Я вынырнула из лихорадочного поцелуя, оттолкнула от себя руку Егора, и он замер в темноте. Я целуюсь с двадцатилетним мальчиком. Я пьяная. Мне очень хорошо сейчас, но у меня есть Алекс Казаков и я люблю его. Остановись, Станислава, ты совершаешь гигантскую глупость, сказала я себе. — Стася? — неуверенно позвал Егор и протянул ко мне руку. — Что случилось? — Следуя своему обещанию, — сказала я хрипло и сама поразилась, насколько фальшиво это прозвучало, — я сейчас должна выгнать тебя из комнаты, а на улице плюс пять. Поэтому давай мы просто ляжем спать — и все. Только спать. Ничего больше. — Я не могу. — Что — не могу? — Спать не могу. — Тогда лежи и думай о приятном. Извини, мне завтра очень рано вставать. — Я так и думал, что ты замужем, — буркнул Егор и вытянулся на кровати. В темноте я видела, как блестят его глаза, слышала, как он длинно и прерывисто дышит. — Я не замужем, Егор, — мягко сказала я. — Но я люблю одного человека… — Это к нему ты едешь? — Да не к нему я еду! В Славино меня ждут сестра, мама и сын. И давай на этом остановимся, хорошо? Этой ночью я почти не сомкнула глаз. Лежала, вытянувшись в струнку, ощущала плечом Егорово плечо, слушала его дыхание и знала — он сейчас тоже не спит. А под утро пошел мелкий, почти невесомый дождь. * * * Было еще темно, когда из тревожного неглубокого сна меня вырвал аккуратный стук в дверь. Ничего не соображая, я испуганно подняла голову от подушки и услышала, как за дверью негромко произнесли: — Половина седьмого. Вы просили разбудить. — Да, спасибо большое, — ответила я, приходя в сознание. Рядом сопел Егор, с головой укрывшись одеялом. Я спустила на пол босые ноги, поежилась от утренней зябкой прохлады, встала и пошлепала в ванную. В голове шумело, морда была опухшей и похмельной. Какого черта я вчера столько выпила?.. С наслаждением я поплескала в лицо ледяной водой, потом горячей, потом опять ледяной. Физиономия покраснела, но зато взгляд стал более осмысленным. Зевая, я почистила зубы, причесалась, с грехом пополам накрасилась и стала похожа на человека. Когда я вышла из ванной комнаты, Егор уже успел неумело застелить кровать и одеться. На макушке волосы примялись, на боку топорщились детские вихры, щека была в красную полосочку, да и вообще вид у парня был трогательный. На меня он упорно не смотрел, пряча глаза. Я ходила по номеру как сомнамбула, собирая вещи, роняя вещи… Егор ушел в ванную и заперся там, лишь бы не встречаться со мной взглядом. Да мне и самой было стыдно за то, что случилось между нами. Вчерашнее, почти летнее тепло куда-то улетучилось, пришла настоящая осень. В открытую форточку сочился холодный сырой воздух, с крыши срывались капли и гулко шлепали по жестяному подоконнику. Было темно, пасмурно и тоскливо. Я натянула свитер, упаковала сумку, прошлась по номеру, проверяя, не забыла ли чего. Легкомысленная розовая пижамка — свидетель моего вчерашнего недостойного поведения — лежала в сумке на самом дне, погребенная под другой одеждой. Я надеялась, что сумею как можно быстрее обо всем забыть. Да, как можно быстрее! Сняв телефонную трубку, я попросила принести в номер две чашки очень крепкого и очень горячего кофе. Потом покосилась на ботинки сорок шестого размера, сиротливо стоящие у двери, и добавила в заказ еще три горячих бутерброда с сыром. Когда Егор вышел из ванной, на столике дымились чашки с кофе, а я, уже полностью одетая, сидела на краешке кровати и рассеянно смотрела телевизор, по которому шел какой-то древний черно-белый фильм. — Доброе утро, — сказал Егор натянуто и сел в кресло. — Кофе принесли? — Да, позавтракай, потому что мне пора ехать. Мы в молчании, разбежавшись по противоположным углам комнаты, выпили кофе. К еде оба даже не притронулись. Пустую бутылку из-под мартини Егор, покраснев, унес в ванную и выбросил там в корзину для мусора. — Ты не обидишься, если я скажу, что дальше поеду одна? — спросила я, избегая встречаться в ним взглядом. Егор понимающе кивнул. — Конечно, не обижусь. — Доберешься сам до своего отца? Поймай попутку, ладно? — Да не волнуйся за меня, все нормально, — сказал он и слегка улыбнулся, так что я узнала прежнего Егора. — И еще, прости за вчерашнее… — Не надо извиняться! — торопливо возразила я. — Все, забыли, дело-то житейское. — Ладно, договорились. Ну все, я пошел. — Удачи тебе, — нерешительно сказала я, понимая, что надо что-то сказать. Он спрыгнул с кресла, завернул в салфетку бутерброды и сунул их в карман, а потом нерешительно приблизился ко мне. — И тебе удачи, — ответил он и крепко, по-дружески меня обнял. — Кстати, мы так и не прояснили один вопрос, — сказала я торопливо. — Откуда у тебя пистолет? И еще… Ты, случайно, никого не успел из него застрелить? Егор заметно смутился: — В общем, это не боевой пистолет. Это газовый. Мне друг одолжил. А кроме того, он даже не был заряжен. Так, игрушка, я ее на всякий случай прихватил. — Ну ты даешь! — опешила я. — А угрожал так убедительно! Я даже поверила, что ты вооружен. — На то и был расчет. Прости, что напугал, ладно? Я стояла, спрятав руки в карманы, ежилась от ветра и смотрела, как Егор садится на подоконник и перекидывает ноги наружу. — Ты… хочешь прыгать? — Тут пожарная лестница. Все, пока, Станислава! Деньги я обязательно верну — обещаю! — Он помахал мне и исчез в темноте. А через секунду я услышала за окном его приглушенный голос. — Кстати, целуешься ты неплохо! — Егор! Возмущенно фыркнув, я подбежала к окну, желая съездить нахалу по физиономии, но парень уже ловко спустился по пожарной лестнице; внизу мелькнула его светлая ветровка… Он ушел. Мне почему-то хотелось плакать. Я закрыла окно, взяла свою сумку и поплелась к входной двери. Спать хотелось просто неимоверно, даже крепкий кофе не помог. Зевая и прикрывая рот ладошкой, я вышла в коридор, таща за собой сумку, закрыла дверь, после чего запоздало сообразила, что внизу сейчас от меня наверняка потребуют сдать номер. А это значит — снова подниматься, хмуро ждать, пока горничная проверит, не свистнула ли я, часом, полотенца, вилки или стаканы, и не испортила ли обои и мебель. Я задумчиво посмотрела на часы и подумала, что надо вернуться и позвонить на ресепшен, чтобы оттуда прислали горничную. В этот самый момент я заметила, что дверь номера прямо напротив моей приоткрыта, там горит свет и доносится какой-то сдавленный голос и шум. Я забеспокоилась и подошла поближе. Мало ли, вдруг человеку плохо стало! В небольшую щель был виден кусочек комнаты, и там мелькала девушка в белой рубашке и черной юбке до колен. Может, попросить ее, чтобы приняла мой номер, дабы я могла поскорее уехать? Я негромко постучала, но это обычное действие почему-то вызвало совершенно неадекватную реакцию. Совсем молоденькая девушка высунулась из комнаты, дико вытаращила глаза и уставилась на меня. — Вы что-то слышали, да? К нему в комнату кто-то заходил? — Что? — растерялась я. — Простите, не понимаю… Я хочу уехать, и если вам нужно принять у меня номер, пожалуйста, сделайте это побыстрее, я спешу. Горничная тупо смотрела на меня, как будто слышала какие-то знакомые слова, но никак не могла понять, что же они означают. Я терпеливо повторила: — Примите номер, мне нужно уезжать. — У нас тут ЧП, — сказала, наконец, девушка и порывисто прижала руки к щекам. — Вы ничего подозрительного не слышали? Не видели? На секунду я растерялась и испуганно подумала, что Егора поймали и приняли за воришку. Неудивительно, ведь он спускался из окна по пожарной лестнице… Господи, что делать? В этот момент горничная, обреченно вздохнув, открыла пошире дверь, чтобы и я могла полюбоваться на посетившее гостиницу ЧП. …Мертвец висел, покачиваясь, в петле, затянутой на мощном крюке, который зачем-то вбили в стену почти у самого потолка. Вываленный язык, синее лицо, выкаченные, неестественно огромные глаза… Я пошатнулась и издала дикий вопль; горничная испуганно втолкнула меня в комнату и поспешно захлопнула дверь. — Тише, всех перебудите! — прошептала она умоляюще. Охваченная каким-то мистическим ужасом, я продолжала смотреть, фиксируя деталь за деталью, не в силах поберечь нервы и отвести взгляд. В тот момент я отчетливо поняла, что этот покойник будет сниться мне каждую ночь до самой смерти, ибо зрелище было душераздирающим и ужасным. В петле висел Девяткин. Уж его-то красные волосы, которые мне так намозолили глаза, я теперь ни с чем не перепутаю. Вчера его кто-то душил, а сегодня он повесился. Прекрасно. Перебарывая неимоверное желание грохнуться в обморок, я оттолкнула горничную и вывалилась из комнаты, глотая свежий, невообразимо вкусный воздух. Господи, помоги мне! — Девушка, подождите, не убегайте, я же боюсь! — шептала горничная, выскакивая за мной следом и вращая глазами. — Ну де-евушка!!! — Вызывайте милицию, — посоветовала я, стиснув зубы, и кубарем скатилась по лестнице на первый этаж. Внизу было тихо, чинно и спокойно. За стойкой ресепшен никого не обнаружилось, холл мирно дремал, а из комнатки персонала позади стойки доносился невнятный бубнеж телевизора. Я постучала деревянной биркой от ключа по стойке — никакого эффекта. Позвала — в ответ тишина. Нервно оглянулась в сторону лестницы, ожидая, что сейчас за мной примчится та спятившая от ужаса горничная и примется упрашивать меня дождаться милиции и дать показания. И что я им скажу? Что сначала Девяткина сбила машина, потом его кто-то пытался задушить, а теперь он в петле болтается. И что весь вчерашний день я натыкалась на него в самых разнообразных местах? Ну и какая мне в том будет польза? Только окажусь главной подозреваемой — у нас страсть как любят подводить людей под монастырь только за то, что они обнаружили труп и честно сообщили об этом в милицию. Нет уж, ребята, спасибо, не горю желанием сидеть в обезьяннике и участвовать во всех этих разбирательствах. Номер я оплатила еще вчера, междугородним телефоном не пользовалась, за ужин расплатилась, и теперь могла покинуть гостиницу с чистой совестью. Что и сделала, положив на стойку ключ и на цыпочках выскочив через боковую дверь. Моя машинка, вся в каплях после ночного дождя, послушно стояла на парковке, и при виде ее у меня потеплело на душе. Красавица моя! Трясясь от страха и каждую секунду ожидая, что меня окликнут и попросят вернуться, я мелкой рысью преодолела стоянку, плюхнулась в салон и дрожащими руками вставила ключ в замок зажигания. Сейчас я отсюда уеду и забуду все происходящее как страшный сон.