коня и следите, чтобы ветки не хлестали вас по лицу; остальное – потом. Он вскочил в седло, и в течение получаса они мчались галопом по лесу – то сворачивая в сторону, то возвращаясь назад по собственным следам, то проезжая по одной и той же поляне несколько раз, чтобы запутать возможных преследователей, – пока не достигли места, где Мишю остановил коня. – Я не знаю, где мы, хотя лес изучила не хуже вас, – сказала графиня, глядя по сторонам. – Мы в самой чаще, – отвечал Мишю. – За нами гнались два жандарма, но теперь их бояться нечего. Живописному уголку, куда управляющий привел Лоранс, предстояло сыграть столь фатальную роль в судьбе главных героев нашей драматической истории (да и в судьбе самого Мишю тоже), что автор считает своим долгом рассказать о нем поподробнее. К тому же, как мы увидим позже, упоминание о нем осталось в судебных анналах Империи. Некогда Нодемский лес принадлежал монастырю Нотр-Дам. Обитель эта была захвачена, разграблена и разрушена, так что не осталось ни монахов, ни церковного имущества. Завладеть лесом желали многие, но достался он графам Шампанским, которые позднее заложили его, а потом и допустили его продажу с торгов. За шесть столетий природа укрыла руины роскошным густым зеленым покрывалом, да так старательно, что на месте, где когда-то стоял красивейший монастырь, остался лишь небольшой холмик, затененный прекрасными деревьями и опоясанный плотными, непроницаемыми зарослями кустарника, которым Мишю начиная с 1794 года по собственному почину прибавлял густоты, подсаживая в прорехах кустики колючей акации. У подножия холма образовалось болотце. Это говорило о том, что здесь был родник, что, вне всяких сомнений, и предопределило местоположение обители. Только законный владелец Нодемского леса и мог выяснить происхождение этого названия восьмисотлетней давности и обнаружить, что когда-то в самой середине леса стоял монастырь. Заслышав первые раскаты революционной грозы, маркиз де Симёз, которого судебная тяжба заставила переворошить семейные архивы, случайно узнал о существовании руин и с тайным намерением, которое, впрочем, несложно угадать, решил их разыскать. Его управляющий прекрасно ориентировался в лесу и, конечно же, пришел господину на помощь; опытный лесник, он без труда обнаружил место, на котором некогда стоял монастырь. Всего в лес вели пять дорог (в том числе из Труа и из долин Арси, Сен-Синь и Бар-сюр-Об), и хотя местами от них мало что осталось, Мишю приметил, что все они сходятся к холму с болотцем. Маркиз хотел раскопать холм, но нанимать для такой работы местных жителей было нежелательно. Обстоятельства вынудили старшего де Симёза отказаться от поисков, однако у Мишю в голове засела мысль о том, что под холмом таятся либо сокровища, либо фундамент старинной обители. Он продолжил свои археологические изыскания и обнаружил, что в одном месте – между двух деревьев, на уровне болота, где склон особенно крут, – простукивается пустота. Погожей ночью он вернулся с заступом и через какое-то время откопал вход в подземелье и ведущие вниз каменные ступени. Болотце, глубина которого не превышала трех футов, напоминало по форме шпатель, «рукояткой» уходящий в холм; создавалось впечатление, что именно в этом месте бьет невидимый родник, чьи воды тут же уходят в грунт огромного леса. Окруженное водолюбивыми деревьями – ольхами, ивами и ясенями, оно по-прежнему оставалось «местом встречи» старинных дорог и просек, к этому времени тоже заброшенных. Вода в нем, на вид стоячая, на самом деле была проточной, и крупнолистные водяные растения и жеруха образовывали на ее поверхности сплошную зеленую скатерть, так что нелегко было различить, где кончается вода и начинается берег, поросший пахучими густыми травами. До окрестных деревень путь отсюда неблизкий, поэтому на водопой к болотцу приходило только лесное зверье. Лесники и охотники пребывали в полнейшей уверенности, что под холмом ничего быть не может, да и пробираться к нему через болото не хотелось; поэтому эта часть леса, самая старая, никогда и никем как следует не исследовалась, да и наведывались сюда люди нечасто. Мишю, когда настала его очередь инспектировать лес, решил не вырубать этот участок с высокими вековыми деревьями. Лестница эта вела в подвал со сводчатым потолком и стенами из тесаного камня, чистый и хорошо сохранившийся; судя по всему, когда-то здесь была монастырская тюрьма. Сохранность подземелья и лестницы, как и сводчатых потолков, объяснялась тем, что в свое время разрушители не тронули родник, а внешние воды сдерживала очень толстая кирпичная, скрепленная цементом кладка, похожая на римскую. Вход в это убежище Мишю заложил крупными камнями. Позднее, чтобы никто не разгадал секрета и не проник в подземелье, он взял за правило сперва подниматься на холм через заросли, а уже оттуда по крутому склону спускаться ко входу – вместо того, чтобы пробираться туда же со стороны болотца. Когда беглецы приехали в это место, луна своим чудесным светом серебрила вершины вековых деревьев на холме и густую зелень леса; разделенные между собой дорогами, купы деревьев имели причудливую форму: иные казались скругленными, иные – остроконечными, иные оканчивались одним деревцем, а иные – множеством. Взгляд невольно следовал за ускользающей вдаль перспективой, причем вне зависимости от объекта, который его привлек, – извилистой тропинки, великолепной длинной аллеи или кажущейся почти черной стены из зелени. Проникая сквозь прорехи в кронах, лунный свет отражался и в спокойных, никем не тревожимых водах болотца, между белесыми листьями жерухи и кувшинок, отчего вода сверкала, словно россыпь бриллиантов. Крики лягушек нарушали глубокую тишину этого милого лесного уголка, а первозданные запахи напоминали душе о том, что такое свобода… – Теперь мы в безопасности? – спросила у Мишю графиня. – Да, мадемуазель; но нам обоим есть чем заняться. Отведите лошадей на вершину этого холма и привяжите их к дереву, а потом оберните обеим морды вот этим, – отвечал он, протягивая девушке свой шейный платок. – Коники у нас умные, поймут, что надо помолчать. Когда управитесь, спускайтесь прямиком к воде по тому крутому склону да смотрите не зацепитесь юбкой за колючки. Я буду ждать вас внизу. Пока графиня прятала лошадей и обвязывала им морды, Мишю разобрал каменную кладку, открывая вход. Графиня, которая полагала, что знает в лесу каждый уголок, до крайности изумилась, очутившись под сводчатым потолком подземелья. С проворством кладчика Мишю заложил входное отверстие камнями. Стоило ему закончить, как в ночной тиши послышались топот копыт и голоса жандармов; однако это не помешало ему, чиркнув огнивом, поджечь еловую веточку, после чего он повел графиню дальше, в тюремное помещение, где нашелся огарок свечи, которой Мишю освещал подземелье еще в первый свой приход. Железную дверь толщиной несколько линий[51], местами подточенную ржавчиной, управляющий привел в порядок, и закрывалась она cнаружи посредством нескольких задвижек, с обеих сторон входящих в стенные пазы. Графиня, которая падала с ног от усталости, присела на каменную скамью с вмурованным над ней в стену кольцом. – Лучшего места для беседы и не сыщешь, – пошутил Мишю. – Теперь жандармы могут сколько угодно кружить по лесу. В худшем случае они заберут наших лошадей. – Но лишиться лошадей для нас означает убить моих кузенов и дʼОтсеров! Расскажите же, что вам известно! Мишю поделился тем немногим, что сумел расслышать во время разговора между Маленом и его приятелем-нотариусом. – Они на пути в Париж и рассчитывают быть там сегодня утром, – сказала графиня, когда он закончил. – Раз так, они погибли! – вскричал Мишю. – Как вы понимаете, на заставах будут досматривать всех – и кто выходит, и кто входит в город. Мален до крайности заинтересован в том, чтобы мои хозяева скомпрометировали себя и поплатились за это головой. – А я не знаю, что именно они задумали! – воскликнула Лоранс. – Как предупредить Кадудаля, Ривьера и Моро? Где они сейчас? Но нет, будем думать только о моих кузенах и дʼОтсерах. Догоните их любой ценой! – Послание, переданное телеграфом[52], опередит любого, самого быстрого коня, – сказал Мишю. – Из всех дворян-заговорщиков проще всего будет выследить ваших кузенов. Если я смогу их догнать, нужно привести их сюда, и пускай остаются, пока вся эта история не кончится. Должно быть, у их несчастного отца было предчувствие, когда он приказал мне разыскать этот тайник; он предвидел, что сыновья найдут в нем свое спасение! – Моя кобыла – из конюшен графа дʼАртуа и рождена от его лучшего английского жеребца. Но сегодня она уже проскакала тридцать шесть лье и падет раньше, чем доставит вас к цели, – сказала Лоранс. – У меня хорошая лошадь, – отвечал Мишю. – Если вы проделали тридцать шесть лье, значит, от места меня отделяет всего восемнадцать? – Двадцать три, – поправила его графиня. – В пять пополудни они снова двинулись в путь. К тому времени, как вы их догоните, они должны будут покинуть Ланьи и дойти до Куврэ, откуда с рассветом, переодевшись матросами, намереваются на лодках отплыть в Париж. Вот, возьмите, – продолжала она, снимая с пальца половинку распиленного вдоль обручального кольца своей матери, – это единственное, чему они поверят. Вторую половинку я отдала им. Смотритель в Куврэ – отец солдата, который идет вместе с ними, и этой ночью он прячет весь отряд в лесу, в заброшенном угольщиками бараке. Всего их, считая кузенов и двух молодых дʼОтсеров, восемь человек. (В те времена обручальные кольца иногда состояли из двух переплетенных полосок.) – Мадемуазель, солдат преследовать никто не станет. Позаботимся о господах де Симёз, а остальным предоставим спасаться, как им угодно. Разве предостережения мало? – Оставить на произвол судьбы дʼОтсеров? Ни за что! – сказала графиня. – Либо они все вместе погибнут, либо спасутся. – Несмотря на то что дʼОтсеры – всего лишь мелкопоместные дворяне? – не сдавался Мишю. – Они всего лишь шевалье, я это знаю, – отвечала девушка, – однако состоят в родстве с де Сен-Синями и де Симёзами. Поезжайте же к моим кузенам и дʼОтсерам, решите вместе, как лучше доставить их в Нодемский лес, и сделайте это! – Но в лесу полно жандармов! Слышите их голоса? Они переговариваются между собой. – Разве не улыбнулась вам удача дважды за сегодняшний вечер? Поезжайте и привезите их, спрячьте в этом подземелье, и никто их не найдет! Я ничем вам больше не могу помочь, – продолжала Лоранс с досадой, – лишь привлеку внимание недругов. Полицейским и в голову не придет, что мои кузены могут вернуться в эти края, если только я ничем не выдам своего беспокойства. Словом, сейчас главное – найти пять хороших лошадей, чтобы за шесть часов доскакать из Ланьи в Сен-Синь! Пять лошадей, которых не жалко загнать и оставить в чаще леса… – А деньги? – спросил Мишю, который слушал молодую графиню в глубокой задумчивости. – Сегодня я передала кузенам сотню золотых луидоров. – Я привезу их живыми и невредимыми, – сказал Мишю. – Но вы не сможете навещать их в этом убежище. Моя жена или сын будет дважды в неделю приносить им еду. Однако за свою безопасность я поручиться не могу, а потому, мадемуазель, на случай беды знайте: на чердаке моего павильона я проделал сверлом отверстие в главной опоре и заткнул его большим болтом. В отверстии этом – план одной лесной делянки. Деревья, помеченные на плане красной точкой, у самой земли, на стволе, также имеют отметину, только черную. Эти деревья служат указателями. Под каждым третьим старым дубом слева, считая от помеченного дерева, в двух футах от ствола, то есть прямо перед ним, на глубине семи футов закопаны жестяные цилиндры, и в каждом – сто тысяч франков золотом. Эти одиннадцать деревьев – а их всего одиннадцать – все, чем владеют де Симёзы теперь, когда у них отняли Гондревилль. – Дворянство и за сто лет не оправится от потерь, которые ему пришлось понести! – медленно проговорила мадемуазель де Сен-Синь. – Я должен знать какой-то пароль? – спросил Мишю. – «Франция и Карл» – для солдат. «Лоранс и Людовик» – для дʼОтсеров и де Симёзов. Боже правый! Вчера увидеть их впервые за одиннадцать лет и уже сегодня знать, что им грозит смерть, и какая ужасная смерть! Мишю, – проговорила она грустно, – ближайшие пятнадцать часов будьте так же бдительны, как и последние двенадцать лет! Если с моими кузенами случится несчастье, я умру. Нет! – поправила она себя, – я проживу до тех пор, пока не убью Бонапарта! – Мы сделаем это вдвоем, если наступит день, когда надежды не останется. Лоранс схватила обветренную руку Мишю и порывисто пожала ее, как это делают англичане. Мишю вынул часы. Они показывали полночь. – Пора выходить, чего бы нам это ни стоило, – сказал он. – И если какой-нибудь жандарм преградит мне путь, ему не поздоровится. Не подумайте, что я вам приказываю, госпожа графиня, но лучше бы вам поскорее вернуться в Сен-Синь. Шпионы там; развлеките их как следует. Мишю разобрал входное отверстие. В лесу стояла тишина. Он приложил ухо к земле и тут же вскочил на ноги. – Они на опушке, той, что ближе к Труа, – сообщил Мишю. – Я обведу их вокруг пальца! Он помог графине выбраться наружу и уложил камни на место. Когда с этим было покончено, он услышал, как Лоранс тихонько зовет его по имени. Прежде чем уехать, девушке захотелось увидеть, как он садится на лошадь. Слезы навернулись на глаза этому закаленному невзгодами человеку, когда они с молодой госпожой обменялись прощальным взглядом. Графиня же и не думала плакать. «Он прав, пора потешить гостей!» – сказала она себе, когда все снова стихло, и галопом направила свою лошадь к шато-де-Сен-Синь. Глава 9 Неудачи полиции Узнав, что ее сыновьям грозит гибель, г-жа дʼОтсер, которая к тому же не верила, что Революция закончилась и правосудие уже не так скоро на расправу, оправилась от обморока и обрела новые силы благодаря все той же жесточайшей тревоге, которая и заставила ее сомлеть. Страшась и в то же самое время желая узнать больше, она спустилась в гостиную и застала там сцену, достойную кисти жанрового художника. Кюре все так же сидел за ломберным столом, машинально перебирая фишки и поглядывая исподтишка на Пейрада с Корантеном, которые вполголоса переговаривались, стоя у камина. Не раз проницательный взгляд Корантена наталкивался на взгляд кюре, не менее проницательный, – так фехтовальщики, зная, что противник силен, скрещивают рапиры, чтобы затем снова встать в исходную позицию, – после чего оба быстро отводили глаза. Достойнейший г-н дʼОтсер застыл на месте, словно цапля, рядом с массивным, толстым и алчным Гуларом, все с тем же выражением глубочайшего изумления на лице. Мэра, одетого на буржуазный манер, по-прежнему легко можно было спутать с прислугой. Оба этих господина растерянно взирали на жандармов, которые удерживали хнычущего Готара: руки парню связали так крепко, что они отекли и посинели. Катрин не выходила из роли наивной простушки, и понять, что у нее на уме, было невозможно. Капрал, который, по мнению Корантена, допустил оплошность, арестовав двух невинных с виду подростков, не знал, оставаться ему или уйти. Он продолжал стоять посреди залы, положив руку на эфес сабли и глядя на двух парижан. Ошеломленные происходящим, супруги Дюрье и остальная графская челядь являли собой живое воплощение беспокойства. И если бы не судорожные всхлипы Готара, было бы слышно, как летают мухи. Когда несчастная, бледная от испуга мать открыла дверь и вошла, опираясь на мадемуазель Гуже, глаза у которой покраснели от слез, все взгляды обратились к ним. Корантен с Пейрадом рассчитывали увидеть Лоранс, обитатели же шато, наоборот, при этой мысли затрепетали. Это спонтанное движение господ и слуг произошло словно под воздействием механизма, заставляющего деревянные фигурки одновременно моргать или выполнять то или иное движение. Г-жа дʼОтсер поспешно шагнула навстречу Корантену и заговорила дрожащим, срывающимся голосом: – Ради всего святого, мсье, в чем вы обвиняете моих сыновей? Неужели вы и вправду полагаете, что они здесь были? Кюре, который, едва эта дама вошла в комнату, подумал: «Сейчас она сделает какую-нибудь глупость!» – опустил глаза. – Мой долг и данное мне поручение не позволяют ответить на ваш вопрос, – с учтивым и в то же время насмешливым видом произнес Корантен. Получив отказ, который омерзительная галантность этого франта сделала еще более беспощадным, несчастная мать в изнеможении опустилась в кресло рядом с аббатом Гуже, сложила перед собой ладони и стала молиться. – Где вы схватили этого нытика? – обратился Корантен к капралу, указывая на грума Лоранс. – На дороге, ведущей к ферме, – той, что тянется вдоль парковой ограды. Еще немного, и этот малый скрылся бы в лесу Клозо. – А девушку? – А, эту поймал Оливье. – И где же? – Она бежала в Гондревилль. – То есть они направлялись в противоположные стороны? – спросил Корантен. – Да, – отвечал жандарм. – Это юный слуга гражданки Сен-Синь и ее горничная, верно? – спросил Корантен у мэра.