– Не знаю, тут всё только от него зависит, – пожал плечами Гном. – Но уверяю, это будут чрезвычайно увлекательные путешествия. И помните, из каждого вы должны что-то принести. Ради этого всё и происходит. – Что принести? – То, чего у вас нет. Дети переглянулись. – Да, Альберт говорил что-то подобное, – вспомнила Ветка. – Я ещё подумала, что он малость не в себе из-за мамы и всех этих проблем с театром. – А что с его мамой? – спросил Гном. – Она болеет, – коротко сообщил Мыш. Лицо Гнома посерьёзнело, он отвёл взгляд в сторону, задумался. – Так что мы должны принести из-за сцены? – вернула его девочка к предмету разговора. – Да всё равно что. Неважно. Хотите, приносите предметы. Или просто чувства и ощущения. Да хоть запахи. Сами поймёте, короче. Дети выглядели ошеломлёнными. – И что, нам прямо сейчас идти к Дионису? – А чего ждать-то? – Только… – Ветка посмотрела на Мыша. – Как же мы пойдём, если там сейчас продолжается спектакль? – спросил мальчик. – Зрители ждут… – Спектакль? – замахал руками Гном. – Не бойтесь и не переживайте. Никто и не заметит вашей отлучки. – То есть… – начал Мыш. – …пока мы здесь, там время остановилось? – досказала его мысль Ветка. – Совершенно верно. – Так не бывает, – твёрдо сказал Мыш. – Это противоречит здравому смыслу. Гном наклонился, заглянул ему в лицо. – А бывает так, чтобы стена была, а потом вдруг – раз! – и исчезла? – Со мной, по крайней мере, такого не случалось, – признался Мыш. – Вот видишь, – примирительно сказал человечек в колпаке. – Идите! Перед вами столько всего… – он с лёгкой завистью покачал головой. – А ты не пойдёшь с нами? – Нет, – с сожалением признался Гном. – Я существо рубежа. Могу привести вас сюда, но не более. Дальше мне нельзя. Я слишком привязан к тому миру, откуда вы пришли. Хотя и туда мне тоже нельзя. Так и живу, между мирами. Ни там ни сям. Впрочем, это всё неважно и вас не касается. Вперёд! Дети сделали несколько шагов, когда Гном окликнул их: – Стоп, стоп! Разволновался и совсем забыл… Вернитесь, сделайте одолжение. Он отломил от розового куста шип, взял руку Мыша и неожиданно сильно уколол его в указательный палец. – Ммм! – воскликнул мальчик. – Аккуратней, больно же! – Да ладно тебе. Комар больней кусает. Гном выжал каплю крови. Та набухла, выросла до размера божьей коровки и упала в траву. Гном проследил, как она скатилась по листу, впиталась в землю. Удовлетворённо кивнул, подозвал Ветку. Та подала ладонь с лёгким страхом, но укол приняла без звука. Ещё одна капля упала вниз. – Вот и всё. – Что это за кровавые жертвоприношения? – спросила Ветка. Гном поглядел на шип и отбросил его в сторону. – Засценье пускает к себе только в том случае, если вы что-то отдаёте ему. – И двух капель крови достаточно? – уточнил Мыш. – Вполне. Ветка от нетерпения пританцовывала на месте. – Идём же! Идём! – она схватила Мыша за локоть. Гном посмотрел им вслед. – Засценье и существует только потому, что вы ему что-то отдаёте. За сценой. Роща Диониса Дети шли, и лес неуловимо менялся. Широколапую сумеречную русскую лиственность сменила прозрачность южных рощ. Это уже никак нельзя было назвать лесом, такой простор и открытость были вокруг. Редко стоящие оливы с мощными дуплистыми стволами оставляли открытым достаточно неба, но вместе с тем и давали густую, приятную коже тень. Вдали послышался неясный гомон. – Тс-с-с! – приложил к губам палец Мыш и замер. Из-за деревьев доносились хохот, женские взвизги, мощный и не всегда стройный хор. Земля под ногами еле заметно вздрагивала, и казалось, что эти еле уловимые сейсмические волны идут с той стороны, куда направляются дети. – А Дионис-то, похоже, не скучает, – заметила Ветка. – Бог вина как-никак. Зачем ему скучать? Бог раскинул свой лагерь посреди оливковой рощи. В центре бивуака[3] на ступенчатом постаменте, укрытом коврами, стоял его трон. Или, правильнее будет сказать, нечто, похожее разом на трон и диван. Бог лежал, опершись локтем о поручень, и гладил за ухом устроившегося рядом с ним леопарда. Ещё один хищник покоился у бога в ногах, третий расположился у подножия постамента. На высокой спинке трона сидел огромный, как кондор, белый ворон. Временами он распахивал широкие крылья, открывал розоватый клюв и издавал хриплое «кру!». Дионис удивительно походил на стоявшую в часовой статую, и даже перевитые виноградными лозами волосы спадали на лоб так же, как изобразил неизвестный скульптор. В правой руке бог держал огромную, по людским меркам, чашу, которая, впрочем, учитывая его трёхметровый рост, совсем не казалась чрезмерной. Он жестикулировал, вздымая чашу, бордовые брызги веером разлетались вокруг, падали на шкуры леопардов, и те с ленивым изяществом слизывали их длинными языками. Вокруг трона стояла толпа, состоящая из совершенно невероятных существ. Прежде всего обращали на себя внимание козлоногие, мощные, как атлеты, создания. У каждого в руке было по чаше, к которым они то и дело прикладывались, временами разражаясь низким, грохочущим хохотом. Мускулы сновали под их тёмной кожей, словно удавы. Удары копыт о землю – хохоча, сатиры то и дело топали ногами – сотрясали деревья. Казалось, если дать им волю, они за день разнесут на осколки гору размером с Олимп, такими устрашающе мощными выглядели их тела и движения. На их фоне белизной кожи и мелодичными голосами выделялись девушки, легконогие, золотоволосые, красивые какой-то особенной неуловимой красотой. – Это менады и сатиры – спутники Диониса, – шепнул Мыш. – Я в курсе. Не ты один книги читаешь. Над свитой бога, словно бабочки над сахарной россыпью, порхали крылатые младенцы-купидоны. Это были довольно вздорные ребята – они без устали дразнили и щипали козлоногих, девушек, а то и друг друга. Хохотали громко, взахлёб, зажмуривая глаза и хватаясь за пухлые животы. Мыш и Ветка приблизились к толпе. Крики, визг свирелей и пение смолкли. Тишина, словно волна, разошлась от детей по скопищу древних созданий. Взгляды менад стали холодными и недоверчивыми. Глаза сатиров недобро сощурились. Купидоны принялись неприязненно гримасничать. Толпа стояла перед ними плотная, неразъёмная и расступаться не собиралась. – Мы пришли к Дионису, – сказал Мыш, с трудом заставляя себя поднять голову и взглянуть в лицо ближайшему, возвышающемуся над ним, как сосна над кустом земляники, сатиру. Тот скрестил на смуглой волосатой груди перевитые мускулами руки и выпятил нижнюю губу. – Мы пришли к Дионису, – твёрдо, как только мог, повторил Мыш и посмотрел прямо в огромные лошадиные глаза сатира. – Пропусти. Тот распрямился и медленно сделал шаг в сторону. Толпа расступилась, словно лёд от потока горячей воды. Перед Мышом и Веткой возник живой коридор. Лежащий у подножия трона леопард поднял голову. Дионис наблюдал за их приближением. Леопард со стремительностью пробившейся меж электродами искры метнулся к детям, остановился, обошёл, всем видом показывая, что стоит им сделать одно неверное движение, и он разорвёт их в клочья.