Чарльз наотмашь ударил сына ладонью по щеке. Раздался звонкий щелчок. Кристофер прикрыл глаза и ничего не сказал. – Прости, – взмолился Чарльз. Он потерял над собой всякое самообладание. Нервы сдавали. Мужчина сам не понимал, что творит. – Просто я до сих пор не могу понять – зачем ты это сделал. Почему пришел сюда и взял мою вину на себя. Кристофер, это глупо… – Так надо, пап. Так надо. И признай, мой план отличный – ты не пойдешь по этому делу как соучастник. Я уже обсудил это с сержантом. Он поверил моей версии. За пять или шесть лет можно скопить деньги на постановку. Поэтому ты ни при чем, – сказал Кристофер. По его щеке скатилась скупая мужская слеза. Он смахнул ее и встал с дивана. – Думаю, на этом все. Прости меня. И, пожалуйста, не бросай работу в театре. В память о матери и брате. Стань великим художественным руководителем. Ради нас всех. Ты этого заслуживаешь как никто другой. Ты ведь самый талантливый и везучий из всех нас. Тебя слушают и слышат небеса. Кристофер говорил это, а сам стоял лицом к двери. Он не хотел, чтобы его отец видел, как увлажняются слезами глаза его единственного сына. – Кристофер… Молодой человек постучал по деревянному полотну два раза. – Пока, папа. Дверь открылась, и бывший актер тетра «Кассандра» вышел в темный коридор, где его поджидал констебль. – Все? Машина приехала. Мистер Бейл, пройдите со мной, – это последнее, что слышал Чарльз перед тем, как остался в кабинете в удушающей тишине. Тогда или позже он понял, что его сын ничего не знает о плане сержанта и инспектора? Кристофер явно думал, что его задерживают за Великое ограбление поезда, а не хулиганство с ножевым ранением. Дождавшись сержанта, Чарльз в упор спросил: – Кристофер в курсе, что в его деле написано не ограбление почтового поезда, а преступление средней тяжести? – Еще нет. Но скоро мы все обсудим в более спокойной обстановке. Согласитесь, сейчас, когда парень так возбужден, с ним нет смысла разговаривать. Думаю, через неделю или две он поймет, как сглупил. Молодость, вспыльчивость. Но не переживайте, все будет нормально. Отец коротко кивнул. Он понял, что имел в виду сержант – когда Кристофер поймет, что совершил ошибку, его будет легче убедить в том, что теперь лучше отсидеть год или меньше, а не тридцать лет. Но Кристофер так и не узнал, за что именно его задержали. 8 Лондон, 2019 год – Вот так я и узнал о планах сына, – сказал Чарльз и в такт своим словам пару раз кивнул. – Он меня огорошил. До этого я представлял, как меня обвиняют в ограблении и задерживают на глазах у труппы. Или воображал, как полицейские вламываются ко мне в дом с ордером на обыск. Я нафантазировал несколько сценариев развития событий, но ни один из них не стал реальностью. Кристофер взял мою вину на себя. Это никак не укладывалось в голове. Бейл ухмыльнулся, словно только узнал о проступке сына. – Пожар в тюрьме – случайность? – тихо спросила я. До этого момента я не сомневалась, что происшествие в Уондсворте случайное стечение обстоятельств. Кристоферу просто не повезло оказаться в ее стенах в ту роковую ночь. – По пути в тюрьму я думал, что нет. Выглядело все так, будто инспектор и сержант решили избавиться от моего сына, – процедил сквозь зубы мужчина. – Но представляешь, Сара, пожар – действительно случайность. Кристофер оказался в ненужное время в ненужном месте. Чарльз резко замолчал. Выражение лица его стало иным. Не таким, как при нашем «знакомстве». Мужчина сдвинул брови к переносице, его глаза все больше и больше походили на пробудившийся вулкан. – По пути в тюрьму? Во время пожара? – Я же говорил, что газетчики олухи. Они не проверили, что послужило причиной моего сердечного приступа. 9 Лондон, 1964 год После женитьбы на Кассандре жизнь Чарльза превратилась в танцы на костях. С одной стороны, все в его жизни было хорошо – он реализовал себя в профессии, женился, купил дом и воспитал двоих сыновей. С другой – постоянно хоронил близких людей. Сначала из жизни ушел брат-близнец Кристофера Эрик, после навсегда закрыла глаза его любимая. И вот теперь, через несколько лет, история повторялась: одна беда шла вслед за другой. Чарльз сидел в машине, глядя на карманный календарь. 14 апреля. На пятнадцатое число было назначено финальное заседание по делу об участниках ограбления поезда. Брюс Рейнолдс среди них не значился. Его так и не нашли. С сыном у Бейла тоже были проблемы. Он виделся с ним пару раз, но разговор у них не завязывался. Говорил в основном отец, а сын лишь молчал, безучастным взглядом изучая свои руки. Ему было все равно на свое будущее. И именно это пугало Чарльза больше всего. Кристофер готов был сидеть и год, и тридцать лет. Он сдался не из-за внезапного помешательства, а хорошо все обдумав. Чарльз время от времени заезжал к сержанту. Советовался с ним, спрашивал, когда они расскажут сыну о планах, но тот лишь пожимал плечами, говоря, что этим командует инспектор Хаммилтон. И пусть новости день изо дня не менялись, Бейл все равно приезжал в отделение полиции на Грейсчерч, чтобы хотя бы пятнадцать минут посидеть с сержантом Кеем и обсудить насущные дела. Это его успокаивало. Вот и 14 апреля 1964 года он приехал к сержанту, чтобы посидеть в его компании, поговорить о сыне и снова уехать ни с чем. Бейл вышел из машины, надел цилиндр, захлопнул дверцу и уверенной походкой направился в отделение полиции. Всю последнюю неделю мужчина демонстрировал миру полное спокойствие. Порой казался безразличным и холодным. Труппа не знала, куда пропал Кристофер, но никто не смел спросить об этом напрямую у художественного руководителя. Над ним будто висел черный купол, который пугал окружающих. Чарльз не кричал без повода, – репетиции проходили как обычно и в штатном режиме, – но никто из актеров не решался поговорить с мужчиной на личные темы, хотя еще несколько недель назад они могли обсудить все на свете: и политическую ситуацию в мире, и религиозные убеждения каждого из актеров. В театре, несмотря на шум от репетиций и спектаклей, поселилась звенящая тишина. Предвестник страданий. Труппа это предчувствовала. «Кажется, наш руководитель встал на мину», – думали они, не понимая всей трагичности своих слов. Пока актеры жили в неведении, Чарльз, засыпая в пустом доме, не видел спасения. С арестом Кристофера его душа обрастала тоской, а в сердце разгоралось пламя ненависти. Оно пульсировало внутри, как проклятие. Высасывало все хорошее, что оставалось в воспоминаниях Чарльза, и заполняло опустевшие места ужасом неизвестности. Глядя в будущее, он не видел в нем ничего, кроме мрака и удушающего отчаяния. Отцовское чутье подсказывало: Кристофера просто так не освободят. Поэтому Бейл злился. Сильно злился. На себя, на Брюса и на всех грабителей. Однажды ночью он даже представил, как убивает Рейнолдса. Из пистолета. Выстрелом голову. Так, чтобы тот умер наверняка. Бейл поднялся по ступеням, прошел по тихому коридору. Звуки от каблуков его ботинок отпрыгивали от стен и терялись в неизвестном направлении. Он все ближе и ближе подходил к кабинету сержанта. – Да, Райан, да, я все понимаю, – послышался обеспокоенный голос из кабинета мистера Кея. – Чарльз Бейл не знает. Если бы Чарльз не услышал своего имени, отошел бы от двери и дождался, когда сержант договорит по телефону (а это точно был телефонный разговор), но тут его за шею взяло любопытство: чего он не знает? – Я все понимаю, но мы не можем ее найти, – снова голос сержанта. – Эмили Томпсон пропала с наших радаров. И сегодня Кристофер снова вспомнил о ней. Спросил, поощрят ли ее за раскрытие дела. Да, согласен, глупый мальчишка. Есть еще информация. Он начал рассказывать, как именно журналистка «Дейли мейл» узнала о его причастности к ограблению. Мисс Томпсон с ноября прошлого года притворилась официанткой, втерлась в доверие к парню и узнала о нем всю правду. Да, еще он сказал, что в марте Эмили Томпсон прислала его отцу анонимное письмо с требованием сдаться. Она хотела посмотреть на реакцию художественного руководителя, поскольку сначала думала, что это он преступник. Но тот оставался спокойным, и вот, видимо, девушка сделала вывод, что это Кристофер во всем виновен. Сержант молчал, время от времени «угукая», а после продолжил: – Чарльз не замешан в ограблении. Мальчишка ничего ему не говорил. Для премьеры он принес не всю сумму. Те деньги, что Кристофер отдал отцу, якобы просто скрупулезно скопил за несколько лет. Он сам мне это сказал. Да и по виду его не назовешь бесшабашным транжирой. Довольно скромный и тихий юноша. Поэтому все похоже на правду. К тому же его дед был богачом и уж точно давал внуку на карманные расходы приличные суммы. Только после банкротства пришлось прикрыть «лавочку». Сержант вновь замолчал – он слушал, что ему говорит старший по званию. – Да, и насчет нее. Я понимаю, инспектор, мы делаем все возможное, чтобы найти Эмили, – мистер Кей почти шептал. – Но она уже давно не появлялась дома. Я понимаю, что журналистка может готовить статью. Да…Хорошо-хорошо, будем дежурить у редакции. На связи, инспектор. Чарльз не стал заходить к сержанту. Он развернулся и на ватных ногах пошел прочь. Его руки начала бить мелкая дрожь, которая с каждой минутой становилась все сильнее. Дыхание сбивалось, а сердце отяжеляло грудь. Выйдя на крыльцо, мужчина схватился за поручень и облокотился на него, не в силах стоять самостоятельно. Мимо отделения проходили люди – они громко разговаривали, что-то горячо обсуждая. Вдалеке сигналили машины. Все звуки в голове Чарльза смешались: мысли были громче будничной жизни. Придя в себя, он попытался глубоко вдохнуть, но ничего не получилось. В легкие будто накидали маленьких камешков, которые затрудняли дыхание. Чарльз достал платок из кармана пальто и промокнул им лоб, покрывшийся испариной. Он еще раз сделал неуверенный вдох и пошел к машине. Сев в нее, вновь достал из бардачка карманный календарь с изображением улиц Лондона на обороте. 14 апреля. Он понял, что никогда не забудет этот день. День, когда он посмотрел в лицо настоящему предательству. За сорок лет жизни ему еще ни разу не вонзали нож в спину с такой силой и рвением. Заведя машину, мужчина поехал домой, где его поджидала вторая страшная новость – вечером по новостям сообщили, что в одном из корпусов тюрьмы Уондсворт пожар. 10 Лондон, 2019 год – То есть не сержант сообщил вам о пожаре? Вы узнали из экстренных новостей? – ахнула я. Если Чарльз нашел общий язык с полицией, какой бы коварной она ни была, не рассказать отцу, что его сын в опасности – верхушка человеческой безжалостности. – Нет, – художественный руководитель замотал головой. – Но вроде и ему сказали об этом не сразу. Все кинулись спасать корпус и людей. Никто не сидел у телефона, собирая последние новости. Чарльз облокотился на стул. Одну ногу он перекинул через другую, демонстрируя мне титаническое спокойствие и хладнокровие. Если мне и хотелось пожалеть мужчину, я вовремя вспоминала, что нахожусь в комнате не с отцом Кристофера, а с убийцей. Хотя многое для меня оставалось неясным: как Чарльз стал таким? Неужели смерть сына повлияла на его демоническое существование? – Я прекрасно знал, что зло существует, но вокруг себя старался сохранить чистоту воздуха и улыбки людей. Я бежал от нахалов, себялюбцев и нечистых на руку. Даже отец Кассандры, пусть и руководил большой строительной компанией, оставался человеком. Банкротство сильно его подкосило, но даже тогда он не изменял своим убеждением. А потом я оступился… Оступился, упал и больше не смог подняться. И вокруг меня тоже начало все рушиться. Все годы, что я жил в любви и в согласии с людьми, выветрились из головы. Я возненавидел человечество. Возненавидел сержанта, инспектора, но в особенности – мисс Эмили Томпсон. Я готов был растерзать ее в клочья, еще будучи живым. Ненависть окольцевала мне шею, мешая дышать и здраво мыслить. Но… – Но следом вы узнали про пожар, и Эмили отошла на второй план, – сказала я за Чарльза. – Угадала. Я приехал домой и сразу начал искать в ящичках стола любые зацепки, касающиеся местоположения Эмили. Я ведь ничего не знал о девушке, с которой почти полгода гулял Кристофер… Я разгромил всю комнату, вывернул матрац, перевернул ковер и все равно ничего не нашел. Пустота. А потом сидел среди всех вещей на полу и пил коньяк. В какой-то момент поймал себя на мысли, что тишина сдавливает мозг, и включил радиоприемник Кристофера. Сын любил слушать новости по вечерам. Всегда говорил: «Жизнь в неведении – самая страшная участь для человека». И новость о пожаре… Чарльз сомкнул губы, в его зрачках снова полыхнул огонь. Я вжалась в сиденье кресла и посмотрела на циферблат. Осталось всего несколько минут до спектакля.