Харрис. Вид у него был почти расслабленный, он жевал соломинку. В груди у меня потеплело, но он приложил палец к губам, требуя молчания. Посасывая соломинку, он короткими, бесшумными шажками приблизился к головорезу, стоявшему перед ним. Ни тот, ни три ведьмы, стоявшие перед нами, не оглянулись. Верховная ведьма, встряхнув пузырьком, сделала еще один шажок вперед. – Видела, что это может сделать с твоей прелестной кожей, дорогуша? Ощущала ли ты подобное? Кэролайн все молчала. Мы оба думали о бедном санитаре с навсегда изувеченной шеей, а еще о деревянной шине на моей руке, которая истлела до черноты, словно сгоревшая в невидимом огне. Ведьма усмехнулась. – Избавь себя от этой муки. Тебе всего-то следует ответить на один вопрос. Кэролайн упорно хранила молчание. Мне захотелось взглянуть ей в лицо, но я не осмелился. Я не сводил глаз с Харриса, следя за его бесшумными движениями и готовясь нажать на спусковой крючок, как только начнется светопреставление. Однако я чуть не выронил револьвер, услышав то, что прозвучало дальше. – Что было в той немецкой книге? – повысила голос верховная ведьма. Я задохнулся, не веря своим ушам. – Немецкая книга! – не сдержавшись, пробурчал я. Стало быть, Маргаритки тоже о ней узнали! Но как? Зачем? Кэролайн не нашла в ней ничего существенного – она сама мне об этом сказала. Я живо вспомнил тот момент: пароход нес нас по ледяным шотландским водам, глаза ее были искренними. Разве что… Я заметил, что она оцепенела, даже затаила дыхание. Я все еще чувствовал ее руку на своем плече и, более того, ее сердцебиение, отдававшееся в кончиках пальцев. Увидев эту реакцию, верховная ведьма издала торжествующий смешок. – Так ты и правда знаешь, что нам нужно, дорогуша! – И она снова причмокнула, словно предвкушая сытную трапезу. Кэролайн расхохоталась – да так жутко, что я вздрогнул. Ее голос был похож на хриплый, исполненный ненависти рык, который становился громче с каждым словом: – Ваше племя свело моего отца с ума и годами поддерживало в нем это помешательство. Вы вынудили меня скрываться. Моя бедная Берта, самое добросердечное создание из всех, кого я знала, истекла кровью у меня на руках из-за вас! А теперь вам нужна моя помощь? Да катитесь вы в ад, проклятые шавки! Раздалось мерзкое хихиканье, Кэролайн задыхалась от безудержной ярости. – Я лучше сгорю заживо, чем помогу вашей грязной своре, – прошипела она. – Но не думайте, что я умру, не попытавшись выцарапать ваши чертовы глаза. Харрис тоже усмехнулся, зажав соломинку в зубах и светясь задором. Слишком правдоподобным задором. Я перевел взгляд на его старые татуировки, и сердце мое ушло в пятки. Рисунок в точности повторял вышивку на капюшоне верховной ведьмы. Мог ли он… Словно прочитав мои мысли, Харрис, все еще посмеиваясь, посмотрел на меня в упор, а затем сплюнул в сторону. Соломинка описала в воздухе дугу и полетела к нефу. – Не хочешь говорить, – злобно процедила верховная ведьма, – тогда не будем терять время. У нас есть и другие способы узнать то, что нужно. И даже если ты разговоришься после того, как мы примемся за тебя, – мерзкая усмешка, – мы не остановимся. Она и окружавшие ее товарки вскинули руки со стеклянными сосудами. Одна, с бутылкой смолистой смеси, чиркнула спичкой, другая подняла очень тонкий и острый кинжал. Их воздетые руки вдруг стали похожи на когти хищной лапы, готовой разорвать нас на части. Я прицелился в предводительницу шайки – прямо ей в сердце, но тут, вероятно, в ту самую секунду, когда соломинка Харриса коснулась пола, весь собор сотрясся. Взрыв, первым делом подумал я, – грохот отдался в камне, плоти и костях. Все как один вздрогнули, и пара стеклянных пузырьков выпала у ведьм из рук, разлетелась на осколки, а содержимое их, испаряясь, противно зашипело. Словно рев чудовища, прозвучал раскатистый, оглушительный органный аккорд. Харрис, двигаясь с молниеносной быстротой, пнул первого громилу в почки, а затем пригвоздил его к балюстраде. Я отскочил – кислотные испарения обжигали мне ноздри – и краем глаза заметил, что троица ведьм недоуменно озирается по сторонам. Но то была лишь доля секунды. Кэролайн пришла в чувство первой и с бешеным воплем бросилась на ведьму слева, только что выронившую свой пузырек. Ведьма справа метнулась к Кэролайн, и я выстрелил в нее, не успев толком прицелиться. Та взвыла от боли, а ведьмы, стоявшие в дверях, рванулись вперед, и все они сцепились в одно большое месиво из плащей и капюшонов. Что происходило с ними дальше, я не увидел, ибо на меня, клокоча, словно хищная птица, накинулась верховная ведьма. Она швырнула в мою сторону пузырек с кислотой, от которого я едва уклонился, а затем бросилась на меня, растопырив руки, – одной она попыталась вырвать у меня револьвер, другой с дикой яростью полоснула мне по лицу. Пока мы боролись, до меня долетали крики и стоны других женщин, тяжелые тумаки, которыми обменивались Харрис и головорез, и нескончаемый аккорд, затопивший весь собор. Ведьма схватила меня за больное запястье. Я закричал и, обезумев от боли, пнул ее со всею возможной силой. Она отлетела прочь, как бесформенный черный куль, и вышитый капюшон сполз с ее головы, когда она покатилась по каменным плитам пола. Остановившись, она, все еще на четвереньках, взглянула на меня. Сердце мое зашлось, ибо я тотчас узнал ее. – Хильда! – не сдержавшись, выкрикнул я. На миг, забыв про ожесточенную схватку за нашими спинами, она окоченела и ошарашенно уставилась на меня. У меня была всего секунда, чтобы разглядеть ее, но сомнений не осталось – на меня смотрело лицо с той самой фотографии: светлые глаза и темные кудри, в которых теперь проглядывали серебристые пряди. Органные аккорды, казалось, становились все громче и пронзительнее, а она все сверлила меня взглядом. Я поднял револьвер, и в тот же момент она откуда-то достала кинжал, но никто из нас так и не бросился в атаку. Одна из женщин в плащах, появившихся позже, напала на Хильду сбоку, а я получил мощный удар в ребра. Я повалился на бок, глядя, как головорез-великан мчится ко мне – его мощная тень заполонила все пространство. Харрис перехватил его, и они снова сошлись в драке, каждый пытался оттащить другого поближе к краю балкона. – Вы целы? – спросила Кэролайн. Она опустилась на колени рядом со мной, мертвенно-бледная, но, похоже, невредимая. – Что стало с… Мой вопрос прервал тошнотворный мученический вой. Возле двери одна из женщин, схватившись за лицо, осела на пол, от капюшона ее поднимался дымок. Я уже не понимал, кто здесь кто. Когда две ведьмы присели возле нее, чтобы помочь, рядом с ними промелькнул расшитый золотом капюшон Хильды, выскользнувшей в тесный дверной проем. Кэролайн помогла мне подняться на ноги. Я сразу же наставил револьвер на сбившихся в кучку женщин, но Кэролайн опустила мою руку. – Они помогли мне! – сказала она. Я все никак не мог отдышаться. – Помогли? – удивился я и повернулся к ним. Отличить одни простые черные плащи от других было невозможно. – Это вы – Вестницы? – обратился я к ним. Раненая женщина, съежившись, стонала и прижимала руки к лицу. Две другие осторожно погладили ее по спине и встали. Я не видел их лиц, а они молчали. И молчание это мне совсем не понравилось. Я повернулся к Харрису – увы, в тот самый момент, когда он спихнул головореза с балкона, и необъятное тулово того полетело вниз. Громила шлепнулся о каменный пол со звуком, от которого меня чуть не стошнило. Со стороны нефа раздались женские визги и лихорадочный топот – то явно были Хильда и ее ведьмы, улепетывавшие со всех ног. Лишь тогда органный вой наконец затих. Однако мрачное эхо его все еще висело в воздухе, будто застоявшийся туман. Харрис потер руками и как ни в чем не бывало перевел дух, будто всего лишь сменил колеса на карете. Я же, отнюдь не расслабившись, повернулся к двум безмолвным ведьмам и наставил на них револьвер. Были ли в нем еще пули, я не знал. Даже если и были, то вряд ли больше одной. – Это вы – Вестницы? – повторил я, на сей раз громче. Ответа так и не последовало. Я посмотрел на Харриса, продолжая целиться в ведьм. – Кто они? Это йоркская шайка? Он заворчал, знаком велев мне опустить револьвер. Я не послушался. И перевел взгляд на Кэролайн. С растущим недоверием в лице она тоже смотрела на ведьм, так и не снявших капюшоны. Секунды, на которую я отвлекся, хватило Харрису для того, чтобы подшагнуть ко мне и вывернуть мою левую руку. – Да что же ты тво… Я попытался высвободиться, но хватка у него была железная. Кэролайн пришла мне на помощь – она принялась колотить Харриса из всех своих сил, ее кулачки казались смехотворно маленькими на фоне его могучего тела. Пока мы боролись, я то и дело поглядывал на двух ведьм, которые вроде и не двигались, но всякий раз, когда я видел их, оказывались все ближе. Харрис, которому это было уже не впервой, выкручивал мою руку до тех пор, пока я не почувствовал, что кости мои вот-вот хрустнут. Мыча от боли, я все равно отказывался выпустить револьвер, но хватка моя ослабла, и великан без особых усилий забрал у меня оружие. Он перекинул его через балюстраду и крепко перехватил меня так, чтобы я развернулся лицом к ведьмам. У обеих в руках были маленькие кинжалы – их тонкие лезвия сверкнули в сиянии свечей. – Бегите! – крикнул я Кэролайн. Она метнулась к противоположному концу балкона и лихорадочно заозиралась в поисках выхода. Харрис, все еще крепко державший меня, стоял к ней спиной, и больше я Кэролайн не видел. Только услышал ее крик – долгий пронзительный вопль, от которого кровь застыла у меня в жилах. Потом он стал глуше, словно ей в рот засунули кляп, и спустя секунду внезапно прервался. Все это время я рычал, дергался и бился в руках у Харриса – пока рядом вновь не возникли ведьмы. С лестницы донеслись торопливые шаги, и в дверном проеме мелькнула чья-то тень. Причетник. – Простите, сэр. Они пришли сюда первыми. – Но в чертовом лице его не было и капли раскаяния. – И ведьмы всегда хорошо платят. В голове роились проклятия, но прокричать их мне не удалось, ибо одна из ведьм крепко стиснула мою голову. Я сопротивлялся, но вырваться из твердой хватки Харриса так и не смог. Я почувствовал на лице чужие костлявые руки в холодных кожаных перчатках. От них несло какими-то химикалиями.