– …ет,…илый ребёно… – донеслось из чащи. – Я…адал…овсем другую…агадку. Снова послышался треск сучьев, как будто кто-то бежал сквозь чащу. – Ууу!.. Ии!.. Аа!.. – Зимой – звезда, весной – вода… – растерянно повторил Мыш. – …ет!..ет!..ет! – рявкнул Гном. Ветка сжала руку Мыша. Дети чувствовали устремлённые на них глаза зрителей, и колени их начали предательски подрагивать. Из чащи долетел смех, и чаща отозвалась тысячью голосов. – …ожет… вам… одойти… лиже?… – послышался крик из темноты. – «Может, вам подойти ближе», – расшифровала Ветка. – Мыш, что это за ерунда? – произнесла она еле слышно. – Стой на месте. В пьесе ничего подобного нет. Это какая-то актёрская разводка для молодых, – тихо ответил мальчик. – Громче, Гном! – крикнул он. Хохот из чащи не смолкал… – …иже!..иже! – повторил несколько раз Гном, но дети так и не двинулись с места. Когда Гном наконец вышел из чащи, борода его, одежда, да и сам он весь целиком выглядел как-то донельзя фальшиво. Мыш испугался, что зрители сейчас начнут кричать «халтура» и кидать на сцену смятые в комки программки. – Зимой – звезда, весной – вода, – со скукой в голосе произнёс Гном. – Мы не знаем, что это, – нестройным хором, будто детсадовцы на утреннике, ответили дети. Деревянным голосом, с нарочитыми, а то и не вполне уместными интонациями Гном начал произносить положенные реплики, Мыш и Ветка отвечали. Спектакль кое-как доковылял до конца. Наступил хеппи-энд, но счастливым никого из актёров он не сделал. Зрители – взрослые и дети, почти не хлопали, кривили лица, переговаривались. Доносились фразы об «утере традиций», «бездарном поколении», «смерти театра» и много других, не менее уничижительных. Когда зал опустел и двери были заперты, актёры пили чай в часовой. Понуро смотрели в чашки с нарисованными на них детскими игрушками, деревянными птицами и синими бабочками, ели овсяное печенье, роняя крошки и вяло смахивая их с одежды. Напряжение в электрической сети скакало, лампочки светили, вздрагивая и мерцая. Альберт выглядел побледневшим и усталым. – Что за кислые лица? Ну-ка, не унывать! – подбодрил он детей. – Для премьеры неплохо. Дальше будет только лучше. – Да уж куда лучше-то?… – вяло отозвался Мыш. – И тем не менее, бодрее!.. Ветка оборвала его: – А где Гном? – поинтересовалась она. – Он что, так и остался в печи? – Точно. Сгорел на работе, – пошутил Альберт. – Нет, я серьёзно. – Ушёл домой. Из печи и дерева есть ход. Так что не стоит ждать его после спектаклей. – Кстати, о Гноме, – вспомнил Мыш. – Скажи, зачем он, когда загадывал загадки, прятался за декорациями? – Вот-вот, – поддержала его Ветка. – Это что, такой дурацкий театральный прикол? Разводка для молодых актёров? Он поиздеваться хотел? – Прятался за декорациями? – Альберт как-то странно посмотрел на неё. – Да. И говорил еле слышно, будто стоял метров за сто от нас. Режиссёр перевёл взгляд на Мыша. – Да, – поддержал девочку тот. – Именно так всё и было. Альберт покачал головой. – Я ничего такого не видел. Гном всё время был на сцене рядом с вами. – Но он уходил за декорации! – Я был рядом, за кулисами, наблюдал и ничего такого не видел. – Он исчез, убежал… – стоял на своём Мыш. – И кричал, как будто издалека… – Ты нас за идиотов держишь, Альберт? – закипая, спросила Ветка. – Или мы, по-твоему, врём? – Спокойней, друзья мои, спокойней. Я говорю только о том, что видел собственными глазами, не более. – Ещё птица на сцену вылетала! Трясогузка… Как раз когда Гном ушёл. – Я не заметил никакой трясогузки. Да и зрители тоже. Уверен, вылети на сцену птица, в зале стоял бы такой гомон, что вы бы себя не услышали. – Но она порхала и чирикала! Режиссёр покачал головой. – Простите, но ни я, ни зрители не видели ничего подобного. Ни птички, ни кошки, ни рыбки. Никакой живности. – Это да, – согласился Мыш, признавая бесплодность беседы. – Сегодня на сцене было мало живого. На следующем спектакле история с уходом Гнома повторилась. Он опять убежал за декорации и загадывал загадки оттуда, словно бы уходя всё дальше и дальше. Хохотал и просил подойти поближе. Обратно пришёл с сухим репейником на коленке. И на следующем представлении было то же самое. И на следующем… Народу раз от разу ходило всё меньше. Во время пятого спектакля зал почти пустовал. Мыш (колыбельное стихотворение, написанное во время бессонницы) Была б моя воля, Поселил бы в пианино мышь. Спит – молчит, Бегает – звучит. Каждый шаг – звук. Три – аккорд. Прыгаешь, машешь хвостом, Минор, мажор. Задел струну усом, Не слышит никто. Но звук есть. Здесь, вот.